Наше общее безумие

Все эти постоянные переезды с одного города в другой приносили мне одни проблемы. И дело вовсе не в том, что приходилось постоянно собирать свои вещи, переходить в другую школу, прощаться со старыми друзьями, привыкать к новой обстановке, нет – всё это было лишь вершиной айсберга, которая нежилась в негреющих лучах солнца, мирно качаясь на воде. Главная причина скрывалась гораздо глубже. Там, где вечная темнота и ни единого живого организма. Там, где мы надёжно прячем свои самые большие секреты, желая, чтобы до конца дней они были известны только тебе одному. Стоит мне только переступить порог дома, как меня тут же, ухватив за плечи, грубо впечатывают в стену, не давая даже снять обувь или сумку с тетрадями, которая свисала наперевес. – Кто это был? – зло шипит парень с безумной ревностью в глазах, сжимая свои пальцы на моих плечах, делая больно. Снова будут синяки. Уже не помню, сколько раз просил его так не делать, но эта ревность вперемешку с безумием напрочь стирала у него с памяти любые мои просьбы. Глупый Оррин, каждый раз, когда мы переезжаем, он устраивает подобные сцены, словно заевшая пластинка. Каждый раз приходится доказывать ему… – Всего лишь однокурсник, не волнуйся, пожалуйста, – успокаивающе улыбаюсь парню, однако ревностная злость тут же обострила все черты его красивого лица. Я хотел было договорить, сказать ему те самые слова, но не успел – Оррин поспешно снял с меня сумку, бросая её на пол, а затем, ухватившись за края воротника, резко дёрнул их в разные стороны, заставляя пуговицы с жалобным треском разлететься в разные стороны. Я тихонько выдохнул, когда темноволосый начал грубо покусывать мою шею. Он жадно водил ладонями по груди и животу, судорожно ища отличающиеся от его собственных отметки. – Всё хорошо, – ласково прошептал я и положил свою руку ему на макушку, нежно поглаживая по волосам. Оррин в свою очередь больно укусил меня за плечо, заставляя усмехнуться в ответ на такое поведение. Он ненавидел всех, кто со мной разговаривает, кто смотрит в мою сторону и это кажется забавным. Мой слишком ревнивый младший братик. Парень ловко расстегнул пояс на моих брюках, затем пуговицу с застёжкой-молнией и одним рывком стянул мешающую ткань вместе с нижним бельем до колен. Он принялся покрывать мой живот неожиданно ласковыми поцелуями, поднимаясь выше, к лицу. Властно, со страстью целует меня, покусывая нижнюю губу, проводя по ней языком, и я отвечаю ему с такой же пылкостью, зарываясь пальцами в мягкие волосы Оррина на макушке. – Ты только мой, – собственнически говорит он, как только отстранился. Его темно-зелёные глаза были наполнены злостью не только на всех людей, но и на меня за то, что я общался с тем парнем с университета. Именно он и был той самой причиной, тем большим секретом, который я прятал глубоко внутри. Мы оба прятали. Только мы оба знаем, что наши тела принадлежат друг другу и никому больше. Брат разворачивает меня спиной к себе, заставляя упереться руками о стену и чуть шире раздвинуть ноги, насколько это позволяли сделать приспущенные до колен брюки. Я слышал позади себя такое же сбивчивое дыхание, как и моё, чувствовал, как Оррин проводит ладонью по моей немного влажной спине, быстро пересчитывая кончиками пальцев позвонки. Затем, как обычно бывало в подобных ситуациях, он резко входит меня, награждая вспышкой неимоверной боли, от чего я вскрикиваю, выгибаясь и, закусив губу, подаюсь назад, расслабляясь, позволяя ему войти до конца. Я разрешаю Оррину выплеснуть всю свою злость на мне, каждый раз, снова и снова. Он хватает меня за волосы, вынуждая практически запрокинуть голову, и тут же начинает грубо двигаться внутри, доставляя двойную боль. Набирает быстрый темп, уже просто жёстко имея, но всё это через некоторое время так же приносило мне и удовольствие, он входил глубоко, задевая простату, вырывая из моего горла хриплые стоны, разлетающиеся по всему дому – Мой, – наклонившись, шипит на ухо парень, на что я лишь улыбаюсь, покорно отдаваясь своему брату каждой клеточкой своего тела. Это наше общее безумие, о котором никто не узнает. Наша особенная братская любовь и все те обычные люди не в силах осмыслить её.