Непристойные истории, которые могли бы поведать стены

Мэрилин Монро (КайЛу) Пятница (Чонин)

Чонин лениво прихватил с пола свою одежду и оглянулся на сладко сопящего в постели Чанёля. Тот сжимал губами большой палец и плотнее кутался в одеяло, нагретое двумя телами. Похоже, без Чонина под одеялом Чанёль начал мёрзнуть. Можно было бы остаться, но Чонин сомневался, что это удачная идея. Точно не сейчас. Не после выходки Криса и Ханя и внезапного решения пожить всем вместе под одной крышей. Несомненно, Чанёля стоило разбудить, чтобы он собирался в редакцию, но Чонин не хотел маячить у него перед глазами с утра. Чонин бесшумно выскользнул из комнаты Чанёля, прошмыгнул по коридору к душевой и рассеянно бросил смятую одежду у входа. Пустив воду, задвинул тонкую перегородку и замер под тёплыми струями. Шевелиться не хотелось точно так же, как не хотелось думать и выбирать. Чонин всегда искренне полагал, что уж с его-то натурой и сильными взрывными эмоциями он никогда не окажется в подобной ситуации. Он всегда позволял себе посмеиваться над историями о любовных треугольниках, потому что делать выбор между двумя разными людьми так нелепо. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, да? Если у нормальных людей треугольники были, то у Чонина - целый квадрат. Выбирай сколько влезет. Хань, Крис, Чанёль... И между ними нихрена общего, не считая Чонина. Ну и хронология, конечно... Сначала был Крис, и Чонин сам стремился его заполучить всеми правдами и неправдами. Потому что чуял в нём смелость и тягу к экспериментам. Крису нравился секс почти так же, как самому Чонину. Их привлекали разные грани и вещи в сексе, но одинаково сильно. Завоевать доверие Криса оказалось делом непростым, но Чонин справился. Крис верил ему и испытывал уверенность, что Чонин не предаст. Только Чонин оказался не готов к силе его любви. Слишком поглощающе. Оглушающая страсть - на это походила любовь Криса. Будь Чонин хоть немного слабее, и это он оказался бы под Крисом, а не наоборот. Потому что Крис умел пользоваться чужими слабостями как никто. Он чуял слабости людей как опытная ищейка. Шестое чувство - то, чем Крис владел в совершенстве. А вот Чонин в этом был полным профаном. Ему становилось не по себе при мысли, что Крис в силах манипулировать им так же мастерски, как обычно сам Чонин делал это с другими. Потом был Хань. У них с Ханем интерес друг к другу получился обоюдным, хотя отношение к сексу отличалось. Секс у них походил на затяжную войну, когда Чонину приходилось отвоёвывать каждую позицию. Как с теми же игрушками, которые поначалу воспринимались Ханем в штыки. Чонин не мог обвинить Ханя в консервативности, но тот всегда неохотно соглашался на эксперименты и далеко не сразу признавался, что именно ему понравилось. А ещё Хань никогда не говорил о том, чего бы ему хотелось. Чонину приходилось гадать в одиночку и двигаться вперёд буквально с завязанными глазами. Для того, кто лишён шестого чувства - или пресловутой интуиции - это сложно. Очень сложно. Потому что один неверный шаг мог возыметь такие последствия, что... Чонина выручала только склонность Ханя к нарциссизму. Ханю требовалось, чтобы его любили безоговорочно, восхищались им и доставляли ему удовольствие. Чонин всегда мог дать ему это. Легко и без усилий. Ему это даже нравилось. С Чанёлем всё закрутилось позднее. Чонин даже не думал об этом, и Чанёль его изрядно озадачил проявлением инициативы. Наверное, это начиналось с любопытства. Чанёлю было интересно оценить бывшего парня Криса и нынешнего парня Ханя. Его любопытство пробудило такое же любопытство со стороны Чонина. Скорее всего, оба испытали шок в первый раз. Чанёль совершенно не рассчитывал нарваться на бурный темперамент Чонина, а Чонин даже не подозревал, насколько тёплым и отзывчивым окажется Чанёль. Чанёль и сам не предполагал, что кто-то в силах раскрыть его чувственность настолько полно и идеально, в чём честно и признался, надолго выбив тем самым Чонина из колеи. После их первого секса они начали встречаться тайком и делали это до сих пор. Крис сводил Чонина с ума, Хань заставлял всё время испытывать желание, а Чанёль был морем искренности, в котором Чонин хотел тонуть без конца. Это уже нихрена не смешно. Нихрена не просто. А со временем выбирать становилось всё невыносимее. Прямо сейчас Чонин не хотел выбирать вообще. Не мог - и всё тут. Как будто угодил в ловушку, в которой любой выбор влёк за собой тысячу несчастий и мучений. Потому что с каждым из троицы у Чонина были связаны как хорошие воспоминания, так и плохие. Радость и боль пополам в каждом случае. Всё только усложнялось тем, что они ещё и между собой связаны чувствами не менее крепко, чем с Чонином. Поздно теперь разбираться, кто же виноват. Да и какой в этом смысл? Найди они виновного в этой кутерьме - это ничем не поможет кутерьму разрешить. Чонин мог бы взять вину на себя, если бы это помогло им. Но ведь не поможет. Он слегка вздрогнул, когда к боку прижалось тёплое и сухое, тут же становясь мокрым. Слабо улыбнулся и чуть повёл плечом, к которому прикоснулись губами. Даже с закрытыми глазами он узнал Ханя. По поцелуям. Ханю нравилось начинать именно с этого - с поцелуев по плечам. - Злишься? - Шёпот звучал робко и взволнованно. - Из-за чего? - Из-за... вчерашнего. Я и Крис. Ты ведь видел. - Мы все виноваты. Глупо злиться в такой ситуации. После всего, что мы делали вчетвером - особенно. - Но... - Хань предсказуемо умолк. Вот оно. Он никогда не говорил о своих желаниях открыто. Не Чонину. Крису вот сказал, чего он хочет. Но сказать так же прямо и открыто о своих желаниях Чонину... Почему? Чонин до боли закусил губу, подставив лицо под тёплые струи. Он не понимал и злился. Вот из-за этого. Из-за того, что Хань никогда не пытался помочь ему. Хань как будто не доверял или боялся. Всегда пускал в свою постель, отдавался, но всё равно не доверял или боялся. Это противоречие выводило Чонина из себя и заставляло его остро ощущать собственную беспомощность. Он, к хренам, не Крис с мега-интуицией и не Чанёль с невероятной чуткостью! Он нихрена не умел читать между строк и додумывать то, что осталось недосказанным. И хотя бы поэтому он понимал, почему Ханя бросало то к Чанёлю, то к Крису. Потому что в их случае Ханю договаривать не требовалось - его бы всё равно поняли в то время, как Чонин нихрена не понимал и блуждал в потёмках наугад, пытаясь сообразить, чего от него хочет Хань и хочет ли вообще. Чего-то Хань хотел точно - ухватился пальцами за мокрые волосы, заставил наклонить голову и впился в губы поцелуем. Глухо застонал - Чонин смял ладонями его ягодицы, притягивая к себе. Провёл по расщелине ребром правой ладони, чётко ощущая всё ещё вспухшие края - после вчерашнего. Под его пальцами мышцы ануса покорно расступались, позволяя проскальзывать внутрь. Смазка? - С Крисом? - тихо спросил Чонин и слегка куснул Ханя за ухо. - Просто утреннее баловство, - севшим голосом отозвался Хань, обхватил его руками за шею и прижался всем телом. А потом внезапно отпрянул к стене, выскочив из-под воды и прижавшись грудью к гладким белым плиткам. Чонин видел его тонкий профиль, прилипшие к вискам мокрые прядки, блестящие капли на щеке, шее и спине. Под матовой кожей отчётливо проступала дорожка позвонков. И острые лопатки. Немыслимо изящно Хань повёл бёдрами и с завораживающей плавностью прогнулся. Отлепил левую ладонь от стены и мазнул ею по ягодице, позволив на миг увидеть ложбинку и покрасневшие растянутые мышцы, готовые впустить в тёплую глубину член Чонина - весь и сразу. Чонин говорил Ханю, что всегда хочет его. Не лгал, пусть и не мог даже себе объяснить, почему теряет контроль. Стоило Ханю просто намекнуть, что он готов почувствовать в себе Чонина - и всё. Абсолютно всё летело ко всем чертям. Сопротивляться этому не получалось. Хань рассказывал, что в студенческие времена его называли "Мэрилин Монро". Видимо, была причина для такого прозвища. Секс-символ целой эпохи. Символ соблазна. Ну а Хань... Хань был персональным соблазном Чонина. При виде готового к сексу Ханя у Чонина встало тут же. Он непроизвольно шагнул вслед за Ханем. За спиной с силой зашумела вода, бьющая уже не по Чонину, а по жёсткому поддону. Звук дыхания терялся в этом шуме точно так же, как потерялся шлепок, когда Чонин жадно бросил ладони на округлые ягодицы, чтобы мягко раздвинуть их и коснуться растраханного накануне ануса влажной головкой. Хань громко всхлипнул от легкого касания и качнул бёдрами, немо поторапливая. Чонин подался ещё чуть вперёд, задерживая дыхание и глядя, как головка без труда проскальзывает в разгорячённое податливое тело. Мышцы плотно натянулись только тогда, когда Чонин вставил член полностью. Хань хрипло выдохнул и качнулся, насаживаясь на член до предела. Пальцы, прижатые к плиткам, побелели. Чонин стиснул бёдра Ханя, резко вышел, потёрся головкой и толкнулся обратно с силой - до звучного шлепка. Хань томно закусил губу и откинул голову, позволив увидеть, как дрожат опущенные ресницы. Облизнул нижнюю губу и прерывисто выдохнул. Чонин снова вышел, медленно обвёл пальцем припухшие и покрасневшие края и опять вставил член с резкостью. Слабый хлюпающий звук снёс оставшиеся в разуме барьеры - Чонин почти бросал каждым толчком Ханя к стенке. Трахал быстро и жёстко, придерживая одной рукой за бедро, а другой - за плечо. Стоны Ханя обрывались всякий раз, когда Чонин прижимал его грудью к стене, засаживая на всю длину. Это совершенно не мешало Ханю самому тут же подаваться бёдрами назад - он будто не хотел, чтобы Чонин покидал его хоть на секунду. Сам стремился остаться на члене как можно дольше и впустить как можно глубже. Чонин тонул в алом мареве сумасшедшего удовольствия, которое становилось всё горячее и мощнее из-за такой податливости Ханя, из-за желания Ханя принимать его. Хань не скрывал, как сильно хочет его, не пытался глушить откровенные стоны, переполненные блаженством, всхлипывал и поскуливал, почти что растекаясь телом по стене и подставляясь под новые толчки, неприкрыто насаживаясь и сладко сжимая в себе член Чонина. Хань продолжал стонать даже тогда, когда Чонин с глухим рычанием покусывал его шею и плечи и вколачивался всё быстрее и быстрее, сжимая бёдра уже обеими руками, впиваясь пальцами до боли. Хань выстанывал его имя, бессильно царапая гладкие плитки и запрокидывая голову. Хрипел и пытался улыбаться, хотя его рот непроизвольно широко раскрывался, чтобы схватить пусть крошечную, но порцию воздуха. Чонин сходил с ума, потому что внутри Ханя наливающийся обострённой чувствительностью член тёрся о гладкие стенки. Каждое подрагивание мышц внутри прошивало тело как разрядом тока. Мутная пелена сменялась нереальной ясностью, чтобы снова тут же вернуться. До тех самых пор, пока шум воды за спиной и громкие прерывистые стоны окончательно не растаяли за границей сознания, потерялись безвозвратно в обезумевшем пульсе, что отдавался в ушах и висках. Зашкалившее возбуждение выстрелило и схлынуло, оставив после себя истому, которую и осознать не сразу получилось, как и вернувшиеся звуки. Прижатый к стене его телом Хань дрожал и едва слышно всхлипывал, а он пытался сделать вдох, остро ощущая мягкость ягодиц собственными напряжёнными бёдрами и едва не кончая второй раз при мысли, что залил Ханя внутри спермой. Немного отдышавшись, они лениво обнимались уже под тёплыми струями. Хань наверняка опаздывал на работу, но Чонину не хотелось напоминать об этом. Как и о том, что Чанёль тоже проспал, а Крис, скорее всего, четверть часа назад уехал на джипе. Чонин мягко прижимал к себе разнежившегося Ханя и не собирался угадывать, чем закончится этот день. Или с кем. Потому что угадать теперь было невозможно. Сами виноваты. Все четверо.