Искусство тонкой лжи

POV Пруссии Обстановка на мировом собрании явно накаляется. Это видно и по теряющему терпение Германии, красноречивым высказываниям Англии, громоздким речам Америки, не несущим глубокого смысла. Даже Россия уже не так стойко держится под безжалостным шквалом необоснованных обвинений. Жизненно необходимый перерыв был сделан уже во второй раз, но и он не предвещал ничего хорошего. По пути обратно в общий зал, в уме прикидывая, сколько еще будет длиться этот балаган, вижу Джонса – настоящего, не прикрытого маской неугомонного дурачка. Сидя на небольшом кресле и вяло постукивая костяшками пальцев по кофейному столику, пребывает в плохом настроении после разговорных схваток с Россией. Кинув презрительный взгляд в мою сторону, он демонстративно продолжает пить кофе, даже не поворачивая головы, когда я прохожу мимо. Сейчас нет смысла притворяться, ведь публики здесь нет – здесь только я, который этого не стоит. На таких, как я не стоит тратить свое внимание. Мерзкий тип. Больше всех обвинений в мировом зле сыпется от того, кто весь терроризм и спонсирует, какая предсказуемая ирония. Сегодняшнее собрание – не исключение, поэтому вспомнив о нём, я останавливаюсь, жутко борясь с нахлынувшей злобой. Я слишком зол от ослепляющей лжи, бесконечных фальшивых заголовков в новостях, его безнаказанности. Моя критика в адрес Америки, способная прожечь своей едкостью, резко нарушает тишину в зале, но ненадолго. Я захрипел, прижатый его мощной рукой, которая звериной хваткой стиснула меня за горло. Что ж, сам нарвался. - Как же вы меня достали, - Джонс лениво разглядывает мое побагровевшее от злости лицо, – с Брагинским, который не может играть по общим правилам. Он думает, что я буду бездействовать? А ты, кажется, забываешь, с кем имеешь дело. Ты – мне не ровня, не обманывайся: ты - образ давно умершей страны, отголосок прошлого; тень, которой не станет после его поражения. Не тому дерзишь, разве что по продолжительности существования я тебе могу уступить. Так что не переживай, как его защитить, ты слишком жалок для этого, стоит беспокоиться о собственной шкуре. Услышав чьи-то монотонные шаги в коридоре, Америка неохотно ослабляет хватку, и я резко делаю шаг назад, прислонившись к стене. Германия, появление которого помешало продолжить рассуждения Джонса, стал случайным свидетелем разворачивающихся событий. Моё беглое оглядывание и сдержанный кашель выдает ненормальность ситуации, брат по инерции идёт ко мне, но натыкается на внимательный оценивающий взгляд из-под очков, который его останавливает. Мы же образы-страны; единственные, кто может нам противостоять, это мы сами? Нет, ему может только Брагинский. Поэтому Германия стыдливо отвернувшись, старается не смотреть на меня. Глава Европейского союза, где же твоя власть, где твоя независимость? Может, ты так рьяно прячешь глаза, потому как это всё только на бумаге? Может, поэтому ты на собрании смирился с невыгодными для тебя условиями? Только они два соперника, еще способные взаимно влиять. Даже ты, Германия, а я тем более – не страна, а фигурки из шахмат, которыми умело управляют невидимые нити двух кукловодов, бродящие по мировой карте мира и ставя всё более сложные комбинации. Как и во всей игре, фигуры лишь средства для достижения цели, некоторыми из которых можно пренебречь. Партия геополитической игры разворачивается стремительно, силы в которой не равны, у Джонса преимущества – огромные количество пешек, которые можно использовать по назначению. У Брагинского фигур меньше – поэтому каждая ошибка будет стоить дороже. Следует их беречь, чтобы не лишиться последних из всех расставленных, которые еще не были безжалостно срублены оппонентом. Вслед за Германией из приоткрытой двери появляется и Брагинский. Потрепанный вид от долгого пребывания на ужасно изматывающем и бессмысленном собрании. Сложно быть в центре внимания, терпеть на себе десятки голодных глаз, которые непрерывно следят за каждым твоим шагом, ища ошибки и проявление слабости. Переводя взгляд с Америки на меня, смутно угадывая происходящее, он вопросительно смотрит, ожидая просьбы с помощью. Ну уж нет, нити отношений и так натянуты до предела, а мои действия лишь усугубляют ситуацию, поэтому демонстративно отворачиваюсь. - Думаю, нам пора на собрание, перерыв уже закончен, - сообщил Иван с вежливой улыбкой, от которой холодеет всё внутри. Так умеет только он, с многолетним опытом оттачивая полезный навык пугать окружающих и контролировать себя. Джонс, напряженно замер, еще секунду оценивая ситуацию, а потом, приподняв уголки губ в язвительной улыбке, удаляется уверенной походкой в общий зал. Он не пойдёт открыто на конфликт. Герои нападают со спины, чужими руками. Германия, не желая оставаться с нами наедине, так же поспешно покидает помещение, напоследок пробегая глазами по моей одежде. Иван, сухо поджав губы, рассматривает маленький столик, на котором стоят остатки недопитого кофе и ждёт. Но я молчу. Не хочу ему рассказывать то, о чём он думает. Подтверждать его догадки я не намерен. - Весьма необдуманно. Я и сам знаю, но не смог удержаться. Вывести его из себя необходимо, наблюдая, как обнажаются истинные дурные мотивы; убедиться и подавить сомнения о том, что постоянно играть невозможно. Самое пугающее то, что все догадываются об истине, но упорно игнорируют, не замечая и придерживаясь должного поведения в актерстве. Некоторые с радостью, другие с проклятиями и в ущерб себе, не в силах ничего сделать, продолжают играть свою роль – повсюду и постоянно, особенно на таких общих собраниях, где больше всего скопилось желанных и искушенных зрителей. Станете ли вы отводить взгляд при попытке вас устыдить? Или вы настолько срослись с мнимым обликом, что это для вас покажется оскорблением? - Германия тут тоже жертва, не обессудь; в данной ситуации родственников ведь не выбирают, верно? - уже думая о чём-то своём он склонил голову и направился вслед за всеми. Уж кому это знать, как не тебе, ведь у тебя отношения с сестрой оставляют желать лучшего. Догнав тебя, вижу угасающую улыбку, передающую всю скорбь твоего сердца, копившуюся многие месяцы. Это не улыбка лидера, одухотворяющая на подвиги. Улыбка уставшего от мира человека, но за которым хочется идти. Если я твоя тень, то я до последнего буду следовать за тобой. Тебя не пугает быть против всего мира, поэтому твоя непоколебимая уверенность передается и мне, мне хочется выразить свои эмоции, поддержку и понимание, но недостаточно всех слов, чтобы это сделать. Ты киваешь и тепло улыбаешься, понимая моё беззвучие. Последняя частица тревоги тает, уступая место безмерному спокойствию. Огромные парадные двери со скрипом отворились перед нами, не способные затмить весь шум в зале. Россия спокойно сел на своё место под наблюдением окружающих. Вкрадчивый шепот со всех концов зала не торопился прекращаться, кто-то кидал на него взгляд, полный надежды; как утопающий, хватаясь за спасательный круг, за последнюю соломинку, чтобы выплыть из потока удушающих последствий возможного конфликта. - Продолжим, - холодный взгляд фиолетовых глаз был прикован к Америке, который вальяжно рассевшись, монотонно раскачиваясь на стуле, лучезарно и миролюбиво улыбался в ответ, - к сожалению, в течение нескольких лет я переоценивал независимость отдельных крупных европейских стран…