Предложение

Рицка. Когда-то он ненавидел этого грустного мальчика с огромными фиолетовыми глазами, в которых легко читались все его чувства и мысли. Когда-то давно... Тогда он думал, что Нелюбимый отбирает у него любовь Сеймея. Хм, да это даже звучит смешно. Звучало бы, если не казалось столь абсурдным словосочетание "любовь Сеймея". "Любовь Возлюбленного" — совсем не звучит, не так ли? Даже законы языка против. Тогда он ещё на что-то надеялся. На что? Он и сам сейчас вспомнить не может. На прозрение своей Жертвы? Нет, прозреть может только слепец, а Сеймей всегда был даже слишком зорок... На понимание? Тоже нет, понимал Сеймей всегда, просто не считал нужным принимать во внимание чужие интересы и нужды... Наверное, он надеялся на чудо... Совсем маленькое чудо для законченного циника Акаме Нисея. На крошечное чудо единственный раз в жизни. А потом и надеяться перестал. А ещё через некоторое время порадовался, что чудес в этом мире не бывает — слишком уж оригинальной и самобытной была любовь Сеймея. И именно тогда перестал завидовать Рицке. А вместе с завистью ушла и ненависть. Смылась очистительным дождем понимания. На смену же ей пришли сочувствие и солидарность, проистекающие из такого ясного теперь вывода — они оба вещи Сеймея, просто, Нисей — полезная, а Рицка — любимая. И даже не понятно, что хуже, когда тебя используют бесцеремонно или когда прикрываются твоим же благополучием... Наверное, одинаково. Но как же это всё надоело... Взять бы и уехать куда-нибудь на юг... Нисей проследил за полетом улетевшего окурка сигареты и посмотрел на окна дома Аояги. Приходить сюда и, скрываясь в тенях сливы напротив, наблюдать стало привычкой ещё осенью четыре года назад. Сначала, чтобы следить за Рицкой, затем, потому что в этот дом вернулся Сеймей, потом — просто, чтобы заполнить бессмысленные вечера. Раньше хоть немного развлекало почти ежедневное зрелище забирающегося на балкон Агацумы, а в последнее время это стало выполняться настолько безлично-по приказу — раз в две недели, в пятницу, в 22:30, что наблюдать стало не забавно, а тошно. И стало совершенно непонятно, что же его притягивает сюда — на эту по провинциальному тихую улочку с рядами однотипных домов, так хорошо умевших за своей безликостью скрывать тайны своих жильцов. Разве может кто-то поверить, что под светлым фасадом скрывается такая грязь? Что через два дома справа от Аояги опустившийся алкоголик не первый год избивает жену и восьмилетнюю дочь. А вот в этом доме со старой сакурой под окном родители прокляли и выгнали свою пятнадцатилетнюю дочь-лесбиянку? А кто поверит, что всегда спокойная и вежливая Мисаки-сан с ножом бросается на своего младшего сына? И именно за это он презирал обывателей — чтобы быть нормальными и не выделяться, они не щадили ни себя, ни своих детей, ни окружающих. И представляли свои ограниченность, ханжество, страх и нетерпимость идеалом поведения. А одиночество и беспомощность их растущих детей выдавали лишь окна, ночи напролет светящиеся тусклым светом монитора. Как сейчас окно Рицки. Интересно, у него в столь юном возрасте хроническая бессонница или он каждую ночь ждет Агацуму? Поддавшись внезапному порыву, Нисей решительным шагом пересек улицу и, резко подпрыгнув, ухватился за площадку балкона. Да, а теперь резко раскачаться и ногой упереться вот в эту удобную выемку... хм, а Агацума-то её за четыре года так и не увидел. Бывают же такие — вроде и четырехглазый, а всё равно слепой... А теперь выбросить правую руку вверх и уцепиться за перила. Всё. И совсем несложно... Может, к Агацуме просто старость потихоньку подкрадывается: спина не гнется, косточки болят, зрение, опять же, падает... Представив Агацуму с биноклем и тросточкой, Нисей не сдержал злорадного хихиканья. И именно так, с широченной улыбкой на лице, он и вступил в полутемную комнату, мимолетом заметив про себя, что балконная дверь-то была не заперта, всё-таки ждет. Комната встретила Нисея уютным полумраком и мягкой тишиной. — Соби? — не отрывая взгляда от монитора, спросил Рицка. Нисей удивился интонации, с которой был задан вопрос — будто ответ не предполагается. — Нет, это не Агацума. — Я так и думал. Что ты здесь делаешь? Очередная гениальная идея Сеймея? Можешь ему передать, что ты-то уж точно не удержишь меня в этом доме. — А Агацума удержит? — Как видишь, пока я здесь, — грустно усмехнулся юноша, откидываясь на спинку стула. — Из-за него? — Частично. Так что на этот раз нужно от меня Сеймею? — Не знаю, — лукаво улыбнулся Нисей. — Я просто мимо проходил, дай, думаю, зайду на огонек... — Угу, — недоверчиво хмыкнул Рицка и добавил, — к старому приятелю. Так зачем ты пришел, Акаме? — Я ведь уже сказал, что просто так, — беззаботно пожал плечами Боец. — Может, прекратишь держать меня у порога. Чай, так уж и быть, не прошу, но хоть присесть можно? — и, не дожидаясь ответа, прошел вглубь комнаты и сел на кровать. — Располагайся, — иронично протянул на это Рицка. — Спасибо. Уютненько тут у тебя. Только картинок, на мой вкус, слишком много, аж в глазах рябит. Не надоело хранить фотографии того, кому ты не нужен? — Не надоело! Тебе ведь не надоедает бегать за Сеймеем, — парировал юноша. — Почему же. Уже надоело. Осознал тщетность усилий. — Да неужели? И ко мне пришел, чтобы сообщить об этом? — Хватит, а то мы так ни до чего не договоримся. — А нам есть о чем договариваться? — удивился Рицка. — Есть. Мои безрассудные семнадцать лет, когда я был готов следовать за Сеймеем в огонь и воду, давно прошли. И мне надоело исполнять роль то ли слуги, то ли цепного пса. А тебе не претит цепляться за детские мечты об идеальном старшем товарище? Не надоело, что Агацума из надежного щита, защищавшего от всего и вся, превратился в крепкий поводок, удерживающий тебя рядом с Сеймеем? — Акаме, да ты поэт! — Я Заклинатель Слов. Так что? — У тебя есть какое-то конкретное предложение? Нисей встал с кровати, подошел к Рицке и, склонившись, прошептал: — Конечно, есть, — потом выпрямился и продолжил, положив ладонь на плечо Жертвы. — Прислушайся к себе. Чувствуешь, как реагируют на соприкосновение разнополярные имена? Если мы объединимся, нас не сможет найти даже Сеймей. — Но с Соби... — Агацума чистый Боец. У него нет такой ярковыраженной энергетики имени, как у нас с тобой. Решай, ты уйдешь со мной? — Акаме, это всё, конечно, здорово, но ты упустил из виду маленькую деталь — я ещё несовершеннолетний. Законно уйти из этого дома я могу только в приют, а прятаться и ломать себе жизнь я не собираюсь. — А если я это улажу? — спросил Нисей. — Тогда ты согласишься? Рицка обвел взглядом комнату, задержав его на их с Соби фотографиях, немного подумал. А потом встряхнул головой, отгоняя сомнения, и утвердительно кивнул, добавив: — Но если у тебя не получится, ты подождешь до моего совершеннолетия. — Договорились. Ты не пожалеешь, милый, — ухмыльнулся он. Заметив, как при слове "милый" вскинулся Рицка, Нисей сказал резко посерьезневшим тоном: — Я не обещаю тебе любви, не выучен, в отличие от Агацумы, любить по приказу. Не обещаю идеального поведения и послушания, ведь именно от этого я и бегу. Зато я могу предложить тебе то, чего никогда не даст Агацума Соби, то, что ты, в отличие от своего брата, способен оценить — искренность и верность. Я думаю, мы прекрасно подходим друг другу, Нелюбимый, — и Нисей склонился и мягко поцеловал уже почти свою Жертву в губы, а потом добавил: — Между нами возникнут узы крепче любых других в этом мире. Выкованные сходством судеб и общностью целей, да будут они нерушимы!