(c) Диалог Волшебника и Медведя*
На часах - три. Чуть больше или меньше, вряд ли кто-то станет сейчас вглядываться в стрелки часов. Люди спят в это время, и улица пустынна. Если бы и оказался тут случайный прохожий - так он прошмыгнул бы пулей в сторону освещенного фонарем участка. Люди до смешного боятся темноты. Кому тут придет на ум задирать голову и пялиться на стены домов и слепые пятна окон. Ночью тени обманчивы. Каждая из них норовит принять причудливую форму. Например, сюрреалистично изогнуться в виде странной горбатой фигуры в районе пятого этажа, распластавшей руки в позе мученника. Люди правильно делают, что не хотят смотреть вверх, а лишь туда, куда направляют свои шаги. Я всегда хорошо отдавал себе отчет в том, как сильно мы отличаемся от людей. Но никогда не считал себя хоть в чем-то хуже них. Да бросьте, в каждом из нас человечности больше, чем в большинстве из этих.. вы только посмотрите на этих прожигателей своих жизней. У них столько свободы - и как же они ей распоряжаются? Торчат на ненавистной работе, а дома пялятся в телевизор и интернет. И смыслом нашей жизни стала миссия по защите этих хомячков. Зачем, почему? Отец говорит - это наше предназначение. Плевать я на это хотел. Я делаю это не из любви. Мной движет ненависть. Не к ним. К их способу существования. Не хочу проводить жизнь в суете о том, как посытнее набить свое брюхо и красивей обставить свою нору. Как найти побольше самок и самую лучшую привести в свое логово. Кстати, о низменном. Дорогой болван, твои игры в Ромео просто смешны. Хорошо, что никто об этом не узнает. Что ты пришел охранять сон прекрасной дамы. Зачем ты здесь? Ничего глупей в жизни придумать нельзя. Она такая же, как все они. Не обольщайся. Пройдет немного времени - и ей захочется продолжить свой род. Обзавестись потомством. Обеспечить своему выводку будущее в социуме. Цинично? Я просто называю вещи своими именами. Я реалист. Она чуть пошевелилась в своей постели, и вот твое сердце застучало в два раза чаще. До чего же глупо. Я отмечаю у себя все эти дурацкие признаки особого волнения. Она пошевелилась, и доносящийся до моих органов чувств запах стал сильнее. Почему он так влечет меня? Мне попадались гораздо более приятные запахи. Я видел красивых женщин. Я ведь гуляю по улицам, скрытый, неузнанный, даже такой громоздкий фрик как я может затеряться в толпе. Я видел их. Смеющихся, спешащих, соблазнительных. Они красивые. Красивее ее. Приятно пахнут. Очень. Почему только ее запах так манит меня? Мне становится трудно дышать. Почти как тогда, когда она подошла мне передать записку. Нет, сейчас гораздо хуже. Тогда был день. Люди вокруг. Яркий солнечный свет. Она такая запыхавшаяся, взволнованная. Жмурится на солнце. В его лучах я вижу каждую мелкую деталь ее лица, мимические морщинки, коричневые пятнышки в серой радужке глаз. Милая. Тянется ко мне. Я вижу. Забудь. Она такая же, как все они. Ты думаешь, она примет тебя. Мне смешно над тобой. Она не знает, кто ты. Она думает, что у тебя какой-то физический деффект. Татуировка на лице. Или еще какую-нибудь ерунду. Уродливый человек - худшее, что она может представить. Не монстр. Почему же сейчас так душно. Кажется, свежий воздух не снаружи, где я повис, цепляясь за неровности стены. А он там - внутри. И свежий ветер легкими волнами идет прямо от ее постели. Проваливай отсюда. Как можно скорее. Беги. Ты не должен здесь находиться. Что ты здесь делаешь, проклятое богом мутировавшее ромео? Уноси свою задницу обратно в отстойник, где только и может быть место такой ошибке природы, как ты. Твоя зеленая кожа так гармонирует с плесенью на стенах. Оценила ли бы это она? Говорят, художники способны видеть красоту даже там, где для обычного человека только мерзость. Нет, ей нельзя находиться в таком месте. Никогда. Поэтому она в своем милом уютном жилище. А ты - здесь, распятый своим запретом на этой кирпичной стене. На подоконнике сидеть удобней, чем висеть, уцепившись за него. Когда Кланк выслеживает мышь, его взгляд меняется до неузнаваемости. Майки далеко не все знает о своем шерстяном дружке. Зрачок сужается, он смотрит на цель не мигая. Мягкий комок шерсти по своей сути - хищник. Охотник. Это же настоящий убийца. Почему я вспомнил об этом? Какой мягкий ковер на ее полу. В высоком ворсе мои ступни утопают по щиколотку. Приятно. Она ведь ждет меня. Я знаю. Я видел ее глаза. Она снова беспокойно ворочается под тонкой простыней. Боги, как она прекрасна. Ничего прекрасней в жизни я не видел. Я просто подойду поближе. И уйду. Сразу же. Ее кожа словно светится. Плечо обнажено. Только тонкая простыня разделяет нас. Я держу свою руку прямо над ее плечом. Моя кожа грубая. Даже в лунном свете видна ее текстура. Ей понравится. Она ведь видит мир не так, как все. Она - одна из них, но она не с ними. Она выбрала быть одной. Она поймет. Она примет. Прядь ее волос закрывает лоб, а губы слегка приоткрыты. Это неправильно, что мне так тяжело дышать сейчас. Я закрываю глаза, чтобы успокоиться, но это ничего не меняет. Я чувствую ее спинным мозгом. Рафаэль. Что. Она... сказала? Глаза закрыты. Она спит. Мое имя. На выдохе. Как стон. Как сон. Это сон. Ее дыхание прямо на моих губах. Милиметры до них. Милисекунды. Сейчас. Здесь и сейчас. Она спит. Ее лицо так близко к моему, а я вдруг вижу Кланка. Кот этот мерзкий, говнюк шерстяной, стеклянный взгляд его, взгляд убийцы его. Прыжок его. Жертва. Жестокость, оправданная природой. Мышь наивная. Растезанная. Но перед этим - просто игра. Узкий зрачок. Стеклянный немигающий взгляд. Совсем как у меня сейчас. Я уверен. Нет. Идите к черту. Отбой. Системная ошибка. Хватит! Прочь. Пленка перематывается в обратном порядке. Встал с колен. Ковер. Подоконник. Стена. Крыша. Прочь. Воздух. Я снова дышу. Боже. Полной грудью вдыхаю свежий ночной воздух. В нем много смертноносных примесей. Это мегаполис, детка. Я всю жизнь живу в худшей его части. В самом грязном и отвратительном месте, которое только можно себе представить. И тем не менее я чист. Я смотрю на людей со стороны, и мне легче, чем им, видеть все их слабости. Всем, что живет и копошится на этом жалком голубом шарике, управляют силы природы. Чтите природу, мать вашу. Она сильнее вас. Поэтому если она заставляет тебя что-то делать - просто беги. Беги, твою мать, Форест, беги. Смотри, тебе уже легче. Верно? Вдалеке от всех этих.. флюидов, заставляющих твой организм выделять гормоны и пылать огнем где-то в груди и ещё пониже живота. Люди так легко подчиняются зову инстинктов. Она же не понимает этого, она же скажет - любовь. Даже так: Любовь. Наивная такая. Трогательная. Я не буду способствовать этому самообману. Я не хочу иметь дело со всем этим дерьмом. Мне уже легче. Главное - не возвращаться туда. Не смотреть в глаза. Не чувствовать ее запах. Оградить себя от всех этих раздражителей. И все будет хорошо, гребанный ты болван. Я жесток? Моя злость - все, что у меня есть.***
Стрелки часов встали. Время - инкогнито. Его обозначает лишь светлая полоска на востоке, там, где должен быть горизонт, но видны лишь крыши высоток. Люди по-прежнему спят, и вряд ли кто-то проснется в столь ранний час в воскресный день. И уж тем более маловероятно, что этот кто-то, поддавшись странной фантазии, поднимется на чердак и оттуда - на крышу, да еще и сделает это так тихо, что сидящая там крупная и странно-горбатая фигура его не заметит. Это хорошо. Потому что это не человек. И глаза его странно влажны. Он судорожно прижимает к груди смятый лист бумаги, какой-то рисунок. Он ждет рассвета, чтобы скрыться в своей преисподней.