Больница

Эта больница для обреченных людей, больных онкологией, проказой, и просто она кишит старыми больными пенсионерками, маразмом их речей и топорностью их доводов. Проезжая мимо, я на себя начал накручивать обстановку в этой больнице, так как все к этому располагало. Во первых фасад здания был серым, штукатурка осыпалась более полу века назад, рассыпавшиеся кирпичи двухэтажного сооружения говорили о том, что с 1952 года в этом заведении не было ни одного ремонта, даже косметического. Во вторых решетки на окнах и не мытые за ними стекла наводили на простого обывателя ужас и дичайший страх. В третьих это была больница для безнадежных, и от этого здания веяло смертью и горем оставленных без здоровья людей… И еще, в этом месте всегда конец ноября, над больницей висит свинцовая туча, вечно идет дождь со снегом, постоянный пронизывающий ветер, а по ночам гремит гром и освещает койки с окровавленным врачебными халатами молния Проснувшись в этой больнице ночью, не понимающий человек спросил себя - “Боже, ведь я же здоров, что я здесь делаю?” Ноги обули тапочки и взяв костыли, человек пошел в сторону коридора. В палате пахло сыростью и залежавшимися вещами с остатками фурацилина от загнивающий ноги Зой Кирилловны. Шаркая, он пошел дальше. Подойдя к коридору человек свернув на лево двинулся в сторону уборной. Коридор напоминал тропу ада, так как на стенах был белый, покрашенный такой же краской кафель, света не было, и в самом конце коридора горел красный фонарь, как спасительный луч в царстве мертвых. По левую сторону располагались палаты, и из них доносились стоны тех, кто там никогда не хотел лежать. Проходя мимо палаты номер 4, были слышны в пол голоса молитвы, еле доносящиеся звуки которых заставляли все тело трястись… В следующей палате лежал на вытяжке с ампутированными руками человек не понятного возраста и кричал что-то не внятное и грубое. Из следующей палаты разносились душераздирающие звуки женщины, у которой был рак мозга, и личинки мух пожирали его серое вещество. По коридору ехал на каталке безногий инвалид. Кромешную мглу разорвал вопрос этого человека: - “Что, сука, ты можешь носить тапочки? а у меня когда то был 44-й размер ноги!” Поскрипывая, инвалидное кресло проехало дальше, и снова тишина, с постанывающими позади людьми. Резко раздался истощающий визгливый смех инвалида-колясочника. Вздрогнув, он пошел на костылях дальше, с сотней поседевших на голове волос. За окнами ливень, гром, срывая ветки, шквальный ветер кидал их в окна, завывая в трубах дымохода проносился со страшной силой дальше. В конце коридора стояло узкое и вытянутое зеркало с рядом стоящим стульчиком, около зеркала были потертые игрушки с отсутствующими глазами и лапами, засаленные временем конечности этих зверей напоминали, что в них когда то играли дети. На маленьком стульчике сидела девочка лет 4-х и расчесывала свои рыжие волосы маленьким гребешком, в котором не было практически зубьев. Он проходил мимо и дите спросило:- “Дядь, а вы из какого отделения?” Не оборачиваясь, человек пошел дальше, а девочка принялась напевать свою песенку, радостную и напоминающую ей беззаботных клоунов, веселящих людей на манеже… Часть 2 Проходя дальше мимо этих холодных стен, человек почувствовал реальность того, что с ним происходит, нет иллюзий этих искалеченных людей, нет мыслей о том, что он здесь по ошибке, и вообще, скоро и его самого не станет. Над лампочкой висел алюминиевый абажур, который был больше похож на тарелку с множеством вмятин в ней, а провод от лампы страховался цепью, чтоб ни кто не смог оторвать единственную лампу на этаже, которая давала надежду дожить до утра. В туалете не было оконной рамы, а было отверстие квадратное и сквозное под него, и располагалось оно высоко, так, что нельзя было до него дотянуться и сигануть вниз навсегда, чего хотели все местные обыватели. Из торчащего в стене дюралевого крана шла ручейком ледяная вода, она падала в железную раковину, и создавалось ощущение, что вся жизнь проходит именно так, холодная, серая, а под ногами жесткое дно, и пучина, в которую проваливается человек, в виде сливного отверстия. Барашек на кране не могли закрыть руки, так как на них были кровавые струпья-мозоли, они вообще ничего не могли делать, кроме как упираться в ручку костыля, и от этого всего, что происходило там, мозг начинал сам себя убивать, автоматически атрофируя свои здоровые клетки. Сев от отчаяния на пол, около дверного косяка, почувствовался ветер, потоки которого трепали нашему бедолаге посеребренные волосы. Сердце билось как мотор, поджав под себя колени и разбросав костыли, он сидел, уткнувшись носом и что-то невнятно себе говорил. Кафель под ним был мокрый, скрипела дверь, которая колыхалась на ржавых петлях, лилась вода из крана, кто-то шел в коридоре, кашляя и проклиная эту жизнь. В таком положении он просидел около получаса, затем еле встав, он двинулся к недосягаемому отверстию вверху стены, ему захотелось другой жизни, иной жизни, в которой этого сущего кошмара не будет. В своих мечтах он видел голубое небо, свободу, детей и жену. Желание жить не покидало его ни на минуту, он хотел лежать под звездами и мечтать о светлом будущем, чувствовать вкус свободы и счастья, от того, что жив! Он хотел бежать без устали на встречу закату или наслаждаться пением птиц на заре, или просто любоваться природой и чудесами этого мира, голос внутри шептал, давай, еще один шаг, всего лишь шаг…. Человек поставил свои опоры друг рядом с другом стал подниматься по ним хватаясь за кафель на стене и оставляя там свои ногти. Он лез сквозь боль и стон, с дикой надеждой зацепиться за край “окна”. Преодолев эту преграду и ухватившись из последних сил, он поднялся и животом лег на парапет. Прокричав про себя:”- Вот она, свобода, беспечная свобода!” Оттолкнувшись руками от парапета тело полетело вниз… Проснувшись в больнице ночью, не понимающий человек спросил себя - “Боже, ведь я же здоров, что я здесь делаю?” Ноги обули тапочки и, взяв костыли, человек пошел в сторону коридора…