not loved

Он не любил свой хриплый голос во время болезней. Я слышал, как он напевал во время готовки, и видел, как он морщился от услышанных звуков. Они были ему неприятны. Но я был влюблен в этот голос, в его хрипоту, в него . Он не любил то, как лежали его волосы по воскресеньям. После душа они выглядели так, будто он не причесывался неделю, но для меня это по-прежнему была лучшая прическа на свете. Он не любил свои губы. Постоянно покусанные и красные от выступившей крови. Я говорил ему сотни раз, чтобы он прекращал кусать их, но разве он изменит своим привычкам? И я чертовски благодарен ему за то, что он не прекращал, потому что эти губы... О, эти губы. Эти губы. Они сводили меня с ума. Он не любил свой почерк, походку, манеру разговаривать. Он не любил все, во что был влюблен я. Возможно, обращая внимание на такие глупости, я и упустил одну важнейшую вещь. Я пропустил, не поймал, не уследил тот момент, когда на его руках стали появляться порезы. Сначала аккуратные и тонкие, но потом… Потом это были жирные полосы, проведенные накрест и вдоль, и поперек. Он становился увереннее в своих действиях, а я все глубже падал в непонимание. Я бездействовал, и это было самой большой моей ошибкой. И я никогда не догадывался о причине. Для меня даже не было загадкой то, почему он начал делать это. Я не собирался разгадывать. Люди порой так слепы. Они не видят причин, но видят последствия. И это страшнее всего. Мы можем предотвратить, но мы не делаем этого. Мы вообще ничего не делаем! Я понял это слишком поздно. Но я виню себя не за мое опоздавшее прозрение, а за мое бездействие. Догадки на то и догадки, что они ДО. Тем временем, пока я разбирался в людях, в бездействии и в себе, случилось то, чего я боялся. Чего боялся бы любой. Случилось, нет, не то, что я предполагал. Если бы я предполагал такое… да к черту. Я бы не предполагал. Я не думал, что все зайдет так далеко. Я не думал, что это будет так. Я не думал. Когда ты до безумия влюблен, это не хорошо. Совсем не хорошо. Это не высшая степень любви, как считал я. Когда ты влюблен, ты безумен. Это можно сказать обо мне. Согласитесь, самый опасный удар – удар со спины. А кто наносит удар? Тот, от кого не ждешь. Непредсказуемость – сестра безумия. Боль – кузина, пустота – самый долгожданный гость на вечеринке. А вечеринка – это я. Я не спрашивал, все ли у него в порядке. Не спрашивал, нужна ли ему помощь. Я НЕ СПРАШИВАЛ. Но я видел, что не все в порядке. Видел, что помощь ему нужна. И знаете, что я делал? Ничего. Его тело лежит на холодном кафеле. Его сердце не бьется приблизительно шесть часов. Его искусанные губы посинели, прическа по-прежнему идеальна. Голос. Голос не звучит. Странно, да? Голос – то, чего мы не услышим в последний момент. Даже, если момент не последний. Мы не услышим, потому что мы не слушаем. Меня не было семь часов, тринадцать минут. Меня не было рядом. Что он чувствовал? Одиночество? А я покупал цветы и диски. Я хотел признаться ему. В чувствах. В своих гребанных ,никому не нужных, чувствах. Я знаю, что он любил герберы. Но во всех цветочных магазинах этого города не было герберов. И вот, они уже не к чему. Я подумал, что хочу обнять его. Отбросил цветы, упал на колени. Выглядело слишком наигранно. Мне стыдно за это. Черт, да не только за это. Он сейчас значительно легче, чем полгода назад. Я помню, как мне удалось поднять его и закружить, а он завизжал. И заулыбался. Слегка задрав его футболку, я пришел в ужас. Я такой кретин. Порезы были не только на руках, но и на, выступающих их под кожи, ребрах. Я наконец-то смог дотронуться до них. Нет, не до ребер. До полос на его коже. Мне хотелось узнать, как они глубоки. Те, что на ребрах, не очень. Но руки. Его руки были исполосованы до такой степени, что мне стало жутко. Кожа левой руки была просто истерзана. Я провел вдоль, перечеркивая каждый шрам. Двадцать восемь. Двадцать восемь свежих шрамов. Я не смог. Я не смог больше смотреть на него. Пошарив глазами по полу, я заметил лезвие. На нем засохла кровь. Рядом лежал конвертик. Предсмертная записка? Весьма вовремя. Я развернул аккуратно сложенный лист. Знакомый почерк замелькал неровными линиями. Он торопился, видимо. «Я жду тебя. С любовью, Г. Хх» - Какой ты идиот. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать, два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь. Двадцать Восемь. Полетели?