Летучий корабль

Сказывают, когда-то, в давние времена, в благословенном Амане, что за морем, жило три народа эльдар – нолдор, ваниар и телери. Народом нолдор правил славный король Финвэ. Было у него три сына: Феанор – великолепный мастер и оратор, Финголфин – благородный воин и Финарфин – прекрасный ликом и духом мудрец. Много славных и не очень деяний свершили два старших сына, и навеки прославлены они в песнях и сказаниях – как эльфов, так и людей, да не о них сейчас речь пойдет. Ибо не меньше братьев хороших дел совершил Финарфин, только что не здесь, а за морем, вот и вся разница. Лишь одно живет среди нас, людей, предание о чудесном творении младшего сына Финве. Вот его-то я вам и поведаю. Телери, народом эльдар, жившими на побережье, правил король Ольвэ. Был он братом того самого Тингола, что до Амана не дошёл и в Дориате обосновался и про которого вы, верно, уже слышали. Было у Ольвэ два сына-орла да дочь-лебёдушка, нежно любимая. Эарвен звали её. Славно текли дни народа телери, не знали они ни горя, ни забот, и проводили время в песнях, спокойной, посильной работе и в изучении мира – моря, в особенности. Вот и Эарвен часто гуляла по длинному побережью или плавала вдоль берега на легкой лодке да песни распевала. Впрочем, читать она тоже любила, многое знала, и многое хотела узнать. Однажды днём плыла Эарвен в своей лодке, и на душе у неё было светло. Погруженная в свои мысли, тихо гребла она веслом в спокойной воде и ничего не замечала вокруг. И светлая песня, полная чистой радости, сама полилась из её уст, а ветер донес её до берега. Он же донёс через некоторое время до Эарвен другие звуки. То была ответная песня, полная света, надежды и спокойной внутренней силы, и мужской голос пел её. Не пели так телери, скорее ваниар, но…откуда им здесь взяться? Зачарованная, остановилась Эарвен, и весло чуть не уронила, но в тумане, окутавшем берег, не было видно, кто это поёт. От потрясения голос изменил ей, и не могла она больше спеть в ответ. С замиранием сердца подплыла она к берегу, но не нашла там никого и, задумчиво-растерянная, отправилась домой. Голос этот ранил ей сердце и поселился глубоко в душе. С тех пор еще чаще в одиночестве бродила она вдоль берега, да в лесах прибрежных, нечасто появлялась в Альквалонде и тихо пела теперь уже грустные песни. А голос этот принадлежал Финарфину, он же Арафинвэ, сын Финвэ. В тот день сидел он на берегу да рыбу удил. Надо сказать, частенько он так делал, ибо, хоть и рожден да воспитан был как нолдо, всё же не совсем он был им. Внешне больше на ваниа походил, а душой всегда к морю тянулся. Не любил он в кузне, как старший брат и прочие из его народа, работать, и часто либо с друзьями-ваниар учился да на научные и прочие темы беседовал, либо с друзьями-телери корабли строил – в чем немало, однако, его нолдорские умелые руки помогали – да по морю ходил. На кораблях, разумеется. Вот и теперь сидел Финарфин на берегу в простой одежде, удил рыбу да размышлял о том, как лучше построить такой корабль, чтобы можно было под водой плавать. Но вдруг услышал он звуки чудной песни и, вскинув голову, увидел в тумане деву, что прекрасным видением плыла по морю в легкой лодке. И ярче всех творений Варды, вместе взятых, сияла она, самым большим чудом Амана казалась она ему, и душа его незамедлительно отозвалась на песню её души – ответная песня полилась из его уст. Лилась эта песня, но увы! – безответной осталась она. Бросился тогда он на лодке в море, чтобы отыскать прекрасную, но лишь сильнее сгустился туман и разминулись они. Потерял Финарфин с тех пор свой покой и везде, где мог, искал очаровавшую его Деву Моря, и нигде не мог найти. Никто не знает, сколько времени прошло с той поры. Много, а может, и мало дней минуло, а только как-то плыл Финарфин в лодке по морю, в который раз оглядывая побережье, и вдруг увидел на берегу ту самую деву, что давно поселилась в его мыслях. Не поверил сперва он своему счастью, а когда поверил, то запел тогда дивную песню о прекрасном видении, что не в силах позабыть, о морской деве, что тронула его сердце. И сильнее стал ветер, и быстро донес до Эарвен звуки знакомого и полюбившегося голоса. Выбежала тогда она на самый край берега и узрела златовласого статного юношу, что в лодке работы нолдорской к берегу правил. Там, у самой кромки моря, встретились они, и великая любовь поразила их – отныне и до Второй Музыки, а то и после. Теперь вместе, рука об руку, гуляли они по длинному берегу и прибрежным лесам, с каждым днем узнавая друг друга – так, будто вспоминали давно знакомые и любимые когда-то, должно быть, до пришествия в Арду, черты лица и характера. Потом Арафинве и Эарвен отправились в Валмар, город его матери, а затем – в Тирион, где Финарфин представил любимую своим царственным родителям как свою суженую. Те с радостью одобрили выбор сына, и даже Феанаро, сводный брат Финарфина, одобрительно хмыкнул, на них глядючи. Оставалось дело за малым – спросить благословения на брак у отца невесты, как того требует обычай всех детей Эру, что людей, что эльфов. И вот предстали они пред троном короля Ольве. И держал речь перед ним Арафинвэ, в лучших традициях обоих народов – учтиво и с достоинством. Говорил он и о любви своей к Эарвен, и о том, что она ни в чем не будет с ним нуждаться, и о многом другом. Все, кто слышали эту речь да видели сияющую от счастья королевну, не сомневались, что свадьба – дело уже решенное. Да только сам король Ольвэ в этом сильно сомневался. Когда Эарвен только пришла в Арду, тайно получил он предсказание, и гласило оно, будто Ольвиэль суждено стать женой короля, а стало быть, и королевой. Очень удивился Ольвэ таким словам, ведь что Финвэ, что Ингвэ были уже женаты. Но мудрый ваниа, сделавший такое предсказание, только пожимал плечами. Мол, вижу, что будет так, и всё тут. Но, подумав, добавил: дескать, испытай претендента на руку дочери, когда таковой появится. Потребуй что-нибудь невыполнимое. Сделает – тогда и всё остальное сбудется. Тяжелые думы овладели королем, пока он речь Арафинвэ слушал да дела дней минувших вспоминал. Отказать – проблем дипломатических с нолдор не оберешься, а предсказание нужно в тайне держать. Согласиться? Юноша он добрый и телери по духу близок. Но Эарвен явно суждена другому, ведь никак не может третий сын короля сам корону принять. Остается одно – испытание назначить. И заявил тогда Ольвэ во всеуслышание: - Чиста и правильна речь твоя, как и душа, благородный сын Финвэ. Но вынужден я тебе отказать. Гул удивления пронесся среди собравшихся, и в ужасе прильнула к любимому Эарвен. А Ольвэ продолжил: - Слава о тебе хорошая идёт, и другом народа моего зовешься ты, но всё же не могу я тебе отдать руку дочери моей – по крайней мере, сейчас. Редки дочери в нашем роду, и высоко ценятся. Дорогой свадебный дар приличествует отдать за неё. - Справедливы слова твои, государь. В самом деле, великих даров достойна та, что для меня затмила все звёзды самой Варды! Но что же ты хочешь за неё? - Любят телери море и чудеса его, любят они небо и ветер, что корабли в путь ведет. О тебе же говорят, что ты в мастерстве корабельном почти что с нашими лучшими мастерами сравнялся. Вот мое слово: предъяви мне корабль, тобой созданный, да не простой, а такой, чтобы плыть он мог как по воде, так и по воздуху. Тогда ты получишь руку моей дочери, и слово моё нерушимо. Тишина гнетущая воцарилась во дворце. Все, кто слышал это, застыли, как пораженные. Ибо кому под силу летучий корабль сотворить? Никому из мастеров телерийских, это уж точно. Да что там, тут и мастер Феанаро бы не справился. Точно такие же мысли роились и в голове Арафинвэ. Но не подал он виду, и в тишине прозвучал ответ его: - Будет построен такой корабль, как ты желаешь, государь Ольвэ. А затем, простившись с Эарвен и друзьями, удалился Арафинвэ из дворца в неизвестном направлении. Очень хотели товарищи за ним последовать, да мягко осадил их младший Финвион, мол, «моё обещание – мой и ответ», а затем еще следы свои запутал. То же сделал он и для Эарвен, которая за ним вслед чуть не сбежала. Горька была эта разлука, но иначе не мог поступить Арафинвэ, ибо было видение ему, что все, кто последуют за ним, погибнут. Так добрался он до дальнего берега и обосновался в одном из потайных гротов. Укрывшись в своём тайном месте, перетащил туда он необходимые инструменты со своего прежнего, «явного» места работы в Лебяжьей Гавани, что само по себе – отдельный рассказ, ибо перенос осуществлялся тайно и обходными путями. Затем отправил весточку родителям без адреса обратного, чтобы к смешению Древ не ждали (благоразумно не уточнив, какого по счету именно) и наконец принялся за работу нелегкую. Долго искал он нужное решение, счет смешениям Древ потерял, много чертежей сделал, много заготовок, а всё не выходит летучий корабль, разве что в теории, да и то – с невысокой вероятностью. Неужели невозможно это? Как-то ходил Финарфин по пустынному берегу морскому и думал думу нелегкую. Взад-вперед ходил и так глубоко в свои мысли ушёл, что ни ветра, ни шума волн не слышал. Да нейдет мысль нужная в голову, как ни старается он. Вдруг слышит он сквозь мысли свои, как будто кто-то песнь напевает в такт с шумом волн, песнь о том, как непросто одному вечность жить – без подруги, без супруги, одни лягушки да пиявки. Близка эта песнь оказалась Арафинвэ, и сам он не заметил, как начал подпевать. А как кончилась песня, вернулся окончательно он в мир реальный из раздумий и узрел перед собой – подумать только! – самого Ульмо. От неожиданности и волнения застыл юноша на месте, но и сам Ульмо был удивлен не меньше. Наконец заговорил Вала: - Что делаешь ты, сын Финвэ, в этих местах? И ответил Финарфин: - Я искал здесь уединения, чтобы выполнить обещание своё. Но нейдут мне мысли нужные. - Что же ты пообещал такого, что тебе потребовалось уйти так далеко от дома и любимых покинуть? И рассказал тогда Арафинвэ всё, как есть. Задумался тогда Ульмо. - Хорошо, – молвил он наконец. – Помогу я тебе, Арафинвэ. Но тяжелый и долгий путь предстоит тебе, полный опасностей. Тут понял Финвион, что видение его не обмануло. А Ульмо дальше говорит: - Ради любви своей на многое ли готов ты пойти? А уверен ли ты в избраннице своей? - Есть во мне страх, но любовь сильнее его. Она ведет меня, она мне сил придаёт. А как я могу быть не уверен в той, что против воли отца и молвы не побоявшись, за мной в путь неизведанный пуститься хотела? Насилу уговорил я её остаться, даже ход свой запутывать потом пришлось. - Нелегко тебе придется! Но коли выполнишь – многим судьбам мира ход дашь. Так что слушай: должен ты будешь Море пересечь, там к гроту выйдешь, где будет ждать тебя всё, что для корабля твоего потребно. Из местных деревьев построишь ты корабль по своему разумению. Будет он хорошо плавать, а летать – нет, но это пока что. Спрячешь хорошенько в гроте своё творение и отправишься в путь, на поиски королевства под названием Дориат, где правит брат отца твоей возлюбленной, Эльвэ, он же Элу Тингол. Как отыщешь, обратись к его супруге, мудрой Мелиан, и послужи ей. Три просьбы её выполни, и тогда научит она тебя корабль твой летучим сделать. Но смотри! Не должен знать никто, кто ты и откуда – кроме разве что королевы Мелиан. Потому имя возьми другое себе и плащ вот этот никогда не снимай. Тут же появилась в руках Арафинвэ темная ткань. И взмахнул рукой могучий Вала, и всплыло тогда множество камней морских на поверхность воды, вмиг ставшей спокойной. Выстроились вмиг те камни друг за другом, длинную дорогу образуя. Поклонился тогда Финарфин Ульмо, поблагодарил за помощь и пустился в путь по этим камням. Долго ли, коротко ли, а всё еще идет он по камням в сторону другого берега. Вот уже и свет Древ за спиной совсем перестал путь освещать. Но тут новое чудо – камни светиться начали. Так и идет он: впереди – море спокойное и камни путь указывают, а сзади море уже разыгрывается и камни под воду уходят. Видно, знак это, что пути назад нет. Наконец дошел он до берега. Накинул там он плащ, Ульмо данный, на себя и как можно прочнее закрепил его на шее. Склонился над гладью водной – а там на него темноволосый да кареглазый квендо смотрит, и свет Амана с чела весь будто сошёл, да и вообще лицо изменилось неузнаваемо. Стал он будто одним из Мориквенди – то ли аваро, то ли нандо. Прошёл он чуть дальше по берегу, а там и вправду грот потаенный, а в нём – инструменты, да не простые, не обычной работы, и не для обычной работы. Легкие они такие да послушные – будто наперед знают, что ты делать собираешься. Был же среди орудий там еще меч да лук со стрелами, и неспроста, как выяснил Арафинвэ, окрестности исследуя. Место для грота тайного выбрал Ульмо не простое, а на севере, близко к местам, где Саурон и прочие Мелькоровы прислужники обитают. Стало быть, в разы осторожнее нужно быть Арафинвэ. Возвратившись к прибежищу своему, прилег он там отдохнуть и сам не заметил, как уснул. И явилась ему во сне том та самая идея, тот самый образ корабля, думу о котором он так долго думал да представить все себе не мог. Проснувшись, он уже твердо знал, что и как нужно сделать, и, не откладывая дел в ящик долгий, принялся за работу. Без остановки трудится он, поглощенный своей идеей, и горит работа у него в руках, спорится. Наконец, когда всё же сделал он в трудах своих перерыв, выполнив где-то треть работы, почуял он приближение тварей лиходейских. А звук топора да запах костра явно подозрение вызовут. Тогда, собравшись с силами, стал он творить Песнь, Силу в себе заключающую и обошел с ней вкруг своего убежища, рукой по стволам деревьев проводя. Когда-то обучил его дядя Ингвэ этому типично ваниарскому способу защиты своего жилища и себя самого от зла всякого – в Великом походе вещь зело нужная была. Так возникла преграда невидимая, все звуки и запахи посторонние скрывающая и того, кто Морготу служит, не пропускающая. Точнее, пропускающая, но при этом слуга Зла мигом терял зрение, слух и сознание. Так много времени прошло. Трудится Арафинвэ, рук не покладая, лишь иногда на сон прерывается, на поиск пропитания, да на то, чтобы тварей лиходейский, без сознания валяющихся, за пределы своего обитания вынести. Зверей, Саурону не служащих, он не трогал, и некоторые из них сами пришли искать своего убежища у него – так и остались там впоследствии. Ну а мы пока оставим его наедине со своей работой и посмотрим, что в Амане творится. Неизвестно, сколько смешений Древ прошло, три али тридцать, но однажды заметил король Финвэ, что не хватает младшего сына. Где он? Неизвестно. Поиски по всему Валинору не дали результатов. Невиданное дело – раньше-то в Валиноре никто не пропадал, а тут такое – ушел в Альквалонде и не вернулся! Разумеется, никто из телери, включая короля Ольвэ, всей правды не сказал, пришел мол, вместе с Эарвен, а потом исчез в неизвестном направлении. Но искали телери вместе со всеми, ибо очень уважали Арафинвэ и втайне мнили себя виноватыми. Ольвэ тоже чувствовал раскаяние. Его единственная дочь угасала на глазах, стала тихой, молчаливой, никто больше не слышал её смеха и, что самое страшное – она перестала петь. Для телери, называющих себя линдар – поющим народом, это очень плохой знак. Того и гляди, вторая смерть в блаженном Амане случится. Посадил король тогда Эарвен в высокую башню, от шума городского вдали, к морю обращенную – если вид его и шум волн не помогут ей, то ничто уже не поможет. И вправду, немного легче стало деве телерийской. Но все равно была она грустна и гасла, разве что не так уж медленно. Однажды вышла она из башни своей, к кромке вод поближе подойти. Встретился там ей некий мудрец-ваниа, ласковыми добрыми словами заговорил с ней, заглянул ей в глаза и спросил: - Что же это ты с собой делаешь? Твой Арафинвэ сейчас за ваше будущее борется, а ты жить не хочешь. Разве обрадуется он, если узнает, как сильно ты духом пала? Задумалась Эарвен. Голову опустила она, стыдно стало ей за свое уныние. Но откуда этот ваниа знает про её беду? Однако никого вокруг уже не было, будто след простыл. Чуден замысел твой, Эру! Решила Эарвен любимому помочь. Ведь сказали ей: «борется», а значит, жив, значит, вернется. Но как это сделать, если неизвестно, где он? Думала она, думала и наконец вот что сделала. Принялась она по обычаю телерийскому рубашку жениху вышивать, да сложный узор выбрала, с элементами нолдорскими да ваниарскими – как и он сам. Вышивает она да загадывает: мол, как закончу работу свою, так и он ко мне вернется. И тихонько еще поет при этом, да песню не простую, силы свои в неё вкладывает да мысленно любимому передает. …Закончил Арафинвэ работу свою, корабль дивный сотворил, душу свою в него вложил. Спрятал он свое чудное творение поглубже, затянул плащ и отправился в путь дальний на юг через все Средиземье. Долгим был путь и полным опасностей – во всяком случае, неожиданностей для уроженца Валинора в нем было больше, чем достаточно. Но и красоты своей не лишен был сей край, много интересного в нем подметили глаза Арафинвэ. Но всё же лучше родного дома никогда ему не бывать. Только вот сил в пути много требовалось. Да и плащ спасительный стал будто душить. Неудивительно, рассудил Финарфин, плащ ведь свет Амана подавляет, да только свет этот в душе, а на челе лишь проявление его. Нет выхода ему, вот и душно становится. Как совсем тяжело станет в пути, через леса продираться да плащ одергивать, приляжет он отдохнуть под деревьями высокими. И слышит тогда он голос родной да далекий, что тихую, нежную песню поет, и легче становится ему, и с новыми силами пускается он в путь. Долго ли, коротко ли идет он лесами да степями, стараясь ни с кем из эльфов не пересекаться. Вот уже, по его расчетам, недалеко до Дориата, как вдруг с ним неприятность приключилась – по случайности нелепой на камень налетел да, падая, ногу повредил. Пришлось прервать на время путь свой, с дороги основной сойти да укрыться в местах тихих. А как иначе? Увидит его али учует зверь лихой – не миновать беды. А в местах этих тихих, по подсчетам Арафинвэ, зверья особо не водилось. Только что трава местами примята почему-то. Ну да над этим думать некогда – нужно скорее выздоравливать да путь дальше держать. Только вот беда: не понять в темноте вечной звездной ночи, что за травы растут и можно ли их на лечение употребить. А припасы, что Арафинвэ с собой еще с Валинора предусмотрительно всюду таскает, вот-вот к концу подойдут. Что делать? Вот сидит как-то в своей засаде – в лесу, неподалеку от обрыва каменного – младший Финвион да думу думает, как вдруг слышит стук знакомый и голоса странные. Ближе и ближе стук этот, и понятно становится – то конский топот. Всадники мчатся сюда! Лучше бы им на глаза не показываться – кто знает, кому они служат. Видит: несется мимо, точно вихрь, эльф юный – не больше сотни лет ему, несется, дороги не разбирая. Да и то верно: не сам он конем правит, а конь, не вовремя взбесившийся, несет его. Встревожился Арафинвэ – упадет ведь юнец с утеса, коли не повернет, и смерть ему тогда. А молодым умирать – это для всех горе большое, что для нас, что для эльфов. Жаль ему юнца стало, да только выйти на помощь – себя под возможный удар подставить. А может, обойдется всё? Да только пронесся мимо поворота юный эльда. Беды не миновать. Понял Арафинвэ: если даст ему погибнуть – не простит себе никогда, и будь что будет. Не почувствовал он за ним силы злой, но кто знает? Бросился Инголдо из укрытия наперерез коню. Испугался скакун, притормозил, а Арафинвэ еще и рукой возле морды его по-особому взмахнул, и тогда вовсе покорился непокорный. - Неужели не обучили тебя, как конем править? – спрашивает он у наездника. - Обучить-то обучили, – отвечает тот, а сам белее мрамора, – да только это не мой конь, и строптивый притом. Спокойно поначалу вёл он себя, я и расслабился. А тут вдруг решил он, видно, чужака сбросить… Чудо! Знает Арафинвэ, что эльда с ним на ином наречии говорит, но каждое слово понимает. И сам тем же языком выражаться может. Не иначе, как тоже плащ действует. - Я так и подумал, - кивнул Арафинвэ. – Ну да какие твои годы, научишься. - Если бы не ты, добрый чужеземец, – заметил юноша, – не пришлось бы мне ничему больше учиться. Чем выразить мне благодарность свою? - На то мы и дети Единого, чтоб помогать друг другу, – ответил Арафинвэ. Слышно: подъехали сзади остальные всадники. Не много их, но и не сказать, что очень мало. - Белег! – крикнул один из них, что впереди всех был и меч из ножен наполовину вытащил. - Не надо, отец! – крикнул юноша в ответ. – Он спас меня. Лучше помогите ему – рана у него серьезная. Только тут Арафинвэ вспомнил о ране своей, и острую боль ощутил он. Еле на ногах устоял. Ближе подъехали всадники, плотно окружили их. - Спас ты сына моего, чужеземец, себя не пожалел, – подал руку ему тот, кого, судя по всему, всадники за старшего считали. – Откуда ты и куда путь держишь? Чем сможем, поможем тебе. - Издалека я, – махнул в сторону Арафинвэ, а все решили, что из-за Гор, – и нет у меня никого…теперь. Все сочувственно кивнули. - Путь свой в Дориат держу я, про который слышал пару раз. Да только захромал по дороге. Не хочу сильно вас затруднять. Скажите только, далеко ли до него? - Сама судьба свела нас, – усмехнулся один из них. – Все мы из Дориата, и рукой отсюда подать до него. На разведку окрестностей ездили, а теперь путь обратно держим. - Так что нет тебе пути другого, кроме как с нами, – заключил старший. – Там тебе и помощь окажут, и приют дадут. Скажи только имя своё. Арафинвэ уважил просьбу и назвался вымышленным именем. Каким – история не сохранила. Так отправились они все вместе в Дориат. Чуден замысел твой, Эру! Если бы не повреждение, так, казалось бы, не вовремя полученное, да не всадники, так вовремя мимо проезжавшие – прошел бы, наверное, мимо королевства Арафинвэ, и так от пути нужного отклонившийся. Да и кто знает, может, и не пустили бы еще. Но большую службу тут, конечно, сердце его доброе сослужило. Долго ли, коротко ли, оказались они в Дориате. Приняли там гостя тепло, рану вылечили, заботой окружили. Довелось Арафинвэ и с самим Тинголом побеседовать, и с супругой его, мудрой Мелиан. Видел и дочь их, прекрасную Лютиэн, даже подружился с ней. Как и Эарвен, очень любознательна была она и всегда хотела узнать что-то новое, на этой почве и разговорились. И никто не признал в Арафинвэ гостя из-за моря, не раскрыл обмана вынужденного. Только вот выпустят ли его? В лесах за пределами королевства полно тварей Морготовых, неудивительно, что жители местные стараются вместе держаться да пределы королевства не покидать. Да и сам Тингол настороженно к гостям относится, пусть по отношению к самому Арафинвэ и развеялось быстро недоверие. Но всё же… Обратился «нандо» тогда к самому королю и королеве его, рассказал, что ждет его путь длинный и что придется ему вскоре покинуть гостеприимных хозяев. Причину назвал правдивую: дескать, дал он обещание отцу своей невесты, в качестве свадебного подарка принести то, чего на свете нет. Разумеется, умолчав при этом, что этот самый отец – родной брат самого Тингола. – Странные требования у отца твоей суженой, – удивился король. – Но мне, как отцу дочери-красавицы, в чём-то даже понятные. «Что поделать, семья» – едва сдержал улыбку юноша. – Что ж, не смею чинить тебе препятствий, добрый гость. Но отпустить тебя сейчас не могу. Пусть хотя бы второй патруль вернется. – Знаю, и понимаю решение твое, государь. Я прошу лишь позволения уйти сразу после того, как отплачу за доброту. – Как же отплатить ты хочешь? – Я исполню три просьбы королевы, какими бы сложными они не были, – спокойно взглянул Арафинвэ в глаза сперва королю, а затем и его супруге. – Если вы на то согласны, конечно. – Да будет так, – подумав, кивнул Тингол. – Да будет так, – повторила певучим глубоким голосом Мелиан. Взглянула затем пристально, будто в душу, и добавила: – Рассказывали, будто ты одним движением руки животных успокаивать умеешь. Лошадей, к примеру. Обучи, коли не сложно, этому конюхов наших и тех воинов, что пожелают. Это и будет моей первой просьбой. Поклонился с радостью Арафинвэ королю с королевой и удалился из тронного зала. Потекли дни его в труде непростом, но благодарном, ибо повезло нашему герою с учениками – были они старательными, и, пусть не с первого раза, но всё же быстрее, чем у некоторых нетерпеливых нолдор в Амане, стало у них получаться. Стали кони послушными, и обнаружили конюхи да воины некоторые, что образовалась у них связь особая с животными, потому и лучше стали они понимать друг друга. Ведь умение Арафинвэ состояло не в том, чтобы силой подчинить себе животное, а в том, чтобы на понимание настроиться. Наконец закончили они обучение, и тепло простился с учениками-друзьями Арафинвэ. Хоть и жаль было расставаться, а всё же задание не ждёт. Стал тогда молодой эльда дожидаться следующей просьбы от королевы. И она не заставила себя долго ждать: – Слышала я, что твой народ особую связь с растениями имеет. Говорят, могут они просить их о помощи, о защите. Обучи этому юных следопытов наших, чтобы в походах не настигли их слуги Моргота. И стал обучать он молодых следопытов тому, чему его мать да дядя когда-то учили: следы запутывать, траву за собой расправлять, ветви деревьев за собой накрепко сплетать, защиту ставить, или же наоборот – просить лес расступиться, указать путь чистый да светлый. Много ли, мало ли времени прошло, а всё же однажды обучил он их всему, что знал по этой части. Тепло простился с теми, что друзьями ему стали, и стал третью, последнюю просьбу ждать. Ждет да думает: что же теперь придется делать? Кого еще обучать, стараясь себя не выдать? И вот позвала как-то его королева к себе. Зашел в пустые покои юноша, поклонился вежливо ей: – Здравствуй, королева Мелиан! – Здравствуй, Арафинвэ, сын Финвэ и Индис! – с улыбкой ответила она. Оторопь взяла «нандо», ведь плаща он не снимал, и никто, казалось, не узнал даже того, откуда он, не то что имя. – Не смотри так, – продолжила она. – Я предвидела твой приход. И Ульмо предупредил меня о тебе. Так что мне всё известно. Но – только мне. Поэтому можешь снять свой плащ, тяжко тебе в нем. И скинул Арафинвэ с плеч плащ свой заговоренный, остался в своей походной одежде. В тот же миг свет Амана вырвался на свободу, разлился по челу его, потом по всему телу, облик меняя, и даже вокруг самого нолдо будто светлее стало. Тень воспоминаний скользнула по челу королевы. – Должно быть, ты скучаешь по дому? По морю, по родным местам? Без утайки ответил ей нолдо: – Прекрасна земля твоя, о, Мелиан, и не жалею я ни минуты, проведенной здесь, под звездами. Но всё же дом родной и свет Древ ничто не заменит. – Скоро ты отправишься домой, к своей невесте, – кивнула королева. – И получишь слова заветные. Только выполни мою последнюю просьбу. – Какую, госпожа? С улыбкой Мелиан теперь глядела вдаль, без сожалений вспоминая о былом: – Расскажи мне о далеком Амане. Какой он сейчас?.. ..Король с королевой своё слово сдержали, и, простившись со всеми, пробирался через лес Арафинвэ, снова в плаще своём на плечах, к месту заветному, где корабль дивный спрятан был. Всю дорогу держал он в уме слова заветные, что бы ни ждало его в пути. Наконец добрался, взошёл на корабль, коснулся заботливо рукой творения своего, произнёс тихо слова заветные – и свершилось чудо. С дальнего берега, в небесную высь, прямо к звёздам, взлетел корабль, какого не бывало прежде. Мачты его отливали серебром в звездном свете, паруса мерцали подобно речной глади, хранящей в себе отзвуки песни Айнур, а сам он был сродни величавому лебедю, плывущему по зеркально спокойному морю или озеру. Бесконечное море простиралось и шумело далеко внизу под плывущим по воздуху кораблем, над головой мерцал в темноте звёздный купол, ветер дул по курсу, наполняя паруса, но с каждой минутой становилось чуть светлее. Приближался Валинор. Арафинвэ знал и чувствовал это. Стоя у руля, он направлял корабль и сердце его пело. – … Не вернется он, – качали головой в Альквалондэ. – …Пропал навек, – говорили в Тирионе. – Скоро вернется, – улыбалась Эарвен, заключительные стежки в вышивке делая. Много часов, не ложась спать, работала она в тот день и наконец готова была рубашка. И, сделав последний стежок, сама не заметила она, как задремала. Снился ей Арафинвэ за штурвалом корабля-лебедя. Много или мало времени прошло, неизвестно, только проснулась она резко, будто от толчка, и шум странный услыхала. Выглянула в окно своей башни – и обомлела. К ней, со стороны моря, нёсся по воздуху дивный белоснежно-серебряный корабль с парусами цвета пламени. Совсем как в её сне, только вот на этот раз то была явь. Явь, что лучше любой грёзы. Скоро подлетел корабль к башне, и подхватил Арафинвэ на руки свою суженую. Крепко и долго обнимали они друг друга после разлуки, и много нежных слов на двух языках было сказано, но им всё равно было мало. А после отнёс корабль их в Альквалонде, пред очи короля Ольве. Он – и ликующий народ тому свидетель – при виде чудного корабля, с высоты на землю спланировавшего да живого-здорового Арафинвэ в рубашке, вышитой его дочерью, просто не мог принять другого решения, кроме как повелеть готовиться к свадьбе. Ох, говорят, и свадьба была! Если у эльфов с Тол-Эрессеа спросить, до сих пор помнят. Два народа гуляли-веселились, да еще и с ваниарской стороны родственники жениха присоединились. Соединил этот брак все три народа эльфов Амана, а их дети прославили род свой – каждый по-своему. Через много лет, как известно, в череде печальных событий стал Арафинвэ королем нолдор Амана, а супруга его – королевой, как и было предначертано. Но несмотря ни на что, никогда надолго не разлучались они, и любовь их не угасла с веками. А корабль? – спросите вы. Что до него, то не погибло дивное творение от обезумевших нолдор. В миг, когда огонь грозил перекинуться на него, вдруг поднялся он и исчез, будто растворился в воздухе. Но всё же считался он навеки утерянным, и скорбели по нему как по сгоревшему. Однако вновь явился летучий корабль телери перед самым началом Войны Гнева и возвратился к своему создателю, чтобы вновь служить ему. В бою дивный корабль участия не принимал, но помогал отвозить тяжело раненых в Аман, и выздоравливали все, кто ступал на борт его. После войны, говорят, снова пропал, и является теперь раз в двести лет примерно – при каком-нибудь радостном событии. Но и в момент беды, если потребуется вмешательство эльфов Валинора, тоже придет он на помощь. Так гласит легенда. Правит в светлом Амане король Арафинвэ, а по его правую руку – королева Эарвен, его первая во всем помощница. И пока стоит мир, будет править он и будет жить светлый корабль. Но любовь супругов будет сиять даже дольше – до самой Второй Музыки. И еще столько же – после неё.