Эпоха полночных кошмаров

— Пожалуйста, позвольте нам уйти. Мы — всего лишь смиренные подданные Её Императорского Величества, славящие прекрасную ночь Нашей Госпожи. Спокойствие и чувство собственного достоинства этой белоснежной единорожки лишь подзадоривали мародёров сломать её и грубо изнасиловать. Она самоотверженно встала на защиту жалкой зажавшейся в угол пастельно-жёлтой пегаски и грозно фыркающей рыжей земнопони с огромными фиолетовыми мешками под глазами, закрыв их обеих своим телом. Разбойники уже привыкли и к трусости или к отчаянной ярости, но такое уверенное и непоколебимое поведение, да ещё и ради защиты кого-то, кроме себя, было и оставалось редкостью. Эта единорожка, будучи образцом самообладания и сдержанности, казалась двум жеребцам самим воплощением нахальства. Белый пегас с жёлтыми зубами и ужасным запахом изо рта, а также недоразвитыми крыльями и ужасно перекачанный, сосредоточил на ней взгляд глупых, но жестоких красных глаз. Серый земной пони с чёрной гривой, ничем не примечательный, шагнул к ней и пришёл в ярость, когда кобылка даже не отшатнулась в ужасе. Она и впрямь была самим воплощением нахальства, несгибаемо стоя перед двумя жеребцами в броне с символикой Императрицы — горящим кровавой одержимостью бирюзовым драконьим глазом с рваным вертикальным зрачком. — Eбливая cука! — рявкнул серый пони и замахнулся на единорожку копытом, ещё больше взбесившись из-за того, что та его совсем не испугалась и даже не прижала уши. Безупречная осанка и гордо поднятая голова не поникли и не дрогнули. Копыто земного обрушилось, но не долетело до щеки белоснежной кобылки: в его незащищённую бронёй шею врезалась соломенногривая голова с диким оскалом и бешено сощуренными глазами. — Нет, Эпплджек, нет! — впервые за всё время погони и раззадоривания испуганно вскрикнула единорожка, выкинув копыто в сторону крепкой рыжей земной пони. Она остановилась, взрыхлив копытами землю, и изумлённо посмотрела на подругу. Серый земной пони с болезненным вскриком влетел в запачканную светло-кремовую стену и запачкал её ещё больше, харкнув кровью и брызнув ею из раскроённого черепа. Все четверо — стражник Найтмэр Мун и его жертвы — испуганно смотрели на то, как стремительно и неотвратимо остывающее тело с глухим стуком падает на землю, выламывая себе копыта, и больше не двигается. Рыжая кобылка взирала на то, что сотворила, широко распахнутыми зелёными глазами. Она моментально остыла, она вовсе не хотела убивать этого стражника, но он осмелился замахнуться на кобылу, которую она… — Убийство верноподданного Императрицы карается смертью!!! — взревел белый пегас так, что жёлтая пегаска чуть не потеряла сознание от испуга. Однако жеребец был рад скорее возможности совершить ещё одно бесчинство, выставив его как правое дело, чем реальному правосудию. Перекачанный жеребец неуклюже рванулся к не покидающей свой угол жёлтой кобылке, как вдруг в его непомерно широкую грудь отчаянно упёрлись два таких же белых, но намного более чистых копыта. В его красные глаза взглянули полные мольбы синие, и стражник ожидал услышать что угодно, но не: — Пожалуйста, возьмите меня, делайте со мной что угодно, только не трогайте моих друзей! На несколько секунд жеребец оторопел. Прежде гордая и непоколебимая единорожка — у его копыт, молит о пощаде, как любая другая безвольная шваль. Он и его покойный напарник полночи гоняли её по всей этой захудалой деревне, пытаясь запугать и сломить, а всё оказалось так просто — ей гораздо больнее, когда бьют этих дрожащих кобыл на заднем плане вместо неё. Осознание полной победы и грядущего веселья до предела возбудило пегаса, а страх в глазах кобылки перед ним и её леденящее кровь понимание того, что член такой толщины и длины порвёт её пополам, заставили жеребца первобытно захрапеть ноздрями… и сейчас же ударить единорожку в грудь до того, как шок в её глазах, по его предчувствию, сменится всё той же железной решимостью стоять за подруг до конца, чего бы это ни стоило. — Дрожащая шaлава!!! — перекрыв болезненный всхлип отлетающей от удара единорожки, снова рявкнул он. Доспехи на нём держались на верёвках — даже самый большой размер был мал, и застёжки не сходились, а от такого расширения диафрагмы и эти импровизированные крепления жалобно затрещали. — Боится признать, что хочет, чтобы её выeбали во все щели, и выставляет это благородством!!! Лживая cyка, именно таких и искореняет Её Императорское Величество своей благодатью и милостью!!! Здесь и сейчас я очищу твою жалкую душу и оставлю в ней семя… — пегас прервался; эта пламенная речь явно исчерпала его фантазию и словарный запас. А также стоило прерваться из-за того, что оранжевая пони решила, что её сработавший на том задохлике приём здесь тоже не даст слабину. Лоб Эпплджек встретился с открытым рельефным плечом — и её как будто ударили по голове железным ведром. Земную пони отбросило назад отдачей, она зашаталась на вдруг показавшимися очень тонкими крепких ногах, а одним из передних копыт с гримасой боли схватилась за лоб. Белая кобылка увидела, как громадина с недоразвитыми крыльями тошнотворно медленно повернулась к её подруге. Зрение единорожки болезненно пульсировало, и каждая новая растушёванная чёрным волна приносила новую вспышку боли в голове, и она подумала, что сегодняшний вечер просто переполнен болью. В ушах стоял зубодробительный писк, тело отчаянно кричало о полученных повреждениях, посылая в мозг всё новые и новые сигналы, отдающиеся пульсацией в глазах. Порочный замкнутый круг непрекращающегося страдания вынудил единорожку закрыть глаза, но, как только она это сделала, её голова резко упала на землю. Белоснежная пони впала в то обидное для такой ситуации состояние, в котором не могла никак пошевелиться, но прекрасно всё слышала и понимала. — Балк Бицепс, не трогай ту единорожку, — услышала она чей-то ещё голос, не такой гремучий и одержимый. — Она моя. Я разберусь с ней сам. — А что делать с остальными?! – проревел белый пегас, и единорожка подумала, что пауза после его вопроса ушла на то, чтобы обладатель спокойного голоса мог зажмуриться. А также то, что эта громкость — единственная, которую может использовать громадный стражник. — С ними ты можешь делать всё, что захочешь. Они совершенно не важны. Хотя вон ту боевую я отправил бы на арену, а эту хилую пегаску… «Эпплджек, Флаттершай… если можете, бегите», — подумала белая кобылка перед тем, как провалиться в темноту.