Ingeniorum morietur

Я иду по центру Лондона, вдыхая отвратительный запах машинизированного мира. Всюду царит зловоние топлива и пота. Я кошусь на давно потрескавшуюся табличку, покрывающуюся пылью на полке антикварного магазина. "Baker Street 221 B", гласит она, зеленая, потускневшая, никому не нужная. Что-то внутри моего черепа щелкнуло, пронизывая током самые глубокие уголки разума. Я пошатываюсь, успев опереться о металлическую стену по правую руку от меня. Голова болит, готовая разорваться от напряжения. Меня окликнул низкий, шершавый мужской голос: -Осваиваетесь, мистер Сингх? Я вздрагиваю, всем корпусом разворачиваясь к хозяину голоса. Прозвучало как мое имя, но я-то знаю: ни одно из всех принадлежащих мне имен не является моим. Мне объяснили суть моего пребывания здесь. Дали четкие инструкции. Я сомневаюсь... а сделал бы прежний я то же самое? Мой брат сидит в кресле напротив. Оно скрипит, обтянутое красной кожей. Я допиваю дешевое вино, притащенное напарником. А вот, кстати, и он: понуро опустил голову, щурится, облизывает высохшие и покрасневшие от жесткости холодного ветра губы. Я понимаю, что влюблен в него. Понимаю, что влюблен в свою работу. Понимаю, что влюблен в свой интеллект. Брат внимательно оглядывает меня с ног до головы, и, грустно вздыхая, принимается объяснять. Объяснять, что я должен сделать. Я сижу в кабинете. Вот-вот должен подойти детектив. Я обвиняюсь в непристойном поведении. Я гомосексуалист. Это карается законом. Прикрыв глаза, я осознаю, что ничего хорошего меня не ждет, а если и ждет, то не в этой жизни. Я с хрупкой сосредоточенностью вспоминаю о лучшем, что случалось со мной в прошлом, лишь бы не отвлекаться на неминуемую печальность настоящего. Вспоминаю Джоанну, Кристофера, работу в университете... Офицер смотрит на меня выжидающе. Он знает, что бесплатно ничего не бывает. За все нужно платить. И он хочет знать цену. Я киваю на флакон. Тот жмет расположенную у крышки кнопку, и, вынимая оттуда кольцо, вопросительно взирает на меня полными негодования глазами. Я горько усмехаюсь, понимая, что и я заплачу, если дам волю чувствам и рассудку. Объясняю, что нужно сделать. Глаза офицера на мгновение расширяются, губы вздрагивают, но тут же он смыкает их. Любовь - это слабость. -Любовь - это слабость, Майкрофт. Ты знаешь, я должен. Брат вновь вздыхает, устремляя взгляд на дверь гостиной. Я пожимаю плечами. Что я могу сказать? Я должен контролировать свои эмоции. Подавлять слабости. Истреблять препятствия. Любовь к Джону Ватсону - препятствие. Одному Богу известно, как я не хочу лишаться её. Единственного, что меня наполняет. Единственного, что не дает упасть. Я лежу на цементе, оставленный под деревянными досками. Хриплый крик отчаяния вырывается из моего горла, разрывая тишину, уступая место слезам. А они пеленой заслоняют мои глаза, не давая возможности видеть. Смотреть. Чувствовать что-то, кроме дикой обиды и ярости. -Они бьют меня потому, что я умнее. -Нет, просто ты особенный. -Мама говорит, я белая ворона. -И она права. Послушай, Алан... порой якобы ничем не примечательные люди совершают удивительные вещи. Я стою на краю крыши. Размышляю. Если бы всё это не было подстроено... смог бы я сорваться вниз, зная, что никто не поймает меня? Зная, что там меня встретит только асфальт? За моей спиной истекает кровью ненавидящий, но в то же время восхищающийся мною человек. Я это знаю, мы с ним действительно похожи. Никогда не сможем показать, что кто-то интересен нам, если только этот кто-то сам не заметит. Но люди не умеют смотреть. Если по пальцам пересчитать все те случаи, в которых я мог умереть, можно дошивать сотню дополнительных пальцев на каждую руку. Моя жизнь вечно в опасности. А вместе с ней и жизнь Джона. О, Джон... Дверь в кабинет закрывается. Детектив оценивающе оглядывает меня, с насмешкой вскидывая правую бровь. Задает вопросы. Много, слишком много вопросов... В этом, нынешнем мире, машины превзошли человека в схожести с ним. Андроидам не обязательно проходить Тест Тьюринга, чтобы было понятно, что они являются разумом. Как я и ожидал, меня объявили преступником. В голове моей роится немало дурных мыслей. Я превосхожу обитателей этой планеты. Превосхожу во всём. Что-то щемит в груди, и на это я зол, жутко зол. Эта злость понадобилась человеку с фамилией Маркус. Это он сообщил мне, когда я очнулся в медицинском отсеке места под названием штаб Звёздного Флота. Я лежу на диване. Мои руки трясутся, губы подрагивают под стать глазам, из которых катятся слезы. Я пытаюсь принять свою смерть как должное. Как нечто неизбежное. Как то, что я заслужил. Вулканец нависает надо мной, разбивая лицо всё сильнее, и сильнее. Кости хрустят, тут же начиная срастаться. Он ослеплен яростью, как и я когда-то. Как и я всегда. Я вижу в его темных глазах много боли, отчаяния и желания проломить мой череп. Знал бы он, как этого хочу я, несмотря на все попытки предотвратить его намерения. В воздухе материализуется женщина. Она кричит что-то про капитана, про то, что его не спасти, если я погибну. Мужчина заносит руку для очередного удара, но останавливается. Смотрит на меня. Его дыхание учащено. Я отключаюсь раньше, чем он успевает ударить меня в последний раз. Я смотрю вниз. Вижу людей, готовых растянуть подушку в том месте, куда я должен приземлиться. По моим подсчетам велосипедист столкнется с Джоном через три... две... одну... На мгновение я успокаиваюсь. Бросаю короткий взгляд на Кристофера. Даже в виде машины он прекрасен. Помню, как умолял, чтобы его у меня не забирали. Помню, как жил одной лишь мыслью о том, что не смог попрощаться. Прощаться с жизнью, пусть и так, поддельно, всегда непросто. Я всерьез начал подумывать о том, чтобы перебежать к другому краю и упасть, без единой надежды на спасение. Встретиться с асфальтом. С холодом неизбежности. Проглатываю последний кусок яблока в своей жизни. Подбегаю к другому краю. Это должно произойти во сне, я даже не почувствую. Криокапсула готова. Один шаг. Закрываю глаза. Прости, Джон. Прощай, Кристофер. Надеюсь, я не проснусь больше. fin.