Эпоха полночных кошмаров

Белая единорожка медленно страдальчески поморщилась и с трудом качнулась вбок. Однако даже в этом её ждал провал: мышцы ответили на её попытку болью. Рэрити, не в силах терпеть её, громко застонала. Сейчас же два белых копыта подняли её вместе с одеялом и положили на бок. «Хм?» — сразу насторожилась Рэрити тому, что ей кто-то помог. Но больше, конечно, тому, что у неё было одеяло. Более того, кожей, хоть она и была покрыта синяками, кобылка осязала подушку и простыни под собой, в помещение заливался солнечный свет, потолок был выбелен, а в стенах не наблюдалось щелей. Именно на это Рэрити и пришлось смотреть, пока зрение не сфокусировалось на обеспокоенном лице Фэнси Пэнтса, склонившегося над ней. — Как ты? — спросил единорог. Кобылка несколько секунд хранила удивлённое молчание, пытаясь всё осознать и принять. Она находилась явно в его комнате и явно в его постели. Именно о причинах этого единорожка и ответила вместо того, чтобы сообщить о своём состоянии. — Отдай тебя кому-нибудь — они бы даже не стали заморачиваться и просто выкинули твоё тело в выгребную яму. Доступный мне целитель не знает магию на достаточном для твоего случая уровне, а имеющихся у него знаний хватило только на… ну, внешние признаки. Обращаться в Лунный Свет по поводу рабыни странно и рискованно, тебе придётся пока пожить у меня. «Я и так живу у тебя», — подумала кобылка и тут же забыла об этой мысли, потому что воспоминания о последних событиях цунами накрыли её. Заклинание Императрицы больше не извращало её разум и либидо, и единорожка задрожала от накатившего на неё стыда, унижения, боли, боли и боли. Подбородок Рэрити запрыгал, рот искривился в начинающемся рыдании, копыта медленно закрыли лицо — и кобылка длинно всхлипнула. Она затряслась всем телом, плача и даже не пытаясь сдерживаться. Фэнси словно бросило к ней. Он обнял Рэрити за плечи и спину, приподняв её на кровати и взяв на копыта, как жеребёнка. Единорог прижал кобылку к груди и стал беспорядочно гладить её магически очищенную гриву, нелепо повторяя: — Всё хорошо, Рэрити, теперь всё хорошо… — Нет! — ревя, выкрикнула кобылка ему в плечо и сделала попытку ударить копытом по груди, но её передняя нога лишь, судорожно дёргаясь, поднялась и опустилась на место. От стресса Рэрити отошла от своей обычной манеры поведения, делая то, что никогда не стала бы делать при других обстоятельствах: выплёскивая всё, что у неё было на душе. — Я ненавижу тебя, всё это из-за тебя, из-за твоих глупых зажравшихся игр! Если бы не ты, я бы по-прежнему была в Понивилле со своей сестрой и друзьями, и насиловали бы меня не больше положенного! Это всё ты, ты, ненавижу тебя!!! Эта тирада, тем не менее, привела жеребца в совершенный восторг. Он ещё крепче обнял кобылку, лишая ту всякой возможности драться, и чмокнул в макушку. Фэнси Пэнтс держал её до тех пор, пока она не успокоилась. Рэрити бестолково размазывала по лицу слёзы, пытаясь вытереть их с глаз, шмыгала носом и судорожно выдыхала. Единорог телекинезом поднёс ей платок и сам заботливо вытер белую мордочку. — Рэрити, я видел всё, — тихо произнёс он ей в волосы, по-прежнему укачивая в объятьях. — Зачем ты это сделала? Зачем толкнула, зачем сама окунулась в заклинание? Единорожка смогла не сразу ответить на вопрос. Фэнси задал его именно тогда, когда она уже начала затихать, утопая в успокаивающем тепле копыт и груди жеребца. Инстинктивно Рэрити мягко обняла его, словно обволакивая копытами. — Я была очень зла на всё, что там творилось, — так же тихо ответила кобылка. — Ты оказалась там по моей вине, — повернувшись и вынуждая смотреть ему в лицо, произнёс аристократ. — Ты могла бы отомстить мне, ничего не делая. Вместо этого ты сама попросила о наказании. И вместо того, чтобы отчитать меня, Императрица высказала похвалу за твоё воспитание. Почему, Рэрити? Единорожка растерялась. Да, она думала о том, что описывал единорог. Её поступок и в самом деле шёл вразрез с логикой. Потому что… шёл от сердца. Потому что кобылка поступила не так, как нужно было бы поступить, а как она сама хотела. И в самом деле, в тот момент для неё иных решений и не существовало. Но сейчас, когда у неё болело всё тело и между ног ядовито горело, Рэрити ни секунды собой не гордилась. И в самом деле, она считала свой выбор бредом, глупостью… неуместной благодарностью. Кобылка могла отблагодарить Фэнси по-другому, не подставляя своё тело, чтобы его разорвали половыми органами. Однако она всё равно это сделала. Фэнси Пэнтс напряг копыта, чтобы поднять единорожку, положить её на кровать и уйти. — Не уходи, — сбивчиво попросила Рэрити, снова не зная, зачем. Зачем она сказала это, зачем одно из её копыт в доверительном жесте обвило копыто жеребца. — Пожалуйста, не уходи, если можешь. Почему он остался? Почему по-прежнему держал её у себя на копытах, если она минуту назад наговорила ему гадостей? Почему он так улыбается ей и её словам — всем? Они оба странные по схожим меркам. Фэнси Пэнтс переполз со своей ношей на кровать, перекатился на спину и устроил поморщившуюся от боли кобылку у себя на животе и груди. Осторожно, чтобы рог не задел глаз единорога, Рэрити прижалась переносицей к подбородку и горлу жеребца. Тот не шелохнулся. Из такого положения единорожка могла выколоть ему кончиком рога глаз, перегрызть артерию — но он не шелохнулся. Он доверяет ей. А у неё даже не возникало таких страшных мыслей. Эта ситуация была такой удивительно… домашней. На единороге даже не было его извечного костюма. С Рэрити в какой-то момент сняли блокатор, и теперь её кожу вокруг рога ничего не натирало и не сжимало. Кобылка окончательно расслабилась и нежно потёрлась щекой о шерсть на шее Фэнси, помня о роге и его опасности для лица единорога. Тот улыбнулся — единорожка почувствовала — и копытами заволок её спину в объятие. Прошло примерно полчаса, когда Фэнси Пэнтс, до сих пор неподвижно лежавший на кровати с дремлющей Рэрити на себе, пошевелился. — Праздник первого дня зимы, — пробормотал он. — Мне нужно идти. Рэрити отодвинулась, давая жеребцу возможность положить её на кровать и встать. — Ты идёшь со мной. Единорожка шокированно уставилась на единорога, но не успела ничего сказать, потому что он продолжил: — Я покажу тебе твою подругу. Я обещал. Фэнси Пэнтс пошёл к выходу из комнаты, на ходу телекинезом стаскивая с вешалки свой фрак и надевая его. Едва до Рэрити дошёл смысл его слов, она бросилась следом. Казалось, копыта болели только оттого, что на них наступали. Даже покачивание хвоста при ходьбе отзывалось иглистым жаром в мышцах. Ходить было больно, неудобно и словно бы стыдно. Кобылка едва слышно скулила от мучений, глаза щипало от слёз. Она была готова упасть в обморок, сдавшись, когда нашла опору в виде подставленной передней ноги белого единорога. Рэрити вымученно улыбнулась тому в знак благодарности, но он на неё не смотрел. Единорожка перевела взгляд туда же, куда и Фэнси, вперёд, и осознала, что они находятся не в его резиденции. Покои, в которых она лежала, действительно принадлежали жеребцу, но всё строение по-прежнему было дворцом Императрицы. Фэнси Пэнтс вывел её на открытый воздух, который обжёг привыкшие к теплу лёгкие единорожки и заставил их сжаться. Рэрити потребовалось несколько секунд, чтобы раздышаться, и даже это причиняло страдания. Зрение плыло и закручивалось в рулон — закатывались и стремились закрыться глаза. Но Рэрити жаждала видеть то место, в котором находилась. Это был амфитеатр. Грандиозный амфитеатр в виде открытой воронки из красного камня, рассчитанный не меньше, чем на тридцать тысяч пони, был забит под завязку в связи с праздничными игрищами, которые устроила Императрица в честь первого дня зимы, знаменующего начало времени, когда солнечная активность будет минимальна, а ночь станет практически бесконечной. Арена овальной формы находилась в самом низу, в центре, прекрасно обозреваемая с любого места. Обширное место сражений было засыпано песком, который уже окаменел от залившей его крови. В покатых стенах, визуально ещё больше углубляющих сцену жестоких спектаклей, симметрично размещалось полдюжины чёрных решётчатых ворот, за которыми возилась темнота. Особенно хорошо всё обозревалось с места, в которое Фэнси привёл единорожку: императорская ложа. Подле неё располагались места для элиты, на которых можно было также и лежать, в отличие от сидячих и стоячих мест для простых пони. Императрица уже была там. Она лежала на боку в середине большой подушки из тёмно-фиолетового бархата, опираясь на левый локоть, чтобы прямо и величаво удерживать голову и обозревать действие, которое вот-вот должно было начаться. Она была расслаблена и явно чувствовала себя в безопасности: даже крылья, не прижимаемые плотно к телу, когда она ими не пользовалась, говорили об этом. Присутствовали уже все, кто был на совете; со странной неловкостью, вызванной будто по крови передаваемым рабским самосознанием, Рэрити поняла, что Фэнси Пэнтс пришёл последним. Единорожка боялась, что чёрная аликорница начнёт задавать вопросы насчёт неё, но та даже не удостоила пришедшего единорога и его рабыню взглядом. Напротив, вопросы начала задавать знать — в почтительном и лестном тоне. Только Трикси поинтересовалась вещью, прямо относящейся к предстоящему бою между рабами: — Ваше Величество, обычно это торжество Вы устраивали ночью; почему в этом году Вы распорядились подготовить всё к дневному празднованию? Императрица довольно мурлыкнула, одарив светло-голубую единорожку взглядом. По-видимому, аликорница была удовлетворена тем, что кто-то наконец затронул тему, о которой она желала поговорить. — Потому что я подготовила нечто особенное на сегодняшние бои, — нараспев ответила кобылица, сверкая клыками. Вторую фразу она произнесла более зловещим — отчасти от её лишь смутной ясности — тоном: — И я хочу, чтобы солнце видело это. Императрица, не вставая из своей удобной и расслабленной позы, взмахнула копытом. С оглушительным лязганьем и почему-то жеребячьими криками двое самых дальних друг от друга ворот, находящихся напротив, резко поднялись. Рэрити, несмотря на боль в животе, пригнулась, чтобы не видеть драки, но Фэнси Пэнтс толчком в плечо заставил её подняться и дал знак посмотреть на арену. Неохотно единорожка перевела на овал внизу взгляд и через мгновение начала смотреть во все глаза, потому что из левого тоннеля вышла Эпплджек. Рэрити чуть не вскрикнула и сумела удержать себя от того, чтобы броситься вперёд, промчаться по головам сидящих в ниспадающих рядах пони и заслонить Эпплджек от любой опасности. В первую очередь — от вышедшей из правого тоннеля розовой земной кобылки с удивительно гладкими длинными ещё более розовыми волосами, несмотря на то, что эта розовость выглядела слегка серой. В глазах белой единорожки, ко всему прочему, картину покрывала пульсирующая чёрным красная пелена. Она находилась на пределе своей выносливости, стояла на одной силе воли. Единорожка обескураженно посмотрела сначала на Фэнси Пэнтса, который невозмутимо смотрел на арену, а затем — на двух собирающихся сражаться кобылок. И вспыхнула от несправедливости. На розовой надето подобие брони, а в её зубах зажат кинжал, в то время как у Эпплджек были лишь её копыта и зубы. Это было не честно. Слабое зрение белой кобылки не позволило ей разглядеть что-либо более подробно даже с учётом того, что императорская ложа давала лучший обзор, какой только можно было найти. Эпплджек остановилась в пяти корпусах от своей противницы и, сверля ту зелёными глазами, врождённым сельским говором сказала: — Э, нет, так не пойдёт. Я не буду махать копытами против ножа. Даже те секунды промедления, которые оранжевая земная пони использовала для своего заявления, заставили толпу загрохотать копытами в нетерпении и нестройно закричать. Вероятно, что-то про «сражайтесь» или что-нибудь в таком духе. Противница Эпплджек выплюнула кинжал себе в копыто, начала кружить, создавая иллюзию подготовки к выпаду — видимо, была уже опытной рабыней — и ответила: — Я не хочу с тобой драться. Но, если тебя это повеселит, могу дать кинжальчик. — Повеселит? — гневно фыркнула Эпплджек, кружа в противоположную сторону. — Я не такая, как вы! Я не хотела здесь быть! — Как и я! — Я хотела жить и работать со своей семьёй! — Как и я! — Тогда шо нам мешает прекратить это прямо сейчас? — Эпплджек остановилась, чуть ли не взрыв землю от резкого удара копытами о землю. — К чему этот балаган? Розовая земная пони грустно посмотрела на оранжевую: — Потому что, если мы не будем сражаться, нас убьют, — она кивнула вверх. Над лишённым потолка и крыши амфитеатром кружили пегасы, вооружённые луками. — В их колчанах не просто стрелы. Они замораживают всё, к чему прикасаются. Но можно принять смешную позу! Для Эпплджек это вымученное веселье служило слабым утешением. Она сделала прямо-таки декоративный выпад в сторону другой кобылки. Та пружинисто отскочила, размахивая по сторонам прямым высоко посаженным хвостом, бросилась в атаку и полоснула остриём кинжала по воздуху рядом с крупом и боком светловолосой пони. Эпплджек «увернулась», подбросив свою заднюю часть в воздух и ударив копытами вбок. Розовая земная пони выгнула спину и втянула живот, пропуская задние ноги вынужденной противницы между четырёх своих. Копытоятью кинжала, удивительно ловко перехваченного и перевёрнутого во рту языком и сжатого зубами уже за сталь, она изо всех сил ударила Эпплджек в затылок. Перед глазами оранжевой земнопони полыхнули звёзды, усиленные довольным рёвом и топотом толпы. Разумеется, противница била её не кинжалом, а подбородком — иначе такая смелость могла стоить ей эмали. — Извини, заигралась, — быстро шепнула розовая кобылка. — Не самое лучшее время для знакомства, но я Пинки Пай. — Эпплджек, — так же быстро ответила земная пони сквозь оскаленные зубы, чтобы надзиратели, если они ещё где-то имелись, не заметили, что она контактирует с другой гладиаторшей, которая, отбросив кинжал себе под заднее копыто, с достойным какой-нибудь актёрской премии остервенением «рвала» зубами гриву бывшей фермерши. — Отсюда можно сбежать? — Нет. Иначе я бы это уже сделала. Теперь лягнись, я не хочу оторвать тебе волосы! Да и вообще убивать пони не… Эпплджек по привычке взбрыкнула так, будто за её спиной находилась яблоня. Взметнувшийся кверху мускулистый круп сработал как катапульта для Пинки Пай, уже выпустившей её гриву из зубов. Та взвизгнула и полетела через голову перестаравшейся оранжевой кобылки пыльным мешком. Розовая кобылка хлопнулась животом и грудью на землю; удар выбил из неё воздух. — Э-э-эй! — протянула каким-то чудом Пинки, кашляя и пытаясь научиться дышать заново. — Я же сказала, что убивать пони не весело, ты разве так не думаешь? Эпплджек с виновато-испуганным выражением веснушчатого лица бросилась к ушибленной противнице, но, к счастью, поймала предупредительный взгляд от неё. Бег бывшей фермерши к рабыне закончился тем, что она с плохо получившимся выражением ярости на лице поднялась на дыбы и обрушила удар передних копыт на затвердевший песок именно тогда, когда Пинки Пай зажмурилась и собрала силы для того, чтобы перекатиться. Благодаря выносливости земных пони это случилось ровно через такой маленький промежуток времени, чтобы спектакль обрёл реалистичность. Императрица нахмурилась и прищурилась, сочтя беготню дерущихся пони затянувшейся. Она ухмыльнулась и медленно поднялась, своей тенью накрыв арену и заставив Пинки Пай с Эпплджек, взявшихся имитировать схватку за кинжал, остановиться. Рэрити вздрогнула от плохого предчувствия, и это мимолётное сокращение мышц снова вознаградило всё тело мучительной ломотой. Магия аликорницы, словно не было препятствия в виде огромного расстояния, телекинетическим полем обвязала одни из двух крупнейших ворот и подняла их. Из всех шести ходов, закручиваясь к центру, потянулись разноцветные дымовые потоки — красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, синий и фиолетовый. Такого ещё никогда не было. Все зрители моментально затихли и заинтригованно наклонились вперёд. Императрица тоже. «Если эти кpeтины решили устроить сюрприз и изменить программу, то мне это уже не нравится», — подумала она, прищуренными глазами изучая вырастающий вверх в центре арены белый столб дыма. В тревоге аликорница расправила по сторонам вороные крылья. В полной тишине белый столб дыма, уже достигший высоты двух пони, начал потрескивать молниями. — Ого, Ваше Величество, это и есть нечто особенное? — вполголоса спросила стоящая рядом с Трикси светло-фиолетовая единорожка из Лунного Света, неотрывно глядя на арену. — Нет, — протянула Богиня, и Рэрити впервые услышала в её голосе недоумение и растерянность. Единорожка даже не представляла, что Императрица способна что-то не понимать или чего-то не знать. — Я такого не… Внезапно в небо из белого дыма свечой рвануло нечто чёрное и чрезвычайно быстрое, остановилось высоко на полном ходу, перевернулось и ястребом бросилось вниз, распространяя вокруг себя нарастающий гул, пока не взорвалось расходящимися в сторону воздушными потоками. Их частота возросла настолько, что их можно было увидеть: вздутое вибрирующее кольцо, со скоростью звука расходящееся из эпицентра и снося снайперов-пегасов, ломая их зачарованные стрелы. А чёрный летун и дальше падал вниз, к самой земле, к самому центру арены, пока с грохотом не обрушился и не швырнул своей неведомой силой спутавшийся цветной дым по бокам вверх, непроницаемыми стенами отсекая арену от зрителей. Императрица в одну секунду потеряла самообладание. Она мгновенно вскочила на ноги, обнажив зубы-кинжалы, и с пригибающей к земле яростью взревела, выбрасывая весь свой гнев и всё своё негодование: — СПЕКТРАЛЬНЫЙ ШТОРМ!!!