Боялась...

Кажется, еще недавно все было хорошо. Моя жизнь была в полном порядке, и я была, можно сказать, счастлива. Удивительно, как все быстро изменилось. Еще недавно у меня была лучшая подруга. Элеонор Колдер всегда была умницей и красавицей, которую любила вся школа. У нее всегда были самые лучшие оценки, самые лучшие вещи и даже самые лучшие парни. У нее было все, и тем не менее она все же дружила со мной. Луи Томлинсон вошел в мою жизнь совершенно случайно. Никто не знал, что в один прекрасный день у нас появится новенький, над чьими шутками будет смеяться весь класс и на чей флирт будут отвечать все девочки. Все, кроме одной. Элеонор тогда даже не посмотрела в его сторону, ведь у нее в голове на тот момент был лишь один парень — студент из университета неподалеку. Я тоже была не похожа на остальных. Я не бегала за ним, чуть ли не вымаливая свидание. Я не навязывалась ему каждый раз, когда у него была свободная минутка. Мы просто проводили вместе время: смотрели фильмы, готовили по рецептам, найденным в интернете, ходили на футбол, который так любил Луи. Он мог задержаться у меня до двух часов ночи; он мог в любой момент написать мне, и я отвечала; он мог предложить какую-либо безумную идею, и я поддерживала его. Во всем. Я бы сказала, мы были друзьями. Он бы сказал, что мы хорошие знакомые. И дело было не в том, что я преувеличивала наши отношения — он просто не верил в дружбу между парнем и девушкой. В какой-то момент я поняла, что начала влюбляться. Я боялась признаться себе в этом. Боялась, когда мы смотрели «Пункт назначения», поедая пиццу. Боялась, когда мы вместе решали трудные задачки по геометрии. Боялась, когда разговаривали допоздна по скайпу, зевая и произнося слова уже через силу. Боялась, когда учитель однажды пересадил к нему Эль, что тогда только-только рассталась со своим студентом. Боялась, когда заметила, что он все чаще начал общаться с ней. Боялась, когда узнала, что он идет с кем-то на свидание. Боялась, когда рыдала всю ночь, обнимая плюшевого утконосика под одеялом. Боялась, когда узнала, что его новой девушкой стала Элеонор. Боялась, но прекрасно знала, что это правда. Мое сердце было разбито. Луи все еще пытался общаться со мной, но это получалось все реже и реже. Элеонор все так же оставалась моей подругой. И никто не замечал моих синяков под глазами, бледности лица и усталости в глазах. Я не спала, я не ела, я не могла не думать о том, как он целует ее, обнимает, как они срывают друг с друга одежду... Я все держала в себе. Я изображала радость, когда Эль восторженно рассказывала об их многочисленных свиданиях, изображала сочувствие, когда они ссорились и не разговаривали в течение нескольких часов. Я верила, что так смогу быть хорошей подругой для них обоих. Вот только даже моему терпению пришел конец. — Ульяна, — услышала я знакомый голос и ускорила шаг. Сегодня был слишком тяжелый день, чтобы еще выслушивать от подруги, какой замечательный Луи, как она с ним счастлива и т.п. — Ну постой же! Вскоре Элеонор догнала меня, что было не проблемой для капитана команды поддержки. — Ты не слышала, что я звала тебя? — возмутилась Эль, развернув меня к себе лицом. — Извини, я была в наушниках, — соврала я. — Но на тебе их нет, — нахмурилась подруга. — В прочем, это не столь важно. У меня есть к тебе дело. Меня заинтриговали ее слова. Элеонор Колдер никогда никого не просила о помощи. Все же я пыталась быть хорошей подругой, поэтому я подумала, что, если помогу ей в чем-либо, смогу искупить свои грехи. Грехами, конечно же, были разнообразные фантазии о ее парне. — Ты ведь живешь совсем рядом и совершенно одна, — припомнила она. — Не могла бы ты дать мне ключи от своей квартиры на несколько часов? — Зачем? — не понимала я. — Ну, понимаешь, — замялась она. — Сегодня у нас с Луи годовщина, и я хотела, чтобы этот вечер был особенным, потому что я хочу... Ну, ты знаешь. В тот момент я поняла, что мое сердце все еще живо, не смотря на нанесенные ранее удары. Но после этих слов, казалось, оно остановилось навсегда. — Ты хочешь переспать с ним? — спросила я онемевшими губами. Мне хотелось кричать, крушить и ломать вещи вокруг. В моем сердце загорелась злость на саму себя за то, что когда-то я не призналась Луи в своих чувствах. Все внутри сжималось от боли, когда я вновь и вновь представляла, как будет проходить их первая ночь. И в этот момент я впервые в жизни отказала Эль. — Она не дала тебе ключи? — услышала я на следующий перемене ненавистный голос, полный притворного удивления. Это была Мисти, что считала себя лучшей подругой Элеонор. Естественно, никакой подругой она не была. Она просто пыталась заполучить хотя бы часть популярности Эль. — Да, представляешь, — искренне недоумевала подруга. — Я думала, она согласится. Ведь, возможно, именно благодаря ей мы с Луи так сблизились. — Почему? — теперь удивление было искренним. — Она была одной из самых близких людей для Луи. Все началось именно с разговора о ней, а потом переросло в нечто большее, — объяснила Колдер. — Так почему сейчас она не хочет помогать? — вновь задала интересующий их вопрос Мисти. — Не знаю, наверное, завидует, что Луи обратил внимание именно на меня, — гадко рассмеялась Элеонор с подругой. — Видимо, ему не нужна жалкая девственница, которая не может даже парня удержать. В эту секунду я возненавидела Элеонор Колдер. Я не знаю, сказала она это, чтобы вновь поднять свой авторитет перед Мисти, или же она действительно так думала. Я знала лишь одно: я уже отдала ей парня, свою дружбу отдавать ей я не намерена. Поэтому, чтобы вытеснить из своей жизни и Луи, и Эль, я должна была дать ей эти злосчастные ключи. — У вас есть время до восьми вечера, — сообщила я, протягивая ключи Элеонор. — Спасибо, — она была явно удивлена переменой моего решения. — Напиши мне СМС, когда закончите, — попросила ее я. — Ключи оставишь под ковриком. С этими словами я быстро ушла в находивший поблизости женский туалет, чтобы никто не смог увидеть или услышать, как я плачу. Но это был не просто временный приступ, сопровождавшийся парой слезинок. Это была истерика, что граничила с безумием, ведь я понимала, что после того, как они переспят, я никогда не смогу общаться ни с одним, ни с другой. В 19:53 я уже сидела на лестнице чуть выше этажа, на котором находилась моя квартира. Я слышала, как Луи и Эль вышли и закрыли за собой дверь, я слышала их поцелуй, слышала ее приторные слова, смысл которых разобрать не было сил. Сердце мое рвалось на части, а зубы сжимали кожу у основания большого пальца, чтобы я не могла издать ни звука. Хотелось кричать и рыдать, но я не хотела, чтобы меня услышали. Эль, как мы и договаривались, положила ключ под коврик у двери, и они вошли в лифт. Через пару секунд пришло сообщение от теперь уже бывшей подруги. Она, наверняка, благодарила меня, говорила, как рада, что я ее подруга. Но читать это сообщение я не стала. Я просто вошла в теперь уже чужую мне квартиру. Я попыталась стереть все следы их пребывания здесь. Бокалы из-под красного вина были начисто вымыты, содержимое бутылки — вылито в раковину, а сама бутылка — выброшена в мусорное ведро. Постельное белье я тут же стянула с дивана и бросила в стиральную машину, поборов сильное желание сжечь его. Заново застелив постель, я легла и завернулась в одеяло. Это всегда помогало утихомирить разбушевавшиеся чувства. Но теперь что-то было не так. В голову лезли ужасные мысли о том, что они делали на этом диване. Я закрывала глаза и видела, как он снимает с нее одежду, кладет ее туда, где сейчас лежу я. Я словно чувствовала, каким он был нежным, как он был счастлив. Меня же чуть ли не выворачивало от этих мыслей. Я резко встала с кровати и отошла на пару шагов. В голове появилось осознание, что я больше никогда не смогу спать в этой постели. Эти ужасные картины всегда будут меня преследовать. Каждую ночь я вновь и вновь буду пересматривать этот эротический фильм, что причиняет невероятную боль и вызывает желание покончить с собой. Не долго думая, я достала из недр шкафа надувной матрас. Надув его минут за 10, я постелила постель и вновь легла, плотно укрывшись одеялом. Стало чуть легче, но уснуть той ночью мне так и не удалось. На следующее утро, когда прозвенел будильник, я не сдвинулась с места. Казалось, сердечная боль прибила меня к одному месту, не позволяя даже шелохнуться. Я уже чувствовала, как затекают суставы, но боль в области груди была сильнее. Тем утром я даже не смогла отключить будильник, поэтому этот ужасный писк раздавался каждый час, вновь и вновь вырывая меня из безрадостных мыслей. Я не хотела есть, не хотела спать. Лишь изредка я вставала, чтобы сходить в туалет или налить себе стакан воды. На большее не было ни фантазии, ни сил. Я просто не могла придумать, чем бы себя занять или что бы приготовить поесть. О том, чтобы пойти на учебу, и речи быть не могло. Наверное, впервые за тот год, что я живу одна, я подумала, что хорошо было бы, если бы мои родители были здесь. Папа бы позволил порыдать у него на плече, а мама утешила бы чем-нибудь вкусненьким или хотя бы заставила поесть. Но родители больше не жили со мной, лишь звонили пару раз в неделю. Ближе к обеду телефон начал разрываться от звонков. Я видела, что на экране высвечиваются то «Эль», то «Луи», но ответить я не могла. Я хотела забыть их, вычеркнуть из своей жизни, никогда не вспоминать о том, что я когда-либо общалась с ними. «I wish that I could wake up with amnesia...», — эта строчка из песни 5 Seconds of Summer идеально описывала мое состояние. Пару часов потерпев звон телефона, я отключила ненужный аппарат и продолжила лежать, все так же завернутая в теплое одеяло. Легче не становилось, и я не знала, сколько еще смогу выдержать. Тишина квартиры, иногда нарушаемая звоном не отключенного утром будильника, оглушала, поэтому я включила телевизор. Тупые реалити-шоу помогали заглушить собственные мысли, но как только я выключала телевизор, все возвращалось на свои места. Поэтому следующую ночь я вновь не спала, но теперь у меня был электрический друг, спасавший от безрадостных мыслей и болезненных картин в голове. В обед следующего дня кто-то начал упорно стучать в мою входную дверь. Я старалась игнорировать, пыталась заснуть, чтобы ничего не слышать, но незваный гость отказывался уходить. В следующую секунду еще и зазвонил злосчастный будильник, который я уже успела возненавидеть. Нервы мои не выдержали, и я вскочила с матраса. Швырнув будильник в стену, я направилась к входной двери, чтобы высказать все, что я думаю, настойчивому идиоту. Какого же было мое удивление, когда, открыв дверь, я увидела перед собой Луи Томлинсона. — Привет, — просто улыбнулся он, словно ничего и не случилось. Вот только мое сердце вновь болезненно сжалось, потому что я знала, что ничто уже не будет таким, как раньше. Наверное, впервые за все это время на мои глазах появились слезы, скрыть которые не было сил. — Уходи, — смогла лишь выдавить я и попыталась закрыть дверь. Вот только я настолько ослабла, что Луи с легкостью распахнул ее и вошел в мою квартиру. — Нет, — прошептал он, прижимая меня к себе. Я сопротивлялась. Я била своими маленькими кулачками, над которыми когда-то так потешался Томлинсон, по его широкой груди, но почему-то я так и не смогла его оттолкнуть. А через пару мгновений я перестала и пытаться. — Ульяна, — тихо проговорил он спустя какое-то время. — Что с тобой происходит? Я отошла от него и уперлась взглядом в пол не в силах смотреть в голубые глаза, полные переживания. — Ответь мне, — просил Луи. Его голос неожиданно стал сиплым, и я вдруг подумала, что он сам вот-вот расплачется. Как наивно и глупо. — Ты когда в последний раз ела? — спросил он обеспокоено. Луи сделал шаг ко мне и взял за подбородок, заставив посмотреть на него. — Когда ты в последний раз спала? — видимо, меня выдали огромные синяки под глазами и уставший взгляд. Я не могла ответь. Казалось, если я что-нибудь скажу, я вновь заплачу или и того хуже — расскажу ему все, что пережила за эти пару дней. — Не хочешь говорить? — я покачала головой. — Хочешь, чтобы я ушел? — я кивнула. — Но я не уйду, — твердо сказал он. С этими словами, разувшись, он прошел на кухню, а мне пришлось смириться с этим варварским проникновением в мою квартиру. Луи тут же направился к холодильнику, а я лишь села на стул и стала наблюдать за происходящим. Мой холодильник был почти пуст: лишь четыре яйца, кетчуп и пропавший сыр. — Как ты вообще питаешься? — он обернулся, чтобы взглянуть на меня, и вдруг понял. — Сколько дней ты не ела? Я вновь ничего не ответила. А зачем? Он и так все понимает, все видит. — Яйца свежие? — я лишь пожала плечами. — Ладно, приготовлю тебе яичницу. Я открыла было рот, чтобы возразить, но он строго посмотрел на меня, поэтому я так и не решилась что-нибудь сказать. Вскоре моя кухня наполнилась звуком кипящего масла и запахом яичницы. Вот только есть совершенно не хотелось. Я попыталась встать и уйти, но в ответ лишь услышала приказ «Сядь на место!». Сопротивляться не было сил, поэтому я вновь рухнула на стул и стала ждать, что же будет дальше. Приготовив обед, Луи выложил на тарелки все четыре яйца и сел рядом со мной. — Ешь, — сказал он, поставив передо мной тарелку. Я лишь посмотрела на яичницу с явным отсутствием интереса. — Если ты не будешь есть, я сам тебя накормлю, — предупредил Томлинсон. Но мне действительно уже было все равно. Я лишь демонстративно отодвинула тарелку и уткнулась взглядом в столешницу стола. Тогда он пододвинул стул поближе ко мне и развернул меня к себе лицом. — Открой рот, — мягко приказал Луи. Я не думала сопротивляться. Сейчас я была уставшей тряпичной куклой, которая легко исполняла пожелания своего наставника. — Вкусно? — спросил парень. Я лишь пожала плечами. Вкус сейчас я действительно не чувствовала. Казалось, все мои рецепторы атрофировались за эти дни заточения. Я даже не обращала внимание на то, что меня кормит сам Луи Томлинсон, о котором я так долго мечтала, которого так любила. В обычном состоянии я бы уже давно была красной, как помидор. Съев два яйца, я отвернулась от направляющейся в мой рот вилки. Я и так слишком много съела. К горлу начала подкатывать тошнота, и усугублять положение я не хотела. — Наелась? — осведомился Луи. Я лишь кивнула. — Тогда пойдем спать! Я удивленно посмотрела на парня. — Да, я уложу тебя на диван и прослежу, чтобы ты уснула, — подтвердил мои догадки Томлинсон. Тут меня охватила паника. Я не спала несколько дней, потому что не могла уснуть. Но не это было причиной моих страхов. Луи увидит, что я не сплю на диване, что пару вечеров назад стал их с Эль ложем любви. Он обо всем догадается и... Отвернется от меня. В этом я была уверена. — Никаких отговорок! — остановил он меня, когда я открыла было рот, чтобы возразить. Луи взял меня на руки, и я поняла, что уже давно перестала ему сопротивляться. Он отнес меня в комнату, где стоял злополучный диван. Его лицо вытянулось в удивлении, когда он увидел рядом лежащий надутый матрас. — У тебя гости? Я отрицательно мотнула головой. — Тогда почему ты спишь на полу? — спросил он, опуская меня на пол. Но я вновь не ответила. Как я могла сказать ему? Я понимала, что если откроюсь ему — потеряю навсегда. Он молчал. Его лицо было напряженно. Кажется, он размышлял о возможных причинах моего такого странного поведения. — Это из-за нас? — спросил он тихо спустя какое-то время. Теперь я даже не смотрела на него. Мой взгляд уткнулся в пол, я не смела поднять головы. — Ответь мне, — так же тихо шептал он. — Прошу, не молчи. — Я не хочу отвечать, — вымолвила я, прежде чем смогла остановить себя. — Пожалуйста, — попросил Луи, но я была тверда в своем решении. Я в очередной раз лишь мотнула головой. На некоторое время он смерился с таким ответом. Мы легли на матрас. Я вновь укуталась в одеяло. На этот раз я просто не хотела как-либо соприкасаться с Луи. Каждое прикосновение, каждое его слово, каждый его вздох вызывал боль, граничащую с агонией. — Поговори со мной, — вновь услышала я его тихую просьбу. — Нам не о чем говорить, — удивительно, какой силой был наполнен мой голос. — Почему? — не понимал Томлинсон. — Я с самого начала хотела, чтобы ты ушел, — напомнила я. — И все же ты не ответила на мой вопрос, — возразил Луи. — Почему? Я не стала отвечать. Я не хотела вновь признавать свои чувства, не хотела вновь вспоминать тот ужас, что пережила. До сих пор переживаю. — Ты не ходишь в школу, — начал рассуждать Луи. — Ты не отвечаешь на звонки и отказываешься открывать дверь, впускать меня в квартиру. Не отвечаешь на мои вопросы, не хочешь есть, не хочешь спать. Или хочешь, но почему-то не делаешь этого. И самое главное — даже приближаться не хочешь к тому дивану. Воцарилась неуютная тишина. Я знала, что он уже пришел к верному умозаключению, но я не хотела слышать о его догадках. — Дело в моих отношениях с Эль? — спросил он наконец. — В том, что должно было произойти на этом диване? Я не хотела слушать его. Но затем я обратила внимание на странную формулировку его вопроса. — «...что должно было произойти?» — переспросила я. — Ты думаешь, мы воспользовались твоим диваном, верно? — осведомился Луи. — Да, — кивнула я удивленно. — А как иначе? Томлинсон вдруг перевернулся на бок и посмотрел мне в глаза. — Тебе больно? — спросил он тихо. — Поэтому ты закрылась ото всего мира, спряталась здесь? — Луи, не надо... — Прошу, ответь, — настаивал парень. — Я не хочу отвечать... — Пожалуйста, — в его глазах читалась мольба, и я не смогла устоять. — Да, — выдавила я, чувствуя, как к глазам подкатывают слезы. Мысленно я убеждала себя, что я сильная девочка, что справлюсь со всем этим. Но я также понимала, что все это лишь вранье. Луи ничего не сказал. Он лишь потянулся ко мне, и я почувствовала его губы на своих. Но на тот момент я была слишком удивлена, чтобы ответить на поцелуй. — Что ты делаешь? — прошептала я, когда он оторвался от моих губ. — Я не смог, — просто ответил он. — Не смог переспать с ней на твоем диване, в твоей квартире. И не смог бы сделать этого в каком-либо другом месте. — Почему? — не понимала я. — Не смог так поступить с тобой, — признался он. — Не смог предать тебя. Не смог предать себя. В какой-то момент, когда Эль уже начала снимать с меня рубашку, — я зажмурилась, пытаясь отогнать от себя эти картины, — я понял, что не хочу быть с ней. Я хотел, чтобы на ее месте была ты. Вот и все. — Но... — Без «но», — остановил он меня. — Просто поцелуй меня и ложись спать. Поговорим обо всем завтра. И я выполнила его просьбу. Уютно устроившись в его объятиях я уснула со счастливой улыбкой на губах, что, казалось, выглядела немного абсурдно на моем измученном бледном лице.