Практикант на 20 дней, или разоблачи гея за полмесяца.

Простите меня за долгое ожидание.^^ У нас было цунами, потом землетрясение, потом инопланетяни напали на нас. А если честно, то я долго лежала в больнице и наседала на учебу. Так что, извините.^^ - М-м-м… Матвей… - Да… - Я хочу ещё-о… пожалуйста… - Еще? - Ммм… да… прошу… - Давай тарелку, - да, да. Мы сидели на кухне, а точнее, Мецкер сидел, а я готовил блины, которые мой горе-практикант уплетал за обе щеки. А Вы о чем подумали, м? На удивление утро выдалось у нас спокойным. Никаких истерик, стонов, жалоб и даже никакого секса. О да, дядя Матвей сдает позиции. Веду себя последнее время как баба при ПМС, ей богу. Ну, да ладно. Проснулись, умылись, сели кушать и даже никакого напоминания о вчерашнем. Никаких вопросов об отношениях и “НАС” больше не было. И черт, это мне не нравилось! Да ладно, кому я вру… мне это жутко не нравилось! Ведь еще два дня, и никаких НАС больше не будет. А так же подколы, унизительные ситуации, халявные обеды – все пропадет. Но мы же не будем ныть, правда? Мы хирурги, а это значит кровь, кишки, хардкор! Так, понесло ондатру в дебри… - Матвей, а, Матвей, - Мецкер подпер подбородок рукой и, размахивая ложкой, произнёс, - ты ревнивый человек? Я выронил лопатку, которой переворачивал блины. Медленно развернувшись, с охреневшим лицом я вскинул бровь и через пару секунд молчания ответил: - Что, прости? - Сильно ревнивый, спрашиваю? – на его губах скользнула наглая ухмылка, и его коронный прищур глаз так и нарывался на пендель. - С какой целью интересуешься? – подняв лопатку и положив её в мойку, спросил я. - Да так. Обычный интерес, - все с той же ухмылкой ответил Артём и отправил кусок блина в рот. Не нравится мне этот его интерес. Ох, как не нравится. Темнит эта мелочь со вчерашнего дня и не собирается даже останавливаться. Но ничего, мы это быстро пресечём. - Ариш, ты моешь посуду, а я пошёл одеваться, - мило улыбнувшись, я похлопал Мецкера по плечу и, удовлетворившись зрелищем подавившегося Артёма, направился в спальню. Да, так его Матвей. А то что, он у меня и жрет, и похотливые желания удовлетворяет, а посуду помыть не может? Кстати о посуде. Только я застегнул ширинку на джинсах, как услышал звук бьющегося столового прибора. О, да. Как же иначе. - Мецкер, ну за что? – зайдя на кухню, спросил я. Этот идиот сидел на корточках и собирал мою любимую кружку. Конечно, как же иначе… - Сгинь, нечистая сила, - я сел на корточки и стал собирать осколки ЛЮБИМОЙ кружки. Её мне подарил Антон кстати. На прошлый день рождения. Что я теперь ему скажу… - Черт! Я из-за тебя еще и порезался! О боже, - я закрыл лицо рукой и вздохнул. Артём же взял мою руку и, посмотрев на рану, с подлой ухмылкой, посмотрел прямо мне в глаза. Вы, наверно, сейчас подумали, что он облизнёт мою рану, игриво водя языком. Мы возбудимся, и пошло поехало по порно сценарию. Признаться честно, я тоже так сначала подумал. Но како-ой там. Этот придурок взял осколок и, порезав себе палец, радостно произнёс: - Теперь можно подписывать договор на кровной клятве! Это же круто! – я вскинул бровь и с офигевшим лицом смотрел на это отребье даунов, не отрывая глаз. - Ничего гениальнее придумать не мог? Может, еще души умерших вызывать начнем, нет? – но как оказалось, он все же встал и побежал в зал за бумагой. Мой мозг отказывался принимать и переваривать эту информацию. Порой я сильно сомневаюсь, что этому парню действительно восемнадцать. Но пока я разглагольствовал сам с собой по этому поводу, Мецкер уже прибежал с ручкой и бумагой. - Боже, Артем, ты походу вчера все оставшиеся клетки здравого мозга коньяком убил. - Да нет же. Ну, это же прикольно! Давайте договор напишем и кровью подпишемся! – его улыбка в двадцать восемь зубов стала пугать меня все сильнее. - И какой же договор ты собираешься со мной подписать? - Ну-у, не знаю. Идеи есть? – тут я щёлкнул пальцами и ухмыльнулся в стиле а-ля подлянка. - Спорим, что ты не сможешь подписать договор на рабство сроком в один день? – растягивая губы в зловещем оскале, произнёс я. Зная Мецкера, я мог спокойно сказать, что он кроме слова "спорим" дальше уже ничего и не услышал. - Спорим! На что? – Матвей, да ты просто гений. - На желание, - я слегка приподнял бровь, уже потянувшись за ручкой, дабы написать договор. Как только он был завершён, я и Мецкер оставили свои кровавые отпечатки и моей радости не было придела. Готовься, Мецкер, тебя ждет многообещающий день. - Но-о, лошадка. Быстрее, - всю жизнь мечтал запрыгнуть кому-нибудь на спину и совершить прогулку по больнице. Согласен, странная мечта, но грех ей не воспользоваться, когда у тебя есть слуга на день. - Ещё два этажа. Шевелись, кляча. Или кляч. Не суть. Все этажи, что Мецкер нёс меня на себе, на нас оборачивалась вся больница. Кто с усмешками, кто с шутками, а кто с полным непониманием случившегося. Но что больше всего меня порадовало, так это состояние пыхтящего, злого Мецкера подо мной. Да еще, как на радость, мы наткнулись на Максима. Увидев его, мой «раб» сразу занервничал. Это было понятно по тому, как Мецкер вздрогнул и чуть не скинул меня на лестничный проем. - Что это за цирк? – наш главзав скрестил руки на груди и угрожающе сощурил глаза, что не предвещало ничего хорошего. - Возвращаю рабовладельческое право в историю, - сложив руки на спине Артёма и положив на них голову, с милой ухмылкой произнёс я. - Матвей Игоревич, я смотрю, Вы вообще страх потеряли. Это больница. Психиатрическое отделение тут неподалеку. - Точно! Спасибо вам огромное, Максим Антонович. Ещё туда надо будет сходить. Поехали, Мецкер, нам еще работать. - О-о-о, боже… - с этим стоном он лишь чуть подкинул меня и понёс дальше, а я отдал Максу честь и с еще более довольным лицом склонился перед Мецкером и прошептал: - А это ещё только начало. Представь, что тебя будет ждать впереди, - я злобно ухмыльнулся. О да, мстя будет сладка. - Матве-е…й Игоревич… - представьте такую картину: Даша вбегает в кабинет, чтобы отдать отчеты и разнарядки на сегодняшний день, а видит сидящего врача и голову Мецкера, вылезающего из под стола. - Я, наверно, не вовремя… - Даша уже собиралась уходить, но как я мог отпустить её в такой интригующий момент. - Нет, нет. Проходи. Ты не помешаешь, - моя наглая ухмылка и легкий прищур глаз дали понять Мецкеру, что именно я затеваю. Поэтому он сделал мне очень неприятную вещь, которая пошла мне на руку. - О-оу, Артём, нежнее, - надо было видеть лицо Дарьи после моих слов. - Я позже зайду! – девушка выбежала из кабинета, а я разразился смехом на весь кабинет. Если объяснять всю ситуацию, в общем, то я просто заставил Аришу делать мне массаж стопы. Поэтому не сложно догадаться, как это смотрелось со стороны. Как говорится, человек видит то, что хочет видеть. Поэтому сегодня отыгрываться на Артёме было целью моего дня. - Матвей Игоревич, а ты не считаешь, что это подло с твоей стороны так подставлять меня на всю больницу? – Мецкер слегка склонил голову на бок и чуть сощурил глаза. Меня эта ситуация улыбнула. - Ты всё равно сегодня последний день. Дай отыграться напоследок, - в этот момент в глазах Артёма что-то блеснуло. И как оказалось, это была тень обиды. - Я не игрушка, чтобы эксплуатировать меня в своих же целях, - после этих слов он просто встал и ушёл. - Мецкер, стоять! Ты сам подписался на это! – но мои крики уже были проигнорированы… POV Артёма Выйдя из больницы, я сразу направился к машине. Я согласен, я сам подписался на это, но это же не значит, что я бездушная игрушка. И потом, все равно последний день… значит, все эти 20 дней я был лишь приложением для издевок и удовлетворения животного инстинкта? Я, конечно, согласен, что сам его провоцировал, но все-таки. Это нечестно. Я сел в машину и решил просто покататься по городу. Просто разобраться в своих же мыслях. Может, я и легкомысленный, избалованный, даже немного заносчив и злоупотребляю своими полномочиями, но я тоже человек и тоже имею чувства. Это неправильно, неправильно играть человеком, зная, что он всего лишь на 20 дней пребывает в твоем распоряжении. Такое чувство, что меня морально поимели. Я человек, а не игрушка, но я сам на это подписался, ещё с самого начала зная, что я просто пешка в споре между двумя взрослыми людьми. - Ты ничтожен, - все, что я мог сказать в свой адрес.