Зверь

Густая зеленая темнота нахлынула и окутала худое мальчишеское тело. Что-то черное, с монотонным и тихим, отвратительным жужжанием заползло в его сон, тьма прибывала, и Ральф почувствовал, что тонет. Когда он уже не мог вздохнуть, цепкая, сильная рука ухватила его за плечо и потащила вверх, прочь из темноты. В отчаяньи Ральф понял, что наступило утро. Его нашли раньше, чем он проснулся, и теперь поволокут к ритуальному костру. Теперь вокруг него спляшут дикий танец и... и... Он едва не закричал, когда распахнул глаза и увидел Джека. Их обступала ночь, и только глаза Меридью сверкали близко-близко. - Джек... - Какой же ты придурок! Вождь дышал тяжело, словно оббегал весь остров, прежде чем нашел Ральфа. Пальцы продолжали больно впиваться в плечо, но у Ральфа голова закружилась от облегчения. Джек был здесь, один, даже без палки и своей устрашающей раскраски, только по две темные полоски красовались у него на щеках. Ральф отогнал мысль о том, чем они были сделаны. - Ты чего здесь разлегся? Тебя же предупредили! Ты всю ночь должен был искать укрытие, а не спать тут, как будто ничего не происходит! Джек умудрялся оглушать своей яростью, даже шепотом. В его присутствии всегда было жарко, как будто вблизи большого костра, а теперь от него и вовсе исходили раскаленные волны. Ральф прикрыл глаза, соображая и согреваясь; во сне было смертельно холодно. - Эрикисэм тебе рассказали? Почему ты меня не свяжешь и не отведешь в лагерь? Ты не убьешь меня? - вопросы выплескивались, не требуя ответа, и это приносило облегчение. - Не только мне рассказали, - Джек отвернулся, и лунные блики упали на его заострившееся лицо. Венка на виске пульсировала, желваки дергались. У Ральфа больно кольнуло в сердце, и он сам схватил Джека за плечо: - За что вы так с нами?! За что со мной так? Я ведь... ты мне так нравился, я бы сам тебе отдал раковину и отказался Лидером быть... я бы все тебе отдал, если бы мы остались друзьями! Джек снова взглянул на него, с лихорадочным блеском в глазах. - Теперь уже поздно. Мы должны будем сделать это завтра. Я не хотел, чтобы все так обернулось, но Роджер... и другие... они знают, что ты рядом! Если я вступлюсь за тебя, они не мне этого не простят. Ральф крепко зажмурился и прикусил губу, чтобы не издать отчаянного стона. Что-то невообразимое происходило кругом, жертва искала помощи у охотника, холодная и вязкая темнота отступала перед теплом Джека, и его рука больше не причиняла боли, а будто бы даже поддерживала Ральфа. - Что вы сделаете, когда схватите меня? - Катись отсюда подальше, пока еще не рассвело. - Что вы сделаете, когда схватите меня, Джек? - Роджер заточил палку с обоих концов. - Что вы сделаете.?! Вопрос вырвался тихим жалобным вскриком, но Меридью успел поймать его, прежде, чем звук взметнулся вверх. Успел поймать поцелуем. На губах у Джека была сладость, и от него одуряюще пахло - не кровью и грязью, не жареным мясом, а фруктами. Ральф даже не отшатнулся, а в голове его промелькнула единственная мысль: не кровью! Не кровью были нарисованы полоски на лице Джека, а сладким соком. Маридью проглотил все его вскрики, вопросы и стоны, прежде, чем отстранился. С минуту оба молчали, разглядывая друг друга. - Что же мне теперь делать? Джек, сам того не заметив, покачал головой. Исхудавшего мальчишку легко было удержать одной рукой, его ждала почти верная гибель, но он вдруг сделался решительным. Что за лидер такой, как его вообще можно было выбрать! - Откуда ты взялся на мою голову? Не будь тебя, все сложилось бы иначе, - Ральф разглядел то, что сверкало и плескалось во взгляде Джека, он разглядел тревогу и страх. - Скажи, что мне делать? Что будет, когда меня поймают? - Если я найду тебя, то не замечу. Эрикисэм сделают точно так же. Ты понял? Не ходи под скалами и обрывами. Палку не смей терять и пускай ее в ход, когда понадобится... они тебя не пощадят. Надеюсь, они не подожгут лес, как предложил Роджер... - Если вы подожжете лес, то у вас, по крайней мере, будет костер. Джек отпустил Ральфа и испытующе поглядел ему в глаза. Отросшие спутанные волосы, первобытная раскраска и нагота, серебристая в свете луны - то был настоящий Вождь дикого племени. Ральф мысленно сравнил его со зверем, сильным, но опасливым, впервые увидавшим человека. - Ты улыбаешься, как идиот, - заметил Джек, продолжая изучать его. - А завтра тебя могут убить. Ну ты и ненормальный, Ральф. Ральф тихо рассмеялся - от страха и абсурдности происходящего, и от того, как приятно прозвучало его имя, произнесенное Джеком. А в следующую секунду Меридью склонился над ним и стал целовать. В губы, в шею, в плечо, ключицу, сосок, живот, бедро, перемежая неловкие поцелуи со звериными укусами. Ральф заметался по влажной черной траве и, когда Джек добрался до пальцев ног, понял, что обязан выжить. - Я выживу, - пробормотал он, когда Джек отстранился, и между ними хлынула ночная прохлада, - теперь я все сделаю, как нужно. - Теперь можешь и умереть. Я сквозь землю провалюсь, если мы еще раз встретимся, - серьезно отозвался Вождь. И тут в сыром воздухе раздался стук. Троекратный, торопливый, вроде как палкой о камни, мимолетный для сигнала. Но Меридью дернулся, и его серебристо-медное тело напряглось. - Мне пора. Роджер просыпается рано, особенно, когда предстоит славная охота. Одним прыжком Джек почти выбрался из зарослей, когда Ральф окликнул его: - Джек! - Ну что, сумасшедший? - он оглянулся с отчаянной решительностью, и у Ральфа перехватило дыхание, но он понимал, что нужно говорить скорее. Хоть что-то! - Я надеюсь, кто-нибудь из нас спасется. - Кто-нибудь из всех нас, - кивнул Джек, ожег на прощание взглядом и исчез. Спустя несколько томительных минут на сторожевом уступе зазвучали голоса. Джек был среди них. Ральф ясно представил, как блестящим заговорщическим взглядом он отвечает близнецам. А потом Ральф заметил, что наступили серые утренние сумерки. Меридью больше не согревал его, но и черные щупальца ночи растаяли, и Зверь, о котором он слышал, перестал существовать. Единственный настоящий зверь обитал на этом острове, все остальные были чудовищами человеческих душ. Но ради зверя Ральф был готов на многое: на большее, чем удачная охота или танец, на жертву серьезнее, чем место во главе собрания и даже костер. Этим утром Ральф был готов бежать, что есть силы, бороться и, хотя смысла в этом почти не оставалось, - жить.