Frozen sun

Дым. Серым туманом клубится вокруг меня, обволакивает, запутывает. Путай меня, дым. Забирай к себе в объятия. Тяни за собой, в пустоту. Только в теплую, пожалуйста. Чтобы холодно не было. Я ненавижу холод. Я кусаю до крови губы, потому что кровь теплая и соленая. Я делаю неглубокие надрезы на запястьях, потому что потом можно положить пальцы на раны и чувствовать, как алая жидкость отогревает пальцы. Я бью кулаком в стену, потому что даже стена теплее, чем вечный февраль, которым я болен. Но я мазохист. Потому что снова и снова прихожу по утрам в гости к зиме, ради этого одного короткого взгляда, в котором лишь безразличный, немного презрительный холод. Если бы меня обливали на морозе ледяной водой, я бы замерзал медленнее. На моих губах навсегда замерзла улыбка. Гораздо проще улыбаться и делать вид, что ничего не произошло, чем рассказать кому-то о моем февральском проклятье. Они все знают, что мой образ — сплошная фальшь, пропитанная болью. Сначала они спрашивали. Перестали уже давно. Все спрашивали, кроме него. Одного вопроса было бы достаточно для наступления весны. Я бы бросил всё. Наркотики, алкоголь, народ. Отдал бы все свои земли, всё, что имею. Умер бы, если бы у меня было последнее желание. Лишь бы прозвучал вопрос. Если бы он спросил, почему я не улыбаюсь искренне, я бы проснулся. Но мне не снятся сны. Иначе бы я давно рассказал, там, на краю сознания. Объяснил бы, почему. Но он не спрашивал. Ему не было интересно. Он просто сказал, что его бесит эта фальшь, и ударил по роже. Я, конечно же, не бил в ответ, хотя очень хотелось. И одновременно отомстить за мой вечный февраль, и дотронуться до этой совершенной белой кожи. Правда ли, что она холоднее, чем его глаза? Он обещал разучить меня улыбаться. Я ждал, когда он начнет. Но он так и не начал. Пустая угроза. Улыбка. Искренняя. Как бы прискорбно не звучало, но искренне улыбаться получается только под дозой. Сколько я так живу? Год? Десять? Век? Не знаю. Верил ли он в мой ярлык придурковатого алкоголика? Верил ли в то, что спиртное для меня — просто развлечение, а не способ забыться? Верил ли в рассказы других о алых пятнах на белой раковине? Не знаю. Я не мазохист, почти нет. Но я не понимаю одного — почему так упорно продолжаю убивать себя, растаптывать, прятать душу поглубже, лишь бы снова его колючий лед обжег меня? Не знаю. Я уже давно ничего не знаю. Он — морозное солнце. Восхищает, заставляет любить, но не греет, нет, ни капельки. Наоборот, по-тихоньку всё больше замораживает и убивает. Он — ледяной принц, мальчик из сказки с осколками льда вместо глаз. Только вот жизнь — не сказка, и Кай плюет в лицо своей Герде, которая никакая не Герда, а больной вечным февралем наркоман. Никто не будет плакать, чтобы растопить лед. Тут свои методы. У мальчика-Кая в глазах застынет навсегда вечный февраль, а Герда-наркоманка будет продолжать вдыхать в себя яд, ради одного обжигающего льдом взгляда.