"Их было двое"

Она не испытывала страха, когда низкорослый, светловолосый вдруг схватил её посреди улицы и резко втолкнул в машину. Она даже не стала сопротивляться поначалу – до неё очень медленно дошло осознание того, что же с ней сейчас произошло. Затем, когда она поняла это, она уже не могла кричать – человек приставил ей пистолет к лицу. - Заткнись, - сказал он. – Заткнись, - повторил, непонятно для кого. Она затравленно молчала и, не мигая, смотрела на него. Сейчас он волен делать с ней всё что угодно, как удав, настолько она оцепенела. Даже не от страха, нет – от желания, чтобы всё это оказалось страшным, диким сном. - Послушай, - сказал он и повторил: - послушай. Мы сейчас едем ко мне, поняла? Я бандит. Я очень страшный бандит. Видишь эту пушку? Я выстрелю тебе прямо в лоб. Да-да, прямо лоб, чик и всё. Если не будешь слушаться. Будешь слушаться – не выстрелю. Поняла? Она сидела, не в силах пошевелиться. Он резко начал психовать. - Поняла?! – прокричал он. – Поняла?! Поняла?... - Да, - медленно сказала она. – Да, только, ради бога, не орите. - Прости, - так же неожиданно сменил он тон на более спокойный. – Прости, я… не важно. В общем, мы едем. Не вздумай убегать, машина закрыта. Попробуешь убежать – у тебя это не получится. Я пристрелю тебя. Пристрелю как грязную суку. Поняла? - Поняла, - ответила она. – Как грязную суку. - Да. Всё, мы едем. Не вздумай убегать! Он резко стартанул, а она продолжала сидеть и смотреть прямо перед собой. У неё в голове резко метались планы и идеи, то, как можно было бы выбраться. Что у неё есть в запасе? Мобильник?... Да, пожалуй, это самое оптимальное. Позвонить по нему она не может, смс сбросить – тоже, но у матери есть функция отслеживания – где её дочь в данный момент шляется. Впрочем, кажется, оно не работает в тех областях, где нет вай-фая… но в этом она не уверена. Что ещё? Просто убежать? Пожалуй. Зависит от того, где конкретно они спрячутся. Парень нервный, но не слишком внимательный и умный, даже руки ей не связал, хотя она вполне может отбиться. Нет, не может, руки слабые, он ей запястье просто так сломает… В общем, надо смотреть по ситуации, что делать. В любом случае из машины она не телепортируется… - Дай сюда свой телефон, - неожиданно потребовал он. Она помедлила. - Дай сюда свой сраный телефон! – заорал он. Она нерешительно достала телефон из карманов брюк и протянула его ему. На ходу он достал из него сим-карту, а корпус выкинул в урну, мимо которой они проехали. Да, подумала она. Никакого мобильника. - Теперь второй! - У меня нет. - Мне тебя всю облапать? - У меня нет! Он повернулся к ней, и она была в шоке от его глаз – бледные, почти прозрачные, их выражение было смесью растерянности и какой-то неконтролируемой силы. Сам он был альбинос – кожа тонкая-тонкая, волосы светлые, бровей почти нет. И веснушки, много, много веснушек. Почему-то. - Да? – спросил он. – У тебя правда нет второго мобильника? Ей захотелось прыснуть: даже если б он у неё был, она смогла бы обвести этого никудышного похитителя. Ну надо же так сказать!... - Нет, - сказала она. – Ни телефона, ни айфона, ничего. Ноутбук я оставила дома. - На что же ты тогда тратишь деньги? – вырвалось у него. Она немного скривилась: тот же самый вопрос ей задают её родители… - На книги. - На книиииги… - повторил он, вновь углубляясь в себя. Вообще ей было интересно наблюдать за этим типом: неконтролируемое бешенство сменялось растерянностью, растерянность – резкой задумчивостью и отрешенностью от всего мира. Вдруг он словно проснулся: - Ладно, мы едем! Машина тронулась, а она наконец позволила себе посмотреть в окно: кажется, он первый, кто не удивился её хобби. Даже как-то немного странно, что ли. Ехали они долго, практически молча. Иногда он включал музыку, затем, где-то через полчаса-минут пятнадцать с раздражением выключал её. Иногда он лез к ней с глупыми угрозами и неожиданными вопросами, например, что за книгу она купила последней. После её ответа молчал, и затем добавлял резкое: «Да, мы едем!». Она пожалела, что оставила плеер в куртке, которая теперь продолжает висеть в музыкальной школе… Ох, да плевать, всё равно мысли в голове путаются, и надо как-то избавляться от этого чудака. Они проехали далеко за город, пока он не остановился у дома, стоявшего на обочине. Нет, не у главного шоссе, они хорошо завернули и проехали через лес. Много места, где спрятаться, когда она решит убежать. Но у него были другие планы на этот счёт: когда они остановились, он больно схватил её за плечо, потащил к себе и, приставив пистолет к виску, повёл чуть вперёд, в дом. - Без шуток, - сказал он. – Поняла? Без шуток. Дом оснащен сигнализацией. Убежишь – она завоет, а я тебя расстреляю. Поняла? Кажется, он не шутил – это она поняла, когда он втолкнул её в дом и потребовал разуваться; пока она снимала обувь, она бегло проверила глазами систему безопасности. Сигнализация, окна за решётками, довольно далеко от деревьев, чтобы можно было бы спуститься по ним. Незадача. Вот будет весело, если чердак тоже окажется заколоченным. «Остается только ключ», - решила она про себя, но с неудовольствием отмела и этот вариант: ловкости у неё не было никакой, украсть бы даже при всём желании не смогла… Неловкая потому что. Значит, получается, что выхода нет? - Иди на кухню, - приказал он ей. – Ну же, иди, там телефон. Она покорно проследовала на кухню, куда он её вёл. Красивая была кухня, большая, светлая. Повсюду раскиданы чашки и тарелки с едой. Блюдечек с сигаретами не было – значит, он совсем не курит, поняла она. Она села на ближайший стул, а он взял в руки телефон, и, не отрываясь от неё взглядом, начал набирать чей-то номер. Хотя что она глупости думает – понятное дело, чей, раз он её похитил. Но зачем он это делает с домашнего? Неужели это не его дом?... - Алло? – начал он, и ей вновь захотелось прыснуть: так это мило звучало. – Алло? Мистер Фет? Замечательно: в моих руках Ваша дочь. Я не шучу. Я могу убить её. Если Вы не перешлёте денег… да послушайте, в конце концов! Из динамика трубки раздалась нецензурная брань, и затем последовали гудки. - Да какого, мать его, хрена! – заорал преступник, швыряя телефон об стену. Тот жалобно пискнул, экран его задрожал и в конце угас. Ну и дурак, подумала она. Телефон всё-таки жалко. - Он подумал, что Вы его разыгрываете. - Что?! - Он подумал, что Вы его разыгрываете, - повторила она. Бандит тяжело дышал и сумрачно смотрел на неё. – Я так один раз пыталась убежать. Меня поймали. - Вот так?... - Да. Теперь они не поверят… если только Вы не позвоните с моей сим-карты. Преступник некоторое время сидел и думал, в напряжении сморщив лоб, затем наконец произнёс: - Хорошо… хорошо. Умна! Хорошо. Я сейчас пойду за телефоном. Не вздумай убегать, я пристрелю тебя. Поняла? Я сейчас вернусь. Он пошёл в другую комнату, и она спокойно сидела на своём стуле. Усталость от событий дня разом свалилась ей на плечи, и она почувствовала, как в её животе нарастает неприятная болезненная тяжесть. Отвратительное ощущение: то ли есть хочется, то ли пить. Он вернулся с телефоном, стареньким, стареньким Нокиа, кнопочным ещё, в который вставил её симку. Затем нашёл в списке контактов номер её отца, и вновь начал ему звонить. - Алло? Алло? Это не Ваша дочь, это снова я. Вы слышите, что я не вру? Вы слышите? Слышите? Хорошо. Я хочу, чтобы Вы заплатили выкуп за неё. Я хочу денег. Слышите? Денег. Двадцать восемь тысяч. Что Вы смеётесь? Почему смеётесь? Я сейчас убью её! Всё, перестали? Так вот. До десяти утра следующего дня вы решаете, и тогда либо вы платите эти деньги, либо Ваша дочь будет мертва. Вам всё ясно? Вам всё понятно? Ну хватит! И он выключил телефон. Насовсем. Она с лёгкой улыбкой наблюдала за ним. Эта ситуация перестала казаться ей страшной или напрягающей, скорее – очень забавной, как и этот человек. Явно старше неё, но из-за конституции и поведения выглядит как подросток: низкий, очень жилистый и худой, подтянутый, гладко бритое лицо… или, может, у него просто не растёт борода. Кажется, такое бывает. - Что Вы должны срочно оплатить? – спросила она с улыбкой. Он не сразу отреагировал на её вопрос, да и, переспросив, выглядел так, как будто её не слушал: - Что?... - Вы разбили машину? Нужно срочно оплатить кредит или долг? Купить себе что-нибудь? Почему Вы просите так мало? - Это мало?... - Да же! – Теперь она была просто в шоке. – Это очень мало! Мой папа миллионер, он может платить сотни тысяч! Почему же Вы… - Двадцать восемь – счастливое число, - ответил он и вдруг озверел. – Да кончай уже этот базар!... Она замолчала. Впрочем, ненадолго: вскоре она всё-таки заговорила: - Вы хотите есть? - Что-что? - Вы хотите есть? Он некоторое время смотрел на неё бесцветными глазами, затем губы его скривились, и он с отвращением выдал: - Хочешь отравить меня? - Я хочу есть. А Вы, видимо, не умеете готовить. Стойте рядом со мной, чтобы самому проследить за мной. Так я не смогу Вас отравить. Он встал: опять-таки, не сразу, сначала, вероятно, перерабатывал поступившую информацию. Затем взял свой пистолет, направил на неё и встал рядом. Она не торопясь открыла холодильник, достала оттуда яйца и молоко, взяла солонку со стола, и начала готовить. Яйца смешались с молоком, солью и порезанной колбасой, сковородка разогрелась, на неё вылили получившуюся жижу, и дом наполнился вкусными запахами. Она чувствовала на себе взгляд преступника, и ей было очень неловко – казалось, он облизывал губы, а её этот жест напрягал и нервировал. Как, впрочем, и наставленный на неё пистолет. Омлет вскоре был готов. Она немного взяла от него на пробу. Человек со слегка приоткрытым ртом смотрел на её реакцию; наконец, она прожевала и сказала: - Видите, я жива. Поешьте. Несмотря на её предупреждение, он очень осторожно взял вилку и, глядя на неё, попробовал омлет с кусочком сосиски. Затем, поняв, что это вполне съедобно, он приступил к еде – не теряя осторожности, аккуратно и долго прожевывая каждый кусочек, но всё-таки ел. Остатки омлета достались пленнице, которая к тому времени уже разливала чай. - Ты ненормальная, - неожиданно произнёс он. – Понимаешь? Ненормальная. Ты не должна себя так вести, понимаешь? Какого черта ты так себя ведешь? - Я не знаю, - честно ответила она, ставя кружки на стол. – Тоже не отравлено, тут нечем. - Я могу тебя убить. Запросто могу. Как тебя зовут? Я не помню, как тебя зовут. - Люси. - Дебильное имя. - Я знаю. Хочу поменять… вместе с фамилией. - Если твой отец завтра не позвонит, я тебя убью. - Пожалуйста. - Да какого хрена! – он резко толкнул стол. Еда опрокинулась, а чай выплеснулся на кофту вздрогнувшей Люси. – Хватит так себя вести, тупая дура! - Вы понимаете, что Вы всё равно не кажетесь страшным? - Да заткнись уже! Заткнись! Заткнись! Он приставил к её лбу пистолет, и мелко дрожал. Мелко-мелко, так, как дрожат листочки при ветре. Она же даже не дрогнула, просто и прямо смотрела на него через призму очков. - Заткнись, - повторил он. – Завтра от тебя избавлюсь. Ты слышишь? Завтра непременно избавлюсь. Как бы то ни было. А теперь иди спать. Я буду следить за тобой. Она медленно встала из-за стола и пошла вперёд него. Признаться честно, ей уже хотелось спать, но от нервов и от этих мыслей, которые её одолевали… она не была уверена, что смогла бы это сделать. В конце концов, она слишком переволновалась за день… Спальня, в которую он её привёл, была небольшой: в основном из-за того, что большую её часть занимала кровать – большая, с толстым матрасом, на которой, должно быть, очень удобно прыгать. Она с вопросом посмотрела на своего конвоира, вздохнула и легла под одеяло в одежде. - Спокойной ночи, - произнесла она. Девушка не видела, почему так надолго замолчал её похититель: то ли был ошарашен её пожеланием, то ли, как обычно, до него не сразу дошла суть сказанного, но перед сном она всё-таки услышала от него скупое: - Спокойной ночи. Как она и ожидала, спалось плохо: засыпала она ненадолго, минут на пятнадцать-двадцать пять, остальное время ворочалась по жаркой, потной постели, и чувствовала себя ужасно. Будь она дома, она бы открыла окно или хотя бы разделась – тут она не может сделать ни того, ни другого. Поэтому ей было невыносимо душно, мокрые волосы липли к шее, а кровать была настолько теплой, что невозможно было найти укромного уголочка, чтобы остудиться. Её сну мешало ещё поведение её похитителя: полночи он ходил, хлопал дверью холодильника, включал радио или телевизор, выключал их, хлопал по столу кулаком, и плакал. Она слышала, как он плакал, и ей становилось… нет, не страшно. Интересно. Вообще этот тип интересовал её всё больше и больше: она не боялась его, как поняла, что она сильнее него. Но он был… просто интересным. Пожалуй, так. В конце концов она встала с кровати: её слегка пошатывало, а глаза щипало с недосыпа. Стоило ей только нащупать очки и надеть их в темноте, как в спальню вернулся мужчина. - И какого чёрта ты делаешь? - Мне жарко. Откройте, пожалуйста, окно. Иначе я так не засну. - Не открою. Раздевайся, коли хочешь, но окно я не открою. Она пожала плечами и стала снимать с себя одежду. Мужчина явно не ожидал такого поворота событий и старательно не смотрел на неё, вглядываясь в черноту за окном. Она слегка усмехнулась: он волнуется и, кажется, полностью принял, что она сильнее него. Это приятно. Она разделась до нижнего белья и завернулась в одеяло. Он сел рядом. - Ты будешь курить? – неожиданно спросил он. Она покачала головой. – А чай? - Чай, наверное, буду. - Ладно, - ответил он, и продолжал сидеть рядом с нею. – Чёрт возьми, вы все такие? - Какие? - Ненормальные. Я, чёрт возьми, уж и не знаю, как себя вести, чтобы не пристрелить тебя ненароком. - Просто Вам так повезло. - Заткнись, а? Ради Бога. – Он замолчал на некоторое время. – Ты убегала из дома? - Да. - Сколько? - Восемнадцать раз. - Нехило. Я два, второй успешно. - Вам повезло. - Не повезло, а хорошо работал и не попался. Это главное, когда твой отец – один из копов. - Вау. - Вот так вот. - Дайте, пожалуйста, прикурить. - Ты ж не куришь. - Мне захотелось. - Ну на. – Он протянул ей пачку. Она взяла одну из сигарет, лежащих в ней, и, после небольшого сражения с зажигалкой, всё же удалось прикурить. - Надо же, не гадость. - Гадость не курю. И вот что мне делать, чёрт побери? - Я могу забрать деньги. - Что?... Она продолжала курить и не смотрела на него, растерянного и вылупившегося. - Я могу забрать деньги и принести. - Какого чёрта ты несёшь?! - Посудите сами: Вам их забирать нельзя. Вас арестуют, на месте, как конченого бандита. И мой отец сможет добиться того, чтобы Вы сидели не десять лет, как положено по закону, а все двадцать. Если заберёт кто-то другой – тот, кто сможет уйти незаметно, риск снижается. По лицу мужчины заходили желваки. Он явно находился между двумя огнями: с одной стороны, он был готов вот-вот поднять на неё руку и сильно её ударить, с другой – он ведь абсолютно точно размышлял над её предложением, это было видно и по легкой задумчивости в глазах, и по растерянному выражению лица. Наконец он смог из себя выдавить: - Да ты никак охренела, Люси?... - Просто Люси. Можете считать и так. Но Вы же явно не талантливы в похищении богатых детей, а я бы могла Вам помочь.. Резкий звук – и девушка держалась за красный след на своей щеке. Ненадолго – он в ярости схватил её за руки и больно сжал запястья. - Послушай меня, - прорычал он, - послушай, сучья ты дочь! Не смей мне ставить условий, ясно! Не смей, чёрт бы тебя побрал! Я сдам тебя как собаку и уеду с деньгами. И ты не посмеешь мне что-то говорить о помощи, тебе ясно? Ясно, я спрашиваю?! - Ясно, - еле выдохнула из себя она: наконец к ней вернулся страх – пусть и вовсе не такой, как был в начале, но всё-таки сильный. Настолько, что она завороженно смотрела на его побелевшее лицо. Он наконец смог взять себя в руки и постепенно отпускал девушку со словами «хорошо… хорошо…». Наконец он отвернулся и, встав с кровати, направился на кухню. - Ложись ты спать, а, - произнёс он. – Тебе рано вставать. Она послушалась его; не то чтобы из испуга, но из остаточного ощущения подавленности – она всегда долго приходила в себя, когда на неё кричали… Мысль о побеге из дома теплилась в ней давно, ещё с самого раннего детства. Сначала это был простой интерес, вроде как «а что будет, если я сбегу из дома?». Она уходила – пряталась по подвалу со знакомым мальчишкой, где она впервые научилась целоваться, одна уходила в город, лес неподалеку… И всякий раз её ловили – поначалу без наказаний, всего лишь с суровым выговором, но один раз её отец не выдержал и дал ей пощечину, сопровождая это словами «Дура, когда ты поймешь, что мы за тебя боимся!». Она извинялась, но так до конца этого и не понимала. Затем, став чуть постарше, побег стал для неё нормой. Она была нервной и обидчивой девочкой, но никогда не высказывала своих претензий вслух – знала, что они встретят язвительные насмешки матери и абсолютный пофигизм отца. Ничто не изменится, ничто для неё не станет лучше. И она вновь убегала – теперь умнее, захватывая с собой вещи и уходя не куда-то абстрактно далеко, а перемещалась по знакомым и их квартирам. Всё равно ловили, а один раз так называемая подруга и вовсе выдала её с потрохами. Уже пошли наказания – не слишком серьезные, как по мнению Люси, но весьма раздражающие. И она всё сильнее и сильнее отталкивалась от своих родителей, всё меньше и меньше находя в них общее с самой собой. Теперь же, когда она стала совсем старше, побег уже не был для неё решением всех проблем. Она понимала, что от этого любить её сильнее никто не будет, что отец не станет чаще появляться дома, а мама – меньше к ней приставать, что это не универсальная панацея ото всех тяжестей. И всё же она продолжала мечтать о побеге – но как мостку в свободную жизнь, как что-то такое, что даст ей, наконец, уйти и начать свою жизнь с чистого листа. Побег стал для неё сродни Диснейленду для малышей: что-то, где много чудес, где исполняются все мечты и дарующее радость – как раз всё то, что не было у неё. И сейчас она лежала в кровати и понимала, что Бог лично дал ей шанс воспользоваться своим похищением; и она намеревалась его не упустить. Он снова пришёл к ней, стараясь, видимо, зайти бесшумно, но она всё слышала. Он тяжело дышал, пытался закурить, закуривал, раздражался и выбрасывал сигареты в окно, которое он всё-таки открыл. Она чувствовала, как он смотрит на неё, и всё ждала, когда он к ней подойдёт – тогда она сможет навязаться, сможет напроситься… И он подошёл к ней. Сел на её кровать, закурил и выдохнул. Некоторое время посидев вот так, он всё же развернулся к ней и провёл рукой по её обнаженной ноге. Это знак. - Пожалуйста, дай мне сделать то, что я попросила. Она обратилась к нему на «ты», словно чувствуя, что сейчас можно было это сделать, и он бы не убил её. О, в его способностях она не сомневалась… но всё равно не боялась. Почему-то. Он вдохнул сигаретный дым и устало, с выдохом спросил: - Да на кой чёрт тебе это надо? Она не шелохнулась. - Просто. Надо. - И какие грёбаные тайны ты от меня скрываешь, м? - Никаких. Я просто хочу сбежать, вот и всё. Я могу помочь тебе, а ты мне. - Ты в курсе, что твой план – сущее дерьмо? - Нет. А почему? - Тебя ж заметят на месте, и сразу заберут. И тебя, и мои деньги. - Плохо же ты знаешь обо мне. У тебя есть лишняя одежда? - Ну? - Я переоденусь в неё. Если я останусь похожей на саму себя, тогда ты сможешь меня сдать и забрать свои деньги. Если нет, то я остаюсь с тобой. - А какого хрена мне это надо? - Я могу тебе быть полезной. Если ты продолжишь свою деятельность. Он замолчал. Она чувствовала, что он уже готов согласиться, и продолжила: - Из этого места надо будет уйти. Ненадолго. Нас будут здесь ждать, пока не поймут, что мы сюда не вернёмся, а поймут они это скоро. У тебя есть, где можно было бы спрятаться? - Я знаю такие места. - Отлично, там и можно на время залечь. - Ты понимаешь, на что меня толкаешь? Я не собираюсь больше возвращаться в это дерьмо. Мне нужны были деньги, вот и всё. Больше бы я к этому не возвращался, и спокойно жил себе. - Да, хорошо. Но, пока нас будут искать, залечь всё равно надо. Он смотрел на неё. Она понимала, что он слегка врёт, когда говорит ей о том, что больше не будет этим заниматься – впрочем, врёт он самому себе. Он пока находится на распутье между тем, чтобы получать от этого удовольствие, и тем, чтобы закончить это поскорей и забыть, как страшный сон. Она не понимала, почему, но он ей ужасно нравился. Возможно, потому, что он мог дать ей ту свободу, к которой она стремилась. А может, её просто заводили опасные мужчины. Тоже может быть, ведь она всю свою жизнь искала опасности и только лишь от них чувствовала себя живой. - Ладно, ебись оно конём, будь по-твоему. Имей в виду, как ты и сказала: пойму, что ты нихрена в этом не понимаешь, и тебя легко можно будет распознать – отдам тебя без вопросов. Ты поняла? - Да, конечно. Он продолжал гладить её по ноге, поднимаясь выше, к бедру. Внутри у неё всё сжалось, но вовсе не от отвращения, как это было раньше, с другими мальчишками. Наверное, она могла бы даже сказать, что никогда не чувствовала себя столь возбуждённой – и ведь непонятно чем, ситуацией? атмосферой? ощущением того, что вот-вот свершится её мечта? им самим? Вероятно, всем этим. Целый комплекс причин и факторов, не что-то одно. Ну как всегда в мире. Она спустилась чуть пониже, и его рука оказалась в нужном месте. Он слегка напрягся, но убирать руку не стал, продолжая свои поглаживающие движения. Она закусила губу, сдерживая вырывающийся из неё прерывистый вздох. В конце концов, ему резко ударила кровь в голову; и, когда она была прижата к кровати, а его рука проникла под её трусы, Люси с удовольствием осознала, что она добилась своей цели. И это, чёрт возьми, возбуждает больше, чем вся щекотливость ситуации. …Он ждал её возле магазина цветов и нервно курил. Он уже решил для себя, что, если она обманет его и уйдёт с деньгами, то он покончит с собой, непременно покончит. Даже знает, как, чтоб наверняка. Он боялся, как боялся многого в своей жизни – и обмана в первую очередь. В голове калейдоскопом пронеслись картинки из детства: отец, дарящий ему вроде конфету, а на деле – завернутого в фантик навозного жука, девочка, пообещавшая ему отдаться за школой, а на деле позвавшая своих друзей, чтобы они его, со спущенными штанами и стоящим хреном, избили до фиолетовых синяков… Ох, да как будто бы такого было мало. И вот опять: какого чёрта он доверился этой ненормальной? На что он рассчитывал? Сейчас она наверняка сидит со своим отцом и… Но нет, она перемахнула ограду и, зажав под мышкой конверт направилась к нему. Она сняла капюшон, чёрные очки, вывернула наизнанку кофту и шла твёрдо, но не очень уверенно. Он выдохнул: чёрт возьми, эта чокнутая всё-таки вернулась. - Вот, - она пошла к машине и села в неё, откидываясь на спинку кресла. - Какого чёрта ты так долго? - За мной был хвост. Пришлось петлять. Отвязались. - Чёрт возьми, я уже и не знал, о чём думать! - Я не буду в следующий раз так долго. Прости. - Ты конченая ебонатка! - Держи деньги. Он резко выхватил у неё конверт дрожащими руками и засунул его во внутренний карман. Голова страшно раскалывалась, и его по-прежнему не могла отпустить его нервная дрожь… но теперь он старался, честно старался выдохнуть: всё-таки пронесло. Она вернулась и не обманула его, поэтому, совсем не надо было так психовать... Она же искоса посматривала на него, решая про себя, что в будущем надо будет заняться его нервами. Всё-таки они ни к чёрту. - Ну что, поехали? – предложила она. Он медленно кивнул и газовал. Она поцеловала его в щеку. Он повернул её лицо к себе и, крепко, до синяков сжимая подбородок, поцеловал её. Она впервые почувствовала себя освобождённой. Он впервые испытал радость, что его не обманули. Они ехали вперёд, и они не хотели знать, что ждёт их впереди.