Цепляясь за прошлое

— Хм, Хината, милая, как ты себя чувствуешь? — с явной насмешкой говорит он, нарочито акцентируя на своем язвительном «милая». — М? И чего же ты молчишь? — зловещий оскал не сходит с его лица когда он наклоняется к девушке. Он бережно сжимает пальцами подбородок поворачивая лицо к себе. На её жемчужных глазах застыли слезы и как только их взгляды встречаются, она отдёргивает голову, вырывается с его цепких пальцев и брезгливо отводит взгляд. В тот же миг мощный шлепок луной разносится по пустующей комнате. — Сколько раз я говорил не отводить глаз! — срывается он на крик, снова хватая её за подбородок. На этот раз уже не ласково и нежно, а резко и небрежно. Его чёрные глаза горят злостью и ненавистью. Он тяжело дышит плотно сжав губы в тонкую линию и внимательно смотрит в её глаза. Она такая милая, напуганная. Её зрачки предательски дрожат под пеленой слез. Котёнок загнанный в угол. Как он любит смотреть на нее вот такую, запуганную до смерти, потому что только такой она будет рядом. Потому что иначе она уйдёт. — Спесивая... До сих пор брыкаешься... — сдержано говорит Саске. — Когда же ты поймёшь, что ты моя рабыня?! Моя! И я буду делать с тобой все, что заблагорассудится! — с каждым словом его тон становиться все громче, а сталь в каждом звуке все сильнее давит на рассудок. Он отпускает её подбородок, тянет руки к галстуку и медленно развязывая его говорит: — Я так устал, хочу разрядки. Ты ведь поможешь мне расслабиться, ведь так? Она молча всхлипывает сжимая атласную ткань под собой. — Отвечай... — вполне спокойно говорит он, но оттого не менее пугающе. Хината мотает головой. — Не слышу... Саске расстёгивает верхнюю пуговицу белоснежной рубашки. Она снова отрицательно мотает. Пересохшие, дрожащие губы медленно распахиваться. Солёный вкус слез сразу же ощущается на языке. — Н-нет, — почти неслышно говорит она. Саске хмурится, аккуратно ложа чёрный пиджак на спинку кресла. — Будем считать что я этого не слышал... Запонки звякая ложатся на гладкую поверхность стола, рядом, дорогие швейцарские часы. — Знаешь, сегодня мне все же удалось затянуть этих дураков в свой бизнес. Помнишь, я говорил тебе об инвесторах... Сегодня они согласились работать с нами, мы подписали контракт, — рассказывает мужчина и на миг ему кажется что Хината его слушает, зачаровано наблюдая за каждым движением, как жена наблюдает за мужем, но всего лишь на миг, потому что видя её лицо, он понимает, все совсем не так. Да и пусть! И плевать он на это хотел! Главное что она тут, рядом! И она точно не убежит, не скажет что никакого брака не будет! Не обвинит больше в измене. Потому что сейчас, он не её жених, нет, он господин который вправе делать что пожелает. Последняя пуговица рубашки вылетает с петельки и ткань уже скользит по накачанным рукам и ложится на кресло, сверху на пиджак, пропитанный запахом дорогих духов, коньяка и сигар. На широких плечах красуются тонкие, длинные полоски запечённой крови. Он берет в руки галстук и движется к Хинате, которая подобно загнанному зверьку, вся дрожит вжимаясь в кровать и плотнее укрывается тёмно-синей тканью. Он взбирается на большую кровать, которая тотчас прогибается под его весом и опираясь на кулаки, придвигается ещё ближе. — Саске, — шепчет она, — пожалуйста, не надо... Он закрывает глаза наслаждаясь тембром её голоса. Он уже не тот, слегка охрипший, но такой любимый — Да, скажи. Скажи ещё что-то, в последние дни ты так мало говоришь и все время плачешь... Нуже, скажи, — говорит брюнет протягивая руку к её щеке. Бережно утирает слезы, стряхивает прилипшие к лицу мокрые пряди. — Как тебе мой подарок? — Саске прошу, я не хочу... — Тебе понравились те лилии? Да понравились, я же знаю, это твои любимые цветы, — продолжает он словно не слыша девушки. Поднимает вторую руку с крепко сжатым галстуком. — Протяни руки мила. — Прошу, ты делаешь мне больно. — А ты? Ты никогда не думала что делаешь больно мне? А? — смотрит в её глаза притягивая её руки к себе. Складывает их вместе и крепко связывает. Сейчас она уже не та, она немного другая. Мешки под глазами от недосыпания, синяки на запястьях от его крепких рук, красные пятна по всему телу, бледная кожа, постоянно заплаканная и напуганная, не та что прежде. Её глаза больше не сияют, на устах не играет усмешка и неслышно её звонкого смеха. Но это пока. Она ещё не привыкла. Уляжется, полюбиться и тогда весь мир ляжет у её ног. Он покрепче стягивает узел и целует в уголок глаз. — Чшш, не плачь, я обещаю я буду нежен. — Развяжи... — Прости, не могу... Твои коготки слишком острые, даже для меня, детка... — Подонок, — шипит она, — будь ты проклят. Ты ненормальный... Маньяк! — Хах, пускай, не спорю... Но именно ты меня таким сделала, не нужно было бросать меня... Не нужно... — он целует её в щеку, слизывая солёные капли. — Это ты сейчас так говоришь, но со временем ты привыкнешь. Я слеплю с тебя ту настоящую Хинату которой ты должна быть, — он отстраняется и смотрит в её глаза. — Может ты слышала когда-то, «стокгольмский синдром», знаешь что это? Хината глотает. — Наверняка знаешь, так вот солнышко, я уверен ты тоже скоро полюбишь меня, как прежде... — Не дождёшься, — выплёвывает она в лицо мужчины. Ненависть с которой Хината смотрит, сводит с ума. Это невыносимо из-за чего Саске вскакивает с кровати и идёт к туалетному столику. Обхватывает пальцами круглую ручку и выдвигает одни шкафчик, другой, третий и вот! Бинго! То что надо. Вынимает кроваво-красную маску для сна и возвращается обратно. — Только не это, нет, прошу, — мотает она головой увидев вещь, которую Саске держал в руках. — Да, так надо, так будет лучше, — уверял он. Хината испугалась ещё больше. Одно когда тебя насилуют, а другое когда тебя насилуют связанную по рукам и ногам, с закрытыми глазами, когда тело неподвластно тебе ты становишься ещё уязвимей и это, однозначно ещё страшнее. Она молила, рыдала и Учиха кажется остепенился, но не успела Хината выдохнуть с облегчением, поверить что в нем осталось хоть что-то святое как Саске уже надел на её глаза маску. Оседлал её, сковав ноги и завёл связанные руки за голову. Аккуратно вытер слезы с покрасневших щёк, провёл рукой вдоль шеи к бретельке от тоненькой ночной рубашки, приспустил её, поцеловал в плече. Её тело покрылось гусиной кожей, а дыхание стало тяжёлым и рваным. Хината не знала что ожидать дальше, перед глазами был только мрак. Пленница не видела что он делает, как смотрит, не могла предугадать что будет дальше и это убивало. В миг ей показалось, что Саске улыбается целуя неприкрытую грудь. Тяжёлая рука блуждала по телу. Медленно крадущаяся по бедру она заставила девушку заволноваться. На ощупь поймав ладонь держащую её связанные руки Хината привлекала внимание Саске и когда парень остановился, кажется смотря на нее, покачала головой, молча моля остановится. Но Учиха это не остановило, казалось бы даже не задело. Девушка дёрнулась когда губы Саске резко подавшегося вперёд накрыли её что несомненно разозлило Учиху ещё больше. Как она смеет отказываться от его ласк, как смеет не отвечать? Он поднялся, нервно расстегнул ремень и сбросил брюки устроился поудобнее, задрал ночную рубашку и грубо придвинув её за бедра вошёл без подготовки. — А... а, сто-стой, — захныкала она нервно хватая воздух выкручиваясь под Саске. — Не двигайся, — приказал он зажав её руки над головой. Хината была очень напряжена и Учиха это явно ощутил. Девушка была узкой и тесной. Двигаться было тяжело, что совсем не мешало Саске, ведь тот продолжал свои действия. Она выгибается все ещё пытаясь ногами оказывать ему сопротивление, но ведь и так эти жалкие понятно попытки напрасны. Когда один орган обаяния отсутствуют, известно, что другие особо обостряются так и у девушки. Ещё больнее, страшнее и... приятней. Врать себе было бесполезно, в какие-то мгновения ей и вправду было приятно. Брюнетка закусывает губу чтобы не застонать, чтобы не проявить слабость при этом подонке. Дрожь не унималась и лишь увеличивала амплитуду, в то время как на её движения напало оцепенение. Хината не могла заставить себя сделать что-либо, сказать что-то в свою защиту. Саске тяжело дышит, приглушено рычит и продолжает двигаться. Быстро толчки не прекращались ни на минуту. Он выходил полностью и снова вгонял свой орган до основания. Судорожно и бешено вдалбливается в нее, выплёскивая все что накопилось на душе. Наклоняется к прикушенной губе любовницы и хватая своими зубами оттягивает, а потом целует пытаясь протиснуть язык в её рот, сквозь плотно сжатые зубы. Со злости сильно сжимает её запястья потому что она не отвечает от чего девушка охает пропуская его внутрь. От её языка по всему телу разливался губительный яд наслаждения. Она уже не такая сладкая как прежде, но, тем не менее, не менее желанная, её горечь притягивает. Полупрозрачная, кружевная рубашка смята, покоится где-то на уровне талии и пока одна рука занята, другой он сжимает сочную грудь любимой. На его белоснежном рельефном теле выступили капли пота от столь быстрых движений. Хината больше не сдерживала стоны и крики вырывающиеся с груди да и сама больше не вырывалась, чем быстрее он кончит тем быстрее она избавиться от страданий. Его движения приносили боль вперемешку с удовольствием и, если бы не в этом месте и не в таких обстоятельствах, она бы даже насладилась этим совокуплением. Но не сегодня, не сейчас. Учиха что-то отрывисто шептал ей на ухо. О своей любви, о том что во всем виновата она, что он не хотел ей изменить, просил прощения при этом продолжая издеваться над её хрупким телом. Хината ощутила, что тиски которыми были зажаты её руки, ослабли, а вскоре рука Саске и вовсе сползла на её бедра. Руки болели, запястья затекли и держать их в таком положении было невыносимо. Её связанные руки легли на горячую спину мужчины и откинув голову она вздыхая продолжала терпеть терпкие поцелую в шею, щеку, ухо, губы. Отодвинув бедра назад, он опять плавно повёл их на штурм неприступной крепости. Хьюго расслабилась и уже вскоре движения Саске стали другими, рваными, темп был утрачен. Ещё несколько раз войдя Учиха замер внутри девушки, выплёскивая в нее свое семья. Сперма белыми струйками сочилась вдоль бёдер на простыни. Саске твердо и требовательно впился в уста Хинаты и тяжело дыша, медленно прилёг рядом продолжая водит по разгорячённой коже пальцами, вырисовывая непонятные узоры. Хината же лежала молча, повернув голову к потолку. Сегодня все было как-то по другому, Учиха был менее напорист, в движениях иногда проскальзывали нотки нежности, он даже не заставлял называть его господином, а хотя может это не он другой, а Хината просто перестала сопротивляться? — Сними её, — пробормотала неуверенно девушка. Мужчина протягивает руку к маске и стягивает её аккуратно отцепляет от спутавшихся волос. — Хината, а мы можем завтра куда-нибудь сходить, если ты пообещаешь что будешь умничкой. Ведь ты же помнишь какой завтра день? Девушка молчит, ей просто нечего сказать, обыкновенный день, один с многих когда он будет издеваться над ней. — Завтра будет наша годовщина. Ровно год с нашей несостоявшейся свадьбы, а ведь если бы ты тогда так не поступила, мы бы жили счастливой семейной жизнью, — мечтательно говорил Учиха. — Измены, ложь и унижения, да уж счастье, — одними губами выпаливает она. «Цепляется за прошлое, когда настоящее пусто и никчёмно, жалко и мерзко, как всегда, в его стиле...» — оценивает Хината отчаянно и как-то даже полоумно усмехаясь в темноту.