Годовщина

Некогда яркая Италия сейчас казалась Кёе серым однообразным пятном, как, собственно, и Намимори, откуда приехал японец. Капли дождя монотонно стучащие по крыше такси не давали уснуть. Хмурую атмосферу не могла разрядить и незатейливая итальянская песенка, игравшая из затертой магнитолы. На коленях Хибари лежал огромный букет белоснежных хризантем, освежая черный костюм парня. - Так куда едем? – на ломаном английском поинтересовался таксист, на миг оторвавшись от дороги, чтобы окинуть взглядом своего мрачного пассажира. - Кладбище. – Заметив, как вздрогнул водитель, Кёя ухмыльнулся, после добавив про себя уже на японском: - Травоядное. Взгляд парня цеплялся за окна домов, где горел свет, и невольно искал там знакомый образ, но, не найдя необходимого, мгновенно переключался на другой объект. В каждом прохожем Хибари невольно пытался найти знакомые черты, но вспомнив цель своего прибытия в Италию, отвернулся от окна, переведя взгляд на водителя. Пейзажи, некогда знакомые и даже немного любимые, быстро перескакивали за окнами автомобиля, угнетая своей серостью и навевая ненужные воспоминания, от которых к горлу подступал комок, а на глазах появлялись слезы. Кёя прикоснулся к нежным лепесткам пушистых хризантем, в который раз удивляясь их невесомости. Автомобиль притормозил и японец, ничего не говоря, отдал водителю заранее оговоренную сумму и вышел из машины. Водитель посмотрел на отвернувшегося пассажира и грустно улыбнулся, после чего уехал, оставив после себя тишину, прерываемую стуком тяжелых капель. Символическая ограда, отделяющая кладбище от дороги, предстала перед глазами Хибари. Сам факт того, что где-то среди других умерших людей лежит самый дорогой японцу человек, смог заставить скатиться слезу со щеки Кёи. Дождь быстро намочил дорогой пиджак японца, не обращавшего внимания на эти капли. Хмурое небо только нагнетало обстановку, и Кёя проклинал себя и погоду за это настроение. Хибари знал, что ОН бы не простил ему этого непроницаемого выражения лица. Рядом с НИМ Кёя начинал жить, учился жить… Сильно привязавшись к итальянцу за десять лет, Кёя не мог принять, даже спустя два года, тот факт, что Дино больше нет. Хибари заставлял себя поверить в то, что он никогда не был привязан к этому яркому, жизнерадостному, весёлому… неунывающему… доброжелательному… Воспоминания сильнее сжали сердце игольчатой рукавицей, заставляя японца сжать зубы, чтобы не расплакаться. Кёя сжал букет хризантем и решительно двинулся по каменной дорожке, ведущей между могил. Хибари никогда не обращал внимания на надгробия, стоящие по пути к самой главной мраморной плите. Японца не волновало трагическое (или не очень) прошлое ни одного лежащего здесь трупа. Быстрый шаг по мокрому камню аккомпанировал перестуку капель, создавая неповторимую мелодию, режущую сердце. Эту дорогу Хибари знал лучше, чем от дома до школы в родной Намимори, и ненавидел намного больше, чем кого-либо из своих врагов. Нужный сектор быстро нашёлся. Небольшой сектор, отделяющий одну могилу от других. Формальность, не более. Кому-то, но не для Хибари. Он знал, что Дино его слышит. Раз в полгода, чаще не позволяла работа, Кёя приезжал к Каваллоне, Сектор ухожен, как всегда. Люди Дино всегда заботятся о последнем пристанище своего босса. Была бы воля Кёи – он бы никогда не позволил им подойти к Каваллоне и на километр подойти, что практически и было при жизни. Хибари с тоской рассматривал фото, выгравированное на надгробии. На фото Дино, как обычно, улыбался. Приветливо, дружелюбно… По нему никто никогда бы не сказал, что он босс мафиозной семьи. Положив цветы под надгробие, Кёя присел на корточки и упёрся рукой в мраморную плиту. - Ты так и не смог выполнить своего обещания. Помнишь, что ты обещал? – Хибари говорил на родном японском языке, чтобы случайные прохожие не могли его понять. Хотя никого и не могло быть в такой ливень. Кёя, промокший до нитки, не сводил взгляда с фото. - С годовщиной тебя, Дино. Сегодня 12 лет. Помнишь, что ты обещал мне 2 года назад? Ты обещал, что вернёшься и мы поедем вместе в Японию. А ты… Хибари сжал кулаки и опустил голову, стиснув зубы. Тяжелые капли стучали по целлофану, в который обернуты хризантемы. - Я не могу их здесь оставить, Каваллоне. Они тупые травоядные. Как только ты ими руководил? Хибари поднял взгляд и всмотрелся в мраморные глаза Дино, высматривая там прежние чувства, которые Кёя всегда видел в нём: доброту, немного наивности… и любовь. Но мраморные глаза были пустые, холодные, и только сильнее разожгли боль, разъедающую Кёю уже два года.