Пепельная

Микка Ляхтич уже несколько часов сидела у окна. Её сутулая, точно надломленная фигура жутко напоминала статую зачасованной, коими были уставлены холодные недра подвалов Черновода. За это время она ни разу не шелохнулась. Сцепив бледные пальцы, женщина безразлично наблюдала за снежной бурей снаружи. Её некогда горящие теплотой и любовью зелёные глаза потускнели и остекленели, теперь больше напоминая пустые глаза куклы, нежели живого человека. Длинные волосы благородного пепельного оттенка водопадом рассыпались по спине и худым плечам. Сейчас они казались седыми. На мертвенно-бледном лице застыла хрупкая маска безразличия, готовая в любой момент разбиться вдребезги под натиском боли и горя. Вся поза её угловатого тела выражала глубокую скорбь и тихое, безмолвное и оттого пугающее отчаянье. Нет, она не плакала. Просто сил не осталось даже на это. С тех пор, как Фалькор ушёл, острая боль в груди несколько притупилась, спрятавшись глубоко в сердце. Но это ноющее, саднящее чувство приносило невыносимые муки. Несколько раз к ней робко заглядывали слуги, но, увидев её состояние, без слов закрывали дверь. Она даже не слышала этого. Отгородившись от целого мира, Микка повторяла в голове один и тот же вопрос: «Почему?» Фалькор ушёл. Ушёл, бросив их здесь, со всех сторон окружённых прислужниками РадоСвета. Он мог бы забрать их с собой. Она знала это наверняка, ведь слишком хорошо изучила характер мужа. Если Фалькор по-настоящему хотел чего-то — всегда добивался этого, несмотря ни на что. А теперь он просто покинул их. Даже не поговорил с ней, лишь стиснул в объятьях. От этого становилось вдвойне больнее. Микка просто не знала, что делать дальше, как жить, зная, что самый дорогой человек бросил её и Марка. Раз за разом она пыталась найти Фалькору оправдание. Но не находила. Подозрение, словно яд, расточалось по жилам, отравляя мысли и чувства. Создание временных параллелей было под запретом, но для тех, кто входил в Орден Непростых, не секрет, что некоторые его члены построили свою судьбу заново и не раз. Некоторые были несчастливы, другие — недовольны своим положением, третьи просто хотели подстраховаться на случай опасности, единицы уходили из своих параллелей, чтобы спасти чью-то жизнь. Микка отчаянно желала верить, что её муж относится к последним, но крохотный червячок сомнения не позволял этого. Кто знает, может, в другой жизни у её мужа появилась новая семья? Микку никак не покидало горькое ощущение предательства. Фалькор сбежал, чтобы спастись, но оставил в опасности её и сына. Микка, правда, не представляла, что именно им угрожает. Они ведь не были ни в чём виноваты, но РадоСвет станет пристально наблюдать за ними, словно коршун за своей добычей, не давая права на ошибку. Микка боялась, буквально холодела при одной мысли о том, что Марка могут забрать у неё, узнав о связи с Астрагором. Ей как никогда хотелось навсегда разорвать отношения с Великим Духом Осталы. Но единственное, что избавит её от обязательств перед Орденом, — смерть. За окном воцарился непроглядный мрак, но ветер всё продолжал свою колючую, надрывную песню. Темнота постепенно просочилась в комнату. Полумрак, будто одеяло, окутал хрупкую фигуру возле окна. На стенах бесшумно зажглись светильники, разгоняя тьму по углам, но Микка тут же погасила их. В комнате стало гораздо прохладнее. В камине одиноко возвышалась кучка серого, как её волосы, пепла. Огонь разводили слуги, Микка сама так хотела: ей казалось, что настоящее живое пламя рождается только от руки человека, позаимствовав частичку его тепла. Но сегодня никто не решился беспокоить её, оставив в одиночестве, темноте и холоде. Часы на стене мерно отсчитывали время. Каждая секунда словно капля, падающая в чашу её самообладания. Ещё чуть-чуть и Микка уже не сможет прятать своё горе внутри. Она уже не раз кидала взгляд на изящную статуэтку тонкорога из хрусталя, что стояла рядом на столике. Хотелось схватить эту бесполезную безделушку и со всей силы швырнуть в стену. Женщина уже протянула руку, собираясь выполнить своё намерение, но в этот момент дверь в комнату приоткрылась, впуская внутрь полоску жёлтого света. На пороге робко появился мальчик, сжимавший в руках серебряный поднос с едой. Как можно тише он подошёл к женщине и осторожно поставил блюдо на столик рядом со злополучной статуэткой. Посуда от этого тихонько звякнула. Микка вздрогнула, будто только что заметила его присутствие, и медленно перевела глаза на ребёнка. Встретив полный тоски и боли взгляд чёрных глаз, его глаз, она почувствовала, как внутри от жалости съёжилось в комок сердце. — Мама, — тихо начал ребёнок умоляющим голосом. — Поешь, пожалуйста. Ты сидишь здесь одна со вчерашнего вечера. Так нельзя. Уловив укор в словах сына, Микка опустила глаза. Что она могла сказать в своё оправдание? Что потеряла мужа? Что ей больно и страшно? Что она не знает, как быть дальше? Всё это Марк, её первый и последний ребёнок, чувствовал так же остро, как и она. Микке было стыдно оттого, что сейчас она сломана и слаба, тогда как на Марка легла ответственность за неё и весь дом. Женщина вымученно улыбнулась, взгляд её потеплел. — Спасибо, я не голодна, сынок. Поверь мне, — произнесла она хриплым от долгого молчания голосом. Мальчик расстроенно нахмурился, но промолчал и кивнул в знак согласия. Сняв перекинутую через руку шаль, он бережно прикрыл ледяные плечи матери. Микка благодарно улыбнулась, ведь сама не замечала насколько замёрзла и легонько сжала ладонь сына. Он кинул на неё обеспокоенный взгляд и потянул за собой к камину. Женщина подчинилась, не в силах действовать самостоятельно. Усадив её в кресло, Марк бросил в камин несколько свежих поленьев и, присев на корточки, щёлкнул пальцами, вызывая дрожащий жёлтый огонёк. Взмах кистью — и язычок пламени метнулся к дровам, повинуясь воле сотворившего его человека. Поворачивая кочергой поленья, мальчик ждал, пока огонь съест достаточно дерева, чтобы гореть самостоятельно. Через пару минут яркие языки пламени смело плясали в камине, наполняя комнату приятным теплом и уютным треском дров. Микка, как завороженная, следила за игрой теней на лице Марка. Он так похож на отца. Лишь пепельный цвет волос унаследовал от матери. А эти чёрные бездонные глаза приводили её в трепет и восхищение. Микка всегда поражалась силе духа своего сына, его упрямости и решительности. Иногда ей казалось, что вместо сердца у него пылающий огонь. Именно поэтому она предложила Фалькору подходящее числовое имя для сына. Вот только… Микка боялась, как бы это пламя не сожгло Марка изнутри. Она протянула руку, подзывая мальчика к себе. Он тут же подошёл к матери и опустился на пол возле её ног, уткнувшись лицом ей в колени. Сердце Микки ёкнуло. Она молча гладила мягкие волосы сына, пытаясь хоть немного утешить его. Или это Марк пытался успокоить мать? Женщина не знала. Они просто делились друг с другом своей болью и горем без единого слова. Прошло несколько минут, а может, час, никто из них не знал точно. Дрова в камине догорели, превратившись в алые тлеющие угли. Но Марк не мог заставить себя отойти от матери, чтобы положить новые поленья. Сейчас он сильнее всего боялся, что потеряет и её. Микка уже выглядела так, словно медленно растворялась в воздухе, и Марку казалось, что отпусти он маму — и она исчезнет совсем. Мальчик был умён не по годам и знал, что, потеряв близких, люди часто замыкаются в себе, отгораживаются от всего мира, а иногда умирают, будто стремясь поскорее избавиться от бремени горя. Он боялся, что Микка не выдержит. Его мать и так слаба здоровьем, оттуда и хрупкая худая фигура, и бледная кожа, и едва заметные круги под глазами. А его появление на свет едва не убило её, поэтому у Марка никогда не будет ни братьев, ни сестёр — это он тоже знал и понимал. Теперь, когда Фалькор ушёл, Микка потеряла свою опору, помогавшую ей твёрдо стоять на ногах всё это время. Марк должен заменить отца, не допустить, чтобы мама сломалась, сдалась и навсегда замкнулась в себе. Но это лишь временно. Отец вернётся за ними — это Марк знал наверняка, ведь Фалькор всегда держал слово, данное сыну. — Он заберёт нас, мама, — едва слышно прошептал мальчик, глядя в измученное лицо матери. — Он обещал, что придёт. Микка вздрогнула, её глаза неожиданно наполнились слезами. — Конечно, сынок, — солгала она, зная, что Фалькор больше никогда не переступит порог этого дома. — Мы будем ждать.