Страж баланса

Жаркое лето — не помеха для тех, у кого в голове тараканы. И уж тем более для тех, кто смог найти способ сбежать от наскучившей реальности. Легко жить в мире фантазий, если эту фантазию разделяет несколько человек с рьяным фанатизмом. За памятником Семи Грехам сидят двое. Хрупкая девушка в широких штанах «военной» окраски и лёгкой майке, открывающей округлые плечи, и парень. Он крепко сбит, у него густые тёмные волосы и борода. Нос с горбинкой. Двое беседуют очень эмоционально, молодой человек бурно жестикулирует. Солнце палит нещадно, но этим странным личностям нет никакого дела до того. Они — в своей реальности. Ветер путается в листьях с тихим шелестом.  — Есть те, кого называют «чёрными». Нет, не злыми — чёрными. Они больше со смертью работают. Некромантия, проклятия, нечисть всякая. А есть — «белые». Они больше по целительству, — парень пристально и выжидающе смотрит в глаза собеседнице, наблюдая за тем, как она реагирует на его слова. А девушка глядит куда-то вдаль, словно то, что ей говорят, совсем не имеет значения.  — Ты уже решила, какой ты будешь? — он продолжает, как ни в чём не бывало. Знает, что она всегда такая — немного «не от мира сего», вечно витает где-то в облаках. Пока дело не запахнет керосином, конечно. А такое было часто.  — Её забирает в Щель Междумирья! — высокий парень с полупрозрачными голубыми глазами и растрепавшимися соломенными волосами тащит с трудом на руках девушку, находящуюся без сознания. Её руки бессильно повисли, голова мотается из стороны в сторону, словно у старой тряпичной куклы, глаза закрыты. Вокруг начинает собираться народ - все, кто её знает. Наперебой что-то болтают, тянут к ней руки, говорят на непонятном шипящем языке, пытаются помочь. Девушку сгружают аккуратно на траву.  — Она уже подходит к Грани!  — Кто ей может помочь?  — Нам срочно нужен целитель!  — Чёрт побери, куда она в этот раз вляпалась? Все суетятся, делают пассы руками, бормочут заговоры, щёлкают пальцами. За спинами говоривших раздаётся песня. Вместе с песней появляется хрупкая девушка. Она в перчатках-штурмовках, с клинком в руке, рюкзаком на одно плечо. Идёт уверенно, в глазах -непоколебимая решимость. Её голос твёрдый, кажется, она обращается к богам сквозь время и пространство. Она улыбается, вознося песнь Смерти и Жизни к небесам.  — Ты не справишься!  — Ты не знаешь, что делаешь!  — Ты же всего неделю в Теме! Она не слушает. И перед ней расступаются. Из уважения? Из страха? Просто так? Не прекращается песня, а руки в перчатках крепко сжимают запястье лежащей.  — Что ты творишь?  — Ты не вытянешь её! Но ей нет дела до них. Её ведёт что-то, что она сама не вполне осознаёт. Словно изнутри неё какая-то неведомая сила заставляет делать то, что она делает. И девушка, которая без сознания, начинает медленно приходить в себя.  — Слушай, пап. А ты к кому себя причисляешь? Какой ты? Белый? Или чёрный? — мечтательный взгляд скользнул по заросшему щетиной лицу молодого человека.  — Пока не скажу, доча. Попробуй догадаться, — он чертит что-то тонкой веточкой в земле, не поднимая глаз. Густые волосы чуть блестят на солнце. — Тебе надо тренироваться. На сегодня задание — отработать «Чёрную розу».  — Это скучно, - та, которую он назвал «доча», лениво отмахивается и смотрит на солнце, почти не щурясь.  — Надо! Раннее утро. По площади гуляет ветер, ещё немного прохладно. На парапете сидит девушка и оглядывается по сторонам. Никого из знакомых не видно в округе, и от этого ей неуютно. Только странный парень в военной форме, заросший до ужаса, пристально рассматривает её. Она уже сталкивалась пару раз с ним, но каждый раз ей становилось страшно от его внешнего вида. Он был очень… пугающим. И казался опасным. Но скука даёт о себе знать, и девушка легко спрыгивает с парапета и идёт к нему.  — Научи меня, — ни слов приветствия, никаких вежливых фраз. Сразу в лоб. Она протягивает ему руку ладонью вверх. Он мгновенно понимает, что она от него хочет.  — Неправильно формируешь шар. Собирай энергию в центре, начинай медленно вращать, наращивать — потом, — он вытягивает руку тоже, наглядно показывая, как делать энергетический сгусток. И у неё получается.  — Я тебя боялась.  — Я знаю.  — Ты будешь учить меня?  — Я не беру учеников.  — Сделай мне исключение.  — Ты упрямая.  — Не отстану, пока не согласишься. И парень смеётся, что совсем не вяжется с его образом брутального бородатого мужика в грязной военной форме.  — Значит, согласен? А выхода другого у него нет. Ведь правда — не оставит в покое до тех пор, пока не получит своё. Наглая, настырная девчонка!  — Пааап, а ты всегда будешь мне помогать? Всегда будешь меня защищать?  — Конечно, — он улыбается в бороду, посматривая, как девушка весело смеётся. Она — его сокровище. Бесценное создание, которое он будет оберегать от бед. Но задача эта — сложная, вечно она влипает в передряги, только и успевай её вытаскивать из очередной проблемы. — Знаешь, пап, я поняла кем хочу быть. Знаешь, папа, я не буду ни чёрной, ни белой. Я буду серой, стоять на грани, — взгляд «дочки» меняется, становится очень серьёзным.  — Серыми не становятся, доча, серыми рождаются.  — Я — серая, — говорит она уверенно. — Ни добро и не зло, не смерть и не жизнь. Я хочу стоять на грани, хранить равновесие. Ведь должны же быть те, у кого это — в крови! И парень грустно усмехается.  — Есть, конечно, милая. Только ты себе даже не представляешь, что за груз на их плечах.  — Я знаю. Я чувствую, — видно, что она приняла решение. — Ты же тоже серый, пап. Тоже стоишь на грани. - Да, доча. Она смотрит на него и боится даже прикоснуться. Впервые за долгое время блядская натура не вырывается наружу. Он такой чистый, светлый и непорочный, что она не хочет пачкать его своими грязными руками. Она желает только одного — чтоб он навсегда остался таким — белым. Без примесей.  — Ты умеешь лечить? - Да, — он улыбается открыто и чуть-чуть наивно.  — И ты лечишь всех без разбора?  — Конечно! Ведь нельзя отказать тому, кто нуждается в помощи! Он так добр. И от этого ей больно режет сердце. Ей, стражу баланса, приходится каждый раз принимать решение — помочь или нет, спасти или нет, простить или проклясть. Ей надо сохранять равновесие добра и зла, жизни и смерти, для неё — тоже все едины. Но не потому, что хорошие. А потому, что одинаковые.  — Твоя доброта тебя погубит.  — Ну и пусть! — он светится изнутри. Она давно не видела таких людей.  — Ты не можешь помочь всем!  — Но я могу попытаться!  — Сгоришь!  — Неважно. А она понимает, что просто не может пройти мимо. Не может смотреть, как он растрачивает свой дар впустую, на подлецов. А ещё не может сдерживать суку внутри, которая вопит о том, что хочет здесь и сейчас испортить этого милого мальчика.  — Вали отсюда.  — Я тебя раздражаю? — он не понимает перемен в её настроении, а её кулаки уже сжимаются от бессильной злости и отчаяния.  — Вали отсюда, я сказала! — хрупкая девочка дрожит от ярости, с трудом не давая пламени из её груди вырваться наружу. — Или я сейчас же беру клинок и мы идём выяснять отношения. Он пожимает плечами. Она ему нравится, но… - Пап, скажи, а что серые делают помимо того, что хранят равновесие?  — Они живут на Грани, — и «папа» усмехается. Он знает, что это значит.  — Что ты делаешь со мной? — возмущённый вопль, и она вздрагивает.  — В чём дело?  — Я светлею! Твою мать, что ты со мной сделала?! — парень с мёртвым взглядом хватает за волосы девушку. — Я тебя спрашиваю! А ну, отвечай! Живо!  — Я не понимаю, о чём ты!  — Я не могу больше заниматься высшей некромантией! Слышишь? Это ты виновата!  — Отпусти! — она с трудом расцепляет его пальцы и отползает подальше. Ну почему не получается жить спокойно? Ах, ну да. Она же серая.  — Ты хотела меня ослабить?! — он в ярости. - Нет. Я просто переспала с тобой. Но не виновата же я, что моя серая сущность так на тебя повлияла, — можно ставить точку в очередных коротких отношениях. К кому бы она не прикасалась — каждый терял часть своей силы.  — Расскажи, как ты понял, что ты серый, — девушка облокотилась на мощное плечо своего «отца», друга.  — Просто в какой-то момент я понял, что почти ни с кем не могу общаться нормально. Мне всё время хотелось уравновесить всех и вся. Злого — сделать добрее, а доброго — злее. Она не имеет права прикасаться к нему. Он слишком чист. Какая разница — влюблён или нет. Пусть он останется таким навсегда. Она молит Древних, чтоб они спасли его от неё. От её грязных мыслей, от её пошлости, от её мерзости. А он тянет к ней руку, а он тянется к ней губами, хочет поцеловать, прижать к себе. Но он — белый. Нельзя, нельзя, нельзя! Не портить, не марать его своей серостью. И они так и останутся — по разные стороны баррикад. Только смотреть друг на друга издали. Один — серый, другой — белый. Нельзя смешивать эти краски. Она будет молить богов, чтоб они сохранили его чистую, светлую душу нетронутой. ***  — Четыре года, пап, четыре года прошло. Двое снова сидят за памятником Семи Грехам. Лето заканчивается, а холодный ветер бьёт по щекам. Они повзрослели. Ей — двадцать два. Ему — двадцать восемь. Но есть вещи, которые не меняются. Не меняется одержимость идеей, безумной фантазией, увлечённость магией.  — Знаешь, пап, я же ведь всё одна.  — А как же те бесчисленные… —, но она перебивает его. Впрочем, она так делает всегда.  — Они — просто игрушки. Я была с ними, чтоб они взрослели, ты это знаешь. Тех, с кем хочется быть — не могу пачкать.  — Серая, да? Теперь понимаешь? Была бы чёрной — не задумывалась бы о том, что нельзя. Была бы белой — не было бы даже мысли, что можешь попортить.  — Знаешь, пап. Я поняла, что такое быть серым, — и девушка усмехается так же грустно, как когда-то усмехался «папа».  — Ну так?  — Быть серым — это не просто стоять посередине. Быть серым — это быть огнём и льдом одновременно, сгорать от ненависти и быть милосердным. Быть серым — это быть везде и не быть нигде так же. Быть серым — это строить и рушить. Быть серым — это вмешиваться, но быть наблюдателем. Быть серым — это быть спокойным, как море, и беспокойным, как ручей. Папа, быть серым — это быть всем, соединять в себе все противоположности и мирно существовать в этом безумии. И дело даже не в том, чтоб стоять на страже баланса. Серый — баланс и есть. Мы — и есть эта Грань.  — Молодец, доча. Теперь ты понимаешь, — и он обнимает своё «сокровище», свою любимую названную дочку.  — Уходи.  — Останься.  — Не надо, я не хочу делать тебе больно.  — Не сделаешь!  — Да что ты понимаешь! Я — серая! Серая, слышишь? Не могу я к тебе прикасаться! Я- грязь!  — А я — свет. Я смогу тебя очистить. И она будет молиться, сгорая от страсти, чтоб наутро он проснулся всё таким же белым. *** Легко сбежать от реального мира, если твою фантазию разделяют, если в неё верят. Какая разница, выдумка или нет эта магия. Она считает себя серой, он уверен, что он — белый. Может быть, это просто идеальное оправдание, чтоб не быть ближе. ***  — Знаешь, пап. Я повзрослела. Но так и не смогла отказаться от наших иллюзий, — девушка приходит в парк каждый год, смотрит на памятник Семи Грехам и размышляет. Что было бы, если они не выдумали себе этот мир? Что было бы, если бы они просто жили? Без деления по цветам, по способностям? Не было бы этих некромантов, целителей, стражей. Не было бы этих глупых фраз, она бы не кричала «Не подходи!». Не стояли бы они друг против друга, разделённые невидимой стеной. Он — белый, она — серая. Но ведь так было бы скучно. Нам в жизни часто не хватает драмы, не хватает переживаний. И мы готовы их придумывать на пустом месте, лишь бы жизнь не казалась бы больше унылой. Легко сбежать от реального мира.