Физические желания

Это был мокрый, властный, жадный поцелуй. Хартли сам от себя не ожидал подобного, просто в какой-то момент пьяный организм вернулся к первобытным инстинктам. Рэтэуэй не злоупотреблял алкоголем с того дня, как он отметил своё совершеннолетие и наутро обнаружил в своей постели парня, чьё имя даже не помнил. Но сейчас он знал, под чью футболку запустил руки. — Какого чёрта ты… — Заткнись, Циско, — прохрипел Хартли и одним рывком снял кусок ткани. — Так, стоп, — попытался сопротивляться учёный. Он выпил на порядок меньше, потому что пришёл после того, как Рэтэуэй решил предаться утешению виски, но всё равно утратил быструю реакцию. — Что ты творишь? Хартли толкнул его на диван и принялся как можно быстрее расстёгивать свою рубашку, но чёртовы пуговицы не слушались и выскальзывали из-под дрожащих от возбуждения пальцев. Циско внимательно наблюдал за потугами неприятеля и наконец, слегка приподнявшись с дивана, взял того за руку и потянул на себя. Хартли рухнул рядом с Рамоном, даже не поняв сначала, что произошло, пока Циско тоже предпринимал попытки победить рубашку. — Как давно у тебя не было секса, Хартли? — внезапно спросил Рамон, справившись почти с половиной пуговиц, похоже, он выпил намного меньше Рэтэуэя, или же у него просто талант к выполнению сложных задач. — Даже вспоминать стыдно, - буркнул Хартли. – Да разорви ты её уже! — Не-а. — Тебе просто нравится издеваться, да? — Абсолютно. — Придурок. — Мудак. Циско наконец-то закончил и, сцепив руки за спиной Хартли, прижал его к себе, увлекая в неловкий, медленный, настойчивый поцелуй. Рэтэуэй чуть не засмеялся прямо в этот момент. Рамон отстранился, дабы всё-таки отправить рубашку куда подальше. — Чего ты ржёшь? — Я и ты, Циско, это смешно, — не выдержал Хартли, и оглушительный смех прокатился по комнате. — Но это чертовски приятно. — Какая же ты заноза, — прошептал Рамон и вцепился в губы с особой ненасытностью. От такой настойчивости Хартли остолбенел и даже растерялся на мгновение. В голове то и дело мелькали мысли разного характера. Хартли боролся с двумя невероятно сильными желаниями: оттолкнуть Циско и избить до полусмерти, или позволить ему воевать с ремнём дальше и наслаждаться, как его холодные пальцы касаются кожи в неудачных попытках лишить Крысолова штанов. Он застонал от отчаяния, ну и Рамон тоже неплохо поцеловал шею в этот момент. — Где рубашка? — Тебе правда интересно? — злобно прошипел Рамон. — Хартли, да что не так с твоим ремнём, мать его! Рэтэуэй тихонько засмеялся. Он был настолько пьян, что вообще перестал понимать, какую часть его тела обнажает Циско, было понятно одно – время тянется бесконечно. Хартли вдруг осознал, что весьма неудобно, когда на тебе с гордостью восседает похотливый парень, да ещё и пытается раздеть, а ты не можешь сосредоточиться и понять, что с тебя снимают. Штаны, кажется. Просто там, правда, стало слишком тесно. — Давай локацию сменим. — Спальня? — Скучно. — Кухня? — Куда бы ещё омерзительней. — Ванная? — Нет. — Тогда молчи, я выберу. — Мне неудобно, — заныл Хартли. — Колени свело. Циско осыпал его проклятиями, но всё-таки поднялся с дивана и жестом велел Хартли встать. — Что ты задумал, похотливый шут? — недоверчиво поинтересовался Рэтэуэй и рассмеялся. Рамон был удивлён, что даже будучи пьяным, Хартли остаётся всё таким же мерзким типом, но с ужасно возбуждающими красными губами. — Меняем локацию,— Циско протянул руку и поднял Хартли. Крысолов пошатнулся на месте и вцепился в плечо Рамона со всей силы. — Я выбираю, — тихо напомнил Циско, перед тем как Рэтэуэй наградил его злобным взглядом. — Я не могу стоять, — пожаловался парень. — Тебе и не нужно. Рамон прильнул к Хартли. Дальше последовал чертовски аккуратный, вежливый и непростительно нежный поцелуй. Будто они сейчас в библиотеке и нельзя шибко показывать свои чувства. — Меня тошнит от тебя, — выдавил из себя Хартли, когда Рамон под руку потащил его в спальню. — Не от меня, а от виски. — От тебя больше. — Я могу уйти. — Только попробуй! — и Хартли, не пытаясь представить, как это выглядело и звучало, вцепился в него с ещё большей силой. — Циско, идиот! Спальня слева! — Я уже понял, — проворчал Рамон, глядя на белоснежную ванну. Они всё-таки дошли до спальни, к облегчению Хартли, которому порядком надоело тащиться за Циско, а Рамону наверняка уже стало больно в плече, ибо Крысолов вцепился в него мёртвой хваткой. Циско толкнул его на кровать, и парень рухнул на живот. — Неромантично упал, — констатировал Циско, весь вспотевший. — Романтично разверни, — буркнул Хартли, не предпринимая никаких усилий лечь на спину. — Может, ты хотя бы попытаешься перевернуться? И Рэтэуэй, скрипя зубами, уступил. Циско стянул с него штаны вместе с боксерами и кинул в сторону. Раздался звук падающего цветка и осколки усыпали пол. Хартли вскрикнул и зажал уши. — Прости, прости, — Циско навис над ним и обсыпал шею и грудь быстрыми поцелуями, пока Хартли не возмутился, что это мерзко. — Ты долго ещё? — Рэтэуэй даже не думал о Циско, он тупо хотел секса. — Это у меня в первый раз, вообще-то. — Даже для первого раза медленно, — усмехнулся Хартли. — Как ты вообще внятно говоришь? Столько выпил… — Как ты ещё в штанах, мать твою! — засмеялся Рэтэуэй, только сейчас заметив. — Ты ненормальный. — О, я просто пьяный гей. Это хуже. — Не для меня. Хартли начал привыкать уже к этой почти противоестественной нежности и ласке, собственно, именно этого его и пугало. Привыкнуть к Циско самое страшное проклятие, которое можно придумать для Хартли. Но он всё равно не говорил ни одной колкости в его сторону, либо потому что был настолько пьян, либо потому что Циско Рамон чертовски приятный любовник, хотя и до сих пор в штанах. — Ты ещё и думаешь о чём-то в такой момент? — спросил Циско, наблюдая, как в пьяных глазах мелькают мысли. — Почему. Ты. Ещё. В. Штанах, — медленно и чётко выговорил каждое слово Хартли с явной претензией. — Вообще-то, уже нет. Рэтэуэй недоверчиво посмотрел вниз и убедился в правдивости этого факта. — Вау. — Вау? — А я должен ещё что-то сказать? — Кто тебя вообще просит говорить! Правильно, Хартли, молчи. Тем более, этот бесноватый гик уже затыкает рот жадным, требовательным поцелуем, настолько неожиданным, что заставляет забыться. Вдобавок он слегка прикусывает нижнюю губу Хартли, заставляя того тихонько взвыть. Наконец-то что-то, кроме целомудренных вылизываний. Но тут Рамон внезапно отстраняется. — Какого чёрта… Хартли буквально вскрикнул от неожиданно холодной руки между ягодиц. — Проклятье! Циско, почему у тебя руки холодные? Он наклоняется и страстно целует. Одуряюще, властно, с противным привкусом какой-то доли любви. Хартли обвивает его шею руками, притягивает к себе сильнее. Он готов провалиться в самое пекло, лишь бы не вспоминать этого момента в будущем и умоляет, чтобы алкоголь лишил его этой памяти, но сейчас просто прижимается к Циско, буквально умоляя о том, чтобы тот поторопился. Возбуждение становится непереносимым. Он терпел три года, но потерпеть ещё хотя бы секунду кажется ужасной пыткой. А гадёныш даже не думает об этом. Его руки медленно ласкают тело. Его руки дьявольски сексуальны в сочетании с виски. Его руки холодны и каждое прикосновение вызывает противоречивые чувства. Хочется сбежать от холода и одновременно согреть его. Он обхватывает член Рэтэуэя, и делает издевательски медленные движения. Чёртов тормоз. И Хартли, окончательно теряя разум, закидывает ноги ему за спину, а прозвучавший рык замирает на тонкой грани, разделяющей твёрдый приказ и похотливый скулёж: — Давай. — Мы совершаем ошибку, — говорит Циско, в то время как его пальцы снова касаются ягодиц. — Нет, — дрожащим голосом уверяет Хартли, сгорая от желания. — Пожалуйста, Циско, это не ошибка, что угодно, но… — В тебе говорит виски. — Просто трахни меня и можешь валить, — не выдерживает Хартли и затыкает отчего-то трезвеющего Рамона. Поцелуй настойчивый, жаркий и злобный. В отличие от Циско, Хартли не особо любит нежные, робкие чмоканья, особенно в таком состоянии. Ему плевать, что это Циско Рамон. Он хочет его. Здесь и сейчас. Даже если бы на месте Циско был кто-то другой, ничего бы не изменилось. Виски и три года без секса делают своё дело. А Циско, как бы случайно, снова берёт его член, и неторопливые движения вверх-вниз снова сводят Хартли с ума. Проклятый змей-искуситель. Рамон ехидно скалится, и Хартли чувствует, что вторая его рука уже трётся у него между ягодиц. Циско нажимает – не сделай он этого, Рэтэуэй сам толкнул бы его локоть, заставляя проникнуть глубже – и вводит пальцы, плавно, по одному. Хартли шипит, критикует его медлительность и клянётся, что сейчас выкинет того в окно, хотя его слова уже срываются на стон. Циско ухмыляется и с болезненным удовольствием тянет время, периодически заставляя Хартли выгибаться и закусывать губы от вожделения. Но Крысолов всё равно протестует и требует перейти к главному. — Ты просто идиот, — сдаётся Рамон и внезапно выскальзывает из объятий Хартли. — Какого чёрта ты делаешь? — Рэтэуэй поднимается на локтях и смотрит на Циско, исчезающего в дверях. — Циско, какой же ты учёный, если оставляешь дела незаконченными? Что-то падает в другом конце квартиры, а Хартли откидывается на кровать, проклиная всё на свете. — Нечестно лишать нас обоих секса! — орёт во всё горло и со злости швыряет подушку в дверной проём. Вернувшийся Циско ловит её и кидает обратно. — Когда ты пьян, ты ещё хуже, чем обычно, — усмехается Рамон, подходит, садится на кровать и абсолютно бесцеремонно раздвигает ноги Хартли. – Мне начинает это нравиться. — Это виски, — шепчет Рэтэуэй, непроизвольно сжимаясь от холодного геля. Он ещё холоднее, чем руки Циско. — Нет, — слегка смеётся Рамон и нависает над Хартли. — Это похоть. И в то же мгновение резко входит, Хартли впивается в его спину ногтями и выгибается, стонет в открытую, без стыда. Циско начинает медленно двигаться, заставляя Рэтэуэя задыхаться от безумного кайфа. — Быстрее, — шепчет Хартли. Господи. Как же Циско делает это, мучительно, не спеша, как его руки блуждают по телу, как целует, даже не подумаешь, что в обычной жизни он такой придурок. Рэтэуэй всего лишь на секунду подумал, что это нужно будет повторять регулярно. Внезапно Циско резко садится, увлекая за собой Хартли. — Любите перемены, мистер Рамон? — дрожащим голосом спрашивает Рэтэуэй перед тем, как застонать снова, ещё несдержанней и громче. — Обожаю, — тихо отвечает Циско и снова целует. Парадокс в том, что чем быстрее двигается Циско, тем нежнее он целует. Хартли не может не заметить эту деталь. Резкие, ритмичные толчки, сбивчивое дыхание, мокрые поцелуи, ногти, впивающиеся в кожу и стоны, грязные, похотливые стоны. Запах виски смешался с потом. Циско получает безумное удовольствие от поглощённого удовольствием Хартли. Рэтэуэй в ответ звучит так, что чуть сам не глохнет, заставляя двигаться ещё быстрее. Ему хочется доставлять удовольствие. Хочется слышать его стоны. Они намного лучше этих глупых подколов. Хартли не контролирует себя. Он уже не сдерживает крик, громкий и сладострастный. Даже поцелуи не заставляют его молчать – он откровенно стонет прямо в губы. Циско сдерживается, чтобы не поддаться искушению, дабы стёкла не разбились во всём доме от их порно-дуэта. Рамон делает последние резкие, частые рывки, его пальцы слишком сильно сжимают бёдра Хартли, оставляют красные следы. Наутро будет много возмущения. Хартли вздрагивает в безумном экстазе, их с Циско губы больше не терзают друг друга. Где-то на задворках сознания Рэтэуэй отмечает, что кончили они одновременно, и мысленно смеётся столь редкому событию в своей практике. Потом они застывают, вжавшись друг в друга и не меняя позы. Закрывают глаза и просто шумно дышат. Тут Циско толкает Хартли вперёд и тот безвольно падает на кровать. Рамон смотрит в опьянённые глаза и аккуратно касается губ. Лёгкий, почти неощутимый поцелуй разносится по телу успокоительным. Хартли запускает пальцы в волосы своего партнёра и просто наслаждается медленным переплетением языков. Торопиться некуда. Циско падает рядом без сил и шумно выдыхает. — Виски почти выветрился, — говорит он, улыбаясь уголком губ. — Неудивительно, — шепчет Хартли и закрывает глаза. Боже, как же хорошо. — Совершенно не удивительно.