Nobody knows the Trubel

Nobody Knows the Trubel I've Seen

Дверь лавки Розали с грохотом распахивается от удара ноги, уж простите за эту бестактность, но руки заняты телом Беды, и я почти молюсь, чтобы в нем еще была жизнь. Нет, только не так, знаю, что ты не надеялась прожить долго, но не так и не сейчас, ты ещё не готова уйти. Словно ответом на свой невысказанный вопрос, слышу стон боли со стороны Терезы, и прости Господь, радуюсь ему, потому что это означает только одно - яд мантикоры ещё не до конца сделал своё дело. - Господи, Ник, - мне навстречу выбегает встревоженная Розали, в её голосе звучит неприкрытая паника. Без лишних слов, девушка бросается расчищать кушетку от заваленных вещей, чтобы дать мне возможность положить тело Терезы. Мои руки в крови и, честно говоря, меня немного трясет. В голове проносится стадо мыслей, ни одну из которых я не могу поймать, одно точно, когда их ход замедлится, придет понимание и вина за то, что я не смог её уберечь. - Отравлена. Розали, нужно что-то от яда мантикоры, - укладываю бессознательную девушку на кушетку и в немой мольбе поднимаю взгляд на Розали, она на несколько мгновений впадает в ступор, глядя то на бледное лицо Терезы, то на моё лицо, на котором застыла маска отчаяния, но потом словно стряхивает оцепенение, и бросается к полкам в поисках нужных компонентов. - Надо обработать рану, - кричит хозяйка лавки уже откуда-то из подсобки, гремя банками, - если яд ещё не добрался до сердца, то есть шанс. Меня совершенно не обнадеживают её слова, хотя “есть шанс” это уже что-то. Нам нужно воспользоваться этим шансом, нужно не упустить, иначе я никогда себя не прощу. Розали появляется с какой-то банкой в руках и протягивает её мне, командуя обработать рану, после чего скрывается в той же подсобке. - Для сыворотки все есть, но надо её приготовить. Мазь замедлит распространение яда, даст выиграть время, - слышу инструкции нашего зельевара, пока убираю тканевую повязку с плеча Терезы. Сквозь порванную рубашку тут же проступает кровь, все-таки нам повезло, если, конечно, такое слово тут вообще уместно, что удар прошел вскользь, иначе сейчас бы мы уже ничего не смогли сделать. Открываю банку и отшатываюсь от едкого запаха мази. Беглый взгляд на рану дает понять, что через одежду мне не удастся справиться с заданием. Спешно расстегиваю пуговицы рубашки Терезы, это у меня получается не сразу, руки едва слушаются. Оголяю бледную кожу девчонки и взгляд невольно скользит по уродливым шрамам на её теле, их было много, большие царапины от когтей на боку, на плече, совсем рядом с новой раной. Всё это я успеваю разглядеть, пока набираю мазь, на ощупь она такая же мерзкая, как и на запах и вид. Аккуратно, стараясь причинить как можно меньше боли, втираю это чудо нетрадиционной медицины в рану, мазь смешивается с кровью, но уже через мгновение становится понятно, что она действует и как заживляющее. Я снова смотрю на шрамы и понимаю, что чувствую ненависть ко всем тем уродам, что причинили ей боль. Рана почти затянулась, но лицо Терезы по-прежнему бледное и губы, кажется, приобрели синеватый оттенок. Не имея возможности хоть как-то помочь, я начинаю ходить взад-вперед возле кушетки, на которой решается судьба одной из гриммов. Что мне делать? Что я могу вообще сделать сейчас? Со стороны кушетки раздается стон боли и я вижу, что девушку начало лихорадить. - Розали, - никогда не слышал в своем голосе столько паники, я кидаюсь к Терезе, но всё что я могу, это сесть рядом с девчонкой и взять её за руку. - Держись, Тереза, - тихо говорю, сжимая крепче её ладонь. Прости, знаю, что тебя так никто не зовет, но это имя тебе подходит, “охотница”. Это ведь наше с тобой призвание. Я ещё столькому тебя могу научить, тебе и всего-то надо что… выжить. Не знаю, подействовали ли мои слова, но девушку перестало трясти и её дыхание стало ровным. Как раз в этот момент вернулась Розали с двумя шприцами. - Подержи её руку, - произнесла лекарь и с моей помощью вколола первый укол в вену. Когда все компоненты оказались в теле девушки, призванные бороться с ядом, Розали повернулась ко мне и сообщила, что теперь остается только ждать. Ожидание - худшая из пыток, когда вопрос стоит жить или умереть. Я просидел рядом с Терезой полтора часа, глядя в одну точку перед собой, чувство времени было потеряно, оно словно застыло, а о том что я почти не моргая сижу полтора часа мне сказала Розали. - Так не должно быть, - тихо произношу я, глядя на все ещё бледное лицо Беды. Она не должна лежать тут, не должна иметь этих уродливых шрамов на теле. Это не её вина, за то что она родилась такой, она заслуживала понимания, нормального дома, а не лечебниц в Спокане. Примерно с такими мыслями я проваливаюсь в сон, утомленный безумным днём. - Проснись, Ник, - в меня летит какой-то свиток от чего я, собственно, и просыпаюсь. Несколько мгновений я не могу понять, где нахожусь, но сталкиваясь с темными глазами Беды, вспоминаю что произошло вчера. Или сегодня? На сколько я отключился? Судя по всему, за окном уже сумерки. Все это, впрочем, перестает меня занимать как только я понимаю, что Тереза очнулась, - спать так не удобно, потом все кости и суставы болят. Я знаю, что говорю, - хрипло произносит она, запахивая рубашку. Кажется, она смущается того, что я видел её шрамы, но старается не показывать виду. - Ник, с тобой все в порядке? - спрашивает она, очевидно, поймав мой немного безумный взгляд. В следующее мгновение я оказываюсь рядом с девчонкой, стискивая её в крепких объятьях. Девчонка сначала теряется, но затем несмело обнимает в ответ. - Обещай больше так никогда не делать, - шепчу я, не отпуская Терезу из своих рук. - Как? - пытается усмехнуться она, но это сделать сложно, потому что мои объятья действительно крепкие. Наконец, я освобождаю её из плена и, держа девчонку за здоровое плечо, заглядываю в её глаза. - Обещай, что больше не будешь умирать.