***
— М-м-м… Где я? — этот стон вырвался из горла лежащего на полу Михаила. Он медленно поднял голову и разлепил глаза. Увидел Горшок отнюдь не особняк Брусницыных, а странную комнату. Полы были покрыты каменными плитами, сверху на них — огромный ковер, на котором и растянулся Миха. Кирпичные стены украшали гобелены, на которых были изображены разные сцены из жизни рыцарей. В примитивном камине огонь не горит. Да и чего ему гореть? Лето ведь на дворе. Вдоль стен расставлены грубые массивные скамьи, покрытые разноцветными тканями. Оконные проемы открыты, за ними виднеются угрюмые дома. Миха перевернулся на спину и уткнулся взглядом в потолок. Ушибленный затылок саднил, что не радовало, а портило настроение окончательно незнание места, в котором оказался Горшенев. Всё обдумав, он предположил, что это дом-музей Средневековья. А что, вполне похоже. Вот только, как он сюда попал? Не ребята ли часом решили подшутить и кинуть его сюда, пока он лежал без сознания? С этими раздумьями Михаил поднялся с пола и отряхнулся, потом ещё раз огляделся, ища выход. Он заметил две крепкие дубовые двери и уже направился к одной из них, как вдруг… — Батюшки! Вор, Бен, у нас в доме вор! — заорала рыжеволосая полненькая женщина, что появилась на пороге. Одета она была под стать дома, по-средневековому. — Э-э-э, я не вор, хозяйка, я… — начал оправдываться Горшок, отступая ко второй двери. — Значит, разбойник? Ты, проклятый, чего здесь ищешь? — оборвала его женщина, уже размахивая кочергой, что перед этим стояла у камина. — Так это, я случайно сюда попал. — Случайно? Шел мимо и заскочил? А, главное, ловко как, бесшумно, — бойкая хозяйка начала наступать. Горшок не совсем понимал, почему его так встречают, а потому на свой страх и риск обернулся к женщине спиной и дал деру. За второй дверью оказались сени, которые Миха проскочил со скоростью света и вылетел на улицу. Женщина кинулась за ним, но поделать уже ничего не могла, ведь Горшок успел раствориться в толпе, что куда-то спешила. Люди с изумлением косились на Михаила. И правда — Горшенев не вписывался в общую обстановку. В черной футболке и штанах, обутый в кроссовки, он выглядел странно и непривычно для глаза здешних жителей. Миха просто не замечал взглядов прохожих, пытаясь всё же понять, куда он попал. Вдоль улицы, мощеной брусчаткой, тянутся разномастные дома, в большинстве своем каменные, но среди них встречаются и кирпичные, и даже деревянные. Сам городок мостится около крепости. На холме виднеется цитадель, вокруг неё ограда, состоящая из стен и башен. «Определенно Средневековье», — отчужденно подумал Горшок, следуя за толпой.***
Люди оживленно переговаривались. Сегодня на базарной площади Инквизиция казнит очередную ведьму. Жители уже привыкли к кровавым зрелищам, а потому воспринимали это событие как нечто обыденное, как неотъемлемую часть своего существования. Никому не было жаль казненных, кроме, конечно, их родных и близких. Да и те иногда отрекались от «еретиков» и «союзников зла». Печальная слава, что всегда сопутствовала инквизиции, посеяла среди населения страх, порождавший волну доносов, большинство из которых были основаны на нелепых выдумках. Каждый спешил «исповедоваться», чтобы оградить себя от подозрений. «А я видел, как она вчера лягушек около пруда ловила», — такое обвинение было предъявлено нынешней несчастной, которую приказано казнить через отрубление головы. Все спешили к площади, чтоб посмотреть в глаза ведьме перед её смертью. В эту толпу и попал Горшок, но он ещё и не ведал, куда его ведет поток людей. Только увидев эшафот, Миша начал подозревать, по какому поводу так спешат жители городка. — И кого будут казнить на этот раз? — спросила продавщица колбасы у женщины, что торговала овощами. — Говорят, что Мэри, — ответила та. — Это дочь-то кузнеца? — Она самая. — Вот уж её родители будут горевать. Бедные… — Горшок не сумел больше ничего услышать, так как люди, что шли за ним, всё чаще задевали его локтями. Все, кто имел здравый (и не очень) ум и ноги, собрались вокруг эшафота. Торговцы кинули свои лавки, чтоб ничего не пропустить. Лишь палач спокойно сидел на помосте и неспешно протирал топор. Горшок с ужасом наблюдал, как черноволосую девушку, одетую в простое платье, подводят к плахе. В неё тут же полетели гнилые овощи и фрукты, она же попыталась прикрыть лицо руками. На эшафот поднялся инквизитор, одетый в черный балахон, и стал зачитывать обвинения. — И за свои мерзкие делишки, а также за прегрешения перед Богом, Мэри, дочь Берта и Роуз приговаривается к лишению головы, — закончил он свою речь, возведя руки к небу. После кивком дал палачу разрешение на исполнение приговора. Городской кузнец, отец засуженной, приобнял плачущую жену за плечи. Палач медленно поднялся, держа в руках топор. Инквизитор же с блеском в глазах наблюдал за происходящим. Тут Михаил не выдержал и вскочил на эшафот, быстро подошел к палачу и намертво вцепился в ручку топора. Тот опешил — ещё никто на его памяти не препятствовал казни, да к тому же таким глупым способом. Палач потянул топор на себя, Михаил не отступался. Так они пытались вырвать друг у друга оружие, пока оно не оказалось в руках Горшка. Слишком удивленный палач решил спросить совета у Инквизитора, что был так же ошарашен. Горшок, стоя с топором в руках, не знал, что ему теперь делать. Начал нести какую-то несуразицу про анархию, пытаясь убедить людей, что не следует убивать себе подобных из-за религиозных верований, что Бога нет, и его власть они должны откинуть. «Вот облом, в Средневековье не было ещё анархии», — понял Миха, после того, как толпа зашумела, и в него полетело гнилье. Инквизитор, кашлянув, вышел вперед. — Что ж, люди, этот человек утверждает, что Бога нет. Кто же тогда покарал его за неверованье и лишил его здравого разума? Знайте же, что с вами случится то же самое, если вы посмеете сомневаться в Боге. А теперь пора и нам свершить суд и покарать этого выскочку за попытку посеять семена ереси среди нас. Казним дитя дьявола! — Казним дитя дьявола! — откликнулся хор голосов. — Не спешите. Все мигом взглянули на говорившего. Вильям II Дарси — местный феодал, владелец замка и его окрестностей, тоже присутствовал на казни. Не потому, что ему нравились кровавые убийства, а лишь из-за своего статуса. Вместе с ним пришла его очаровательная жена — Луиза, а также придворный шут Ричард, которого величали просто Диком. — На каких основаниях вы нас останавливаете? — недовольно спросил инквизитор. Его вражда с Вильямом длилась уже много лет, ведь феодалу не нравились ежедневные казни «нечисти». — Этот человек, — Дарси указал на Горшка, — явно иностранный шпион, а не «дитя дьявола», — последние слова Вильям произнес с долей иронии, —, а потому это дело городского суда. — Милый, — проговорила Луиза, которой Миха сразу понравился, — ну какой же он иностранец? Человек отлично говорит на нашем языке. И зачем шпиону рассказывать перед кучей народа всякие басни? Её муж явно был согласен. А Дик убедил его окончательно. Шут в несколько прискоков преодолел толпу и ловко взобрался на помост. Перед феодалом народ расступался сам. Инквизитор и палач, что жутко недолюбливали Ричарда, спустились в толпу. — Правильно, сир, посмотрите только на него, — и, тихо шепнув Горшку «Не двигайся», Дик схватил Миху за футболку. — Если бы он был шпионом, то оделся бы подобающе, чтоб не выделяться среди толпы. Горшенев и сам не знал, что подвигло его послушаться, но он всё же решил не рыпаться. Толпа начала шуметь: кто соглашался с мнением Ричарда, кто нет. А Дик, воспользовавшись заминкой, снова проговорил: «У тебя, Михаил, душа шута. Стало быть, помогу тебе». И не успел Горшок спросить у Ричарда, откуда он знает его имя, как тот снова обратился к феодалу: — Мне кажется, милорд, что этому человеку самое место в богадельне, среди прочих умалишенных, — Шут, говоря это, начал танцевать вокруг Михи, размахивая красно-зеленым колпаком. — Вон он какой бред несет. Дав Вильяму пищу для размышлений, Дик схватил Горшка и принялся кружиться с ним, весело подпрыгивая. Мэри, что до сих пор стояла около плахи, лишь попятилась, не желая, видимо, быть задетой в танце. Ричард неожиданно остановился и тут же проговорил: — Знай же, Михаил, с богадельни легко выбраться, стоит лишь понять, что всё не так, как кажется, и что не все люди там настолько сумасбродны, больны и немощны, как тебя будут уверять. Вот, держи, — шут незаметно протянул Горшеневу медное кольцо с печаткой в виде головы в колпаке, — это поможет тебе бежать. Найди себе союзников, а после… — Дик, о чем ты там толкуешь? — закончив мозговую активность, феодал обратился к шуту. — Рассказываю, сир, о ваших доблестных подвигах, — Ричард низко поклонился, придерживая свой колпак рукой. — Ты прав, сему сумасшедшему только в богадельню и дорога. Стража, возьмите этого человека и направьте куда надо, — приказал Вильям, привыкший безоговорочно принимать советы своего шута. Миха в отчаянии посмотрел на Дика, тот подморгнул ему. — А что же с ведьмой? — спросил доселе молчавший палач. — Отпустите бедную девушку, — кинул Вильям, уже собираясь уйти. — Вы не можете так поступить, наш суд признал её виновной, — инквизитор пытался отвоевать свое право на казнь. — А городской суд, в моем лице, признал невиновной. Её отец очень помог нам в войне с Гленвилями, а ты хочешь так ему отплатить? Настрадавшаяся девушка буквально упала в объятья родителей. Инквизитор хотел что-то добавить, но Вильям жестом показал ему, что разговор окончен, а после напомнил шуту, который так и стоял на эшафоте, что пора идти. — Стрела — путь в настоящее. — Загадочно произнес Дик на прощание Горшку, которого уводила стража, — Помни это, друг мой.***
Серые холодные стены, каменный пол, низкий потолок, решетки на окнах. Деревянный стол и стул, железная кровать, покрытая грязным одеялом. За несколько часов пребывания в богадельне Михаил выучил, буквально, каждый миллиметр той комнаты, в которую его кинула стража. Время тянулось бесконечно долго, уже начало смеркаться, а Горшенева до сих пор никто не наведал. От нечего делать Миха начал разглядывать большущий дуб, что рос прямо напротив его окна, прислонившись к высокой каменной ограде. Больше здесь развлечений не было (если рассматривание дерева можно назвать развлечением). Смотря на то, как колышется от легкого ветра зеленая листва, Горшок начал медленно засыпать. Он пытался бороться с дремотой, но усталость давала о себе знать, пережитое за день тоже сказывалось, а потому Михаил провалился в сон так же, сидя, положив голову на сложенные на согнутых коленях руки. Михаил глубоко вздохнул и прикрыл лицо руками. Солнце било в глаза, а в комнате стало по-утреннему прохладно. Ноги и шея затекли во время сна. Горшок открыл глаза и с удивлением уставился на женщину с короткими светлыми волосами, что сейчас ставила на стол миску с какой-то жидкостью болотного цвета. — Который час? — обратился Миха к женщине хриплым после сна голосом. Та перепугано глянула на Горшенева, наверное, не заметила, что он проснулся, а после что-то невразумительно промычала и указала на горло. Михаил сначала ничего не понял, но потом его озарило. — Немая? — в лоб спросил Горшок, даже не подумав, что это может оскорбить женщину. Глаза её вмиг наполнились грустью, и она медленно кивнула, при этом рассеяно сжимая в руках белый платок. Михаил понял, что повелся невежливо и поспешил исправить ситуацию: — Извините, я не хотел… Женщина снова кивнула и быстро вышла из комнаты. Горшок услышал, как клацнул навесной замок. Сев за стол, Миха начал принюхиваться к странной похлебке. Пахла она не очень-то приятно. Но что поделать, если голоден?***
Каждый день одно и то же — Горшенев, просыпаясь, видел светловолосую женщину и сколько раз он у неё не спрашивал что-то, она не смогла дать дельного ответа. На третий день Михаил просто перестал к ней обращаться, а та, видимо, была этому лишь рада. Очередной раз, ставя на стол миску с отвратной жидкостью, женщина, угрюмо склонив голову, уходила, запирая дверь. День за днем. Через неделю Горшку стало не хватать общения, он даже не имел возможности нормально размять кости, ведь его выпускали только в коридор, да и то лишь на несколько часов. Каменные стены сдавливали, не давали дышать. Чем больше Михаил смотрел на них, тем труднее ему было оторвать свой взгляд. Они затягивали, завлекали своей серостью. Горшок давно потерялся во времени. «Сколько я здесь пробыл?» — задавался он вопросом, но подсознание отказывалось отвечать. Днем в помещении было жарко, ночью — холодно. Эдакий контраст оптимизма не прибавлял. Крики больных не давали забыть, где находишься. Тот вопил от боли, что причиняет его болезнь, а другой, сумасшедший, громко бормотал разные небылицы. Через некоторое время к этим звукам присоединился ещё и плач скрипки, которая играла по ночам. Кто-то выводил смычком печальные мелодии. Сначала Горшенев думал, что это музыкальная терапия, но после понял, что не может человек играть целую ночь напролет. От осознания этого ему стало жутко. Позже скрипка стала играть непрерывно. Она не давала нормально спать ночью, надоедала днем. Теперь Горшок взирал на серые стены под эти звуки. И если сначала мелодия ему нравилась, то теперь он хотел от неё побыстрее избавиться. Миха даже начал подумывать, что его специально кинули сюда. Неплохой план: лишить нормального человека ума в психушке. Иногда Михаил философствовал, иногда вспоминал былое. Пытался петь, но скрипка навязывала ему свою мелодию. Он даже сочинял стихи, вот только в памяти не держалось больше восьми строф. Во время прогулок по коридору Горшок никого не встречал, лишь слышал крики, бормотание и всхлипы за той или иной дверью. Все серые дни слились в один…***
— Доброе утро! — Миха удивился, услышав приятный бодрый голос. Перед ним стояла русоволосая девушка с искристыми зелеными глазами, одетая в голубое платье простого покроя. Поставив на стол извечную миску, на которую Горшку уже тошно было смотреть, она, весело улыбаясь, уставилась на «больного». Тот слабо кивнул в знак приветствия. — Я Нэнси, ваша новая сиделка. — Михаил… — Можно я присяду? — снова обратилась к Горшку Нэнси, указывая на стул. — Да, конечно, — быть настолько вежливым Миха не привык. Несколько минут они сидели в тишине. — Я знаю, что вы не сумасшедший, по крайней мене, не полностью, — нарушила молчанье сиделка. «Обрадовала», — пронеслось в мыслях у Горшенева. — А расскажите мне о своей анархии, — попросила девушка. И Горшок рассказывал. Об анархии, о себе, о своей родине, то бишь о Российской империи (которой еще не существовало… Но девушка не шибко разбиралась в географии). С тех пор так и повелось: Нэнси, приходя утром, садилась за стол, часами слушая истории Михаила. Зная нашего музыканта, можем с уверенностью сказать, что тому это было в радость. На удивление обоих очень скоро их отношения с больной-сиделка перешли на отец-дочь. Ведь так, по сути, они и общались — девушка обращалась к Мише только на «вы», всегда была вежлива и учтива, а Горшок же поучал меньшую от себя особу, передавая ей свой жизненный опыт (и плевать, что ТАКОЙ жизненный опыт не пригодится в Средневековье). Нэнси тянулась к Горшеневу, ведь настоящего отца она не знала, а от Миши исходило такое тепло… А еще девушке было жаль, что Горшка заперли в четырех стенах. Она твердо решила это изменить.***
— Пойдемте, — Нэнси нетерпеливо тянула Горшка за руку. — Куда? — недоумевал сонный музыкант. — Ещё ведь не время «прогулки по коридору». — А кто, сказал, что мы туда идём? — девушка загадочно улыбнулась и продолжила шествие. — Я поговорила с директором богадельни, так что теперь правила для вас немного послабили. Вскоре они подошли к внушительной белой дубовой двери. Вела она, как оказалось, в сад. Яркое солнце вмиг заслепило Михаила, и он поспешил закрыть глаза. А Нэнси всё так же тянула Миху, пока тот, тихонько матерясь, спотыкался на своём пути о каждый камешек. — Я хочу вас с кое-кем познакомить, — посвятила сиделка Миху в свои планы. — Умгу, — буркнул тот. Сад, в котором оказались эти двое, радовал. Он был унылым, но казался раем на земле после заключения в комнате. Реденькие насаждения, дорожки из песка, всюду больные — не самые радужные пейзажи. На небольших лавках можно было увидеть сиделок, которые были одеты в такие же, как у Нэнси, платья. Словно из ниоткуда навстречу Горшку и Нэнси выплыл (а по-другому и не скажешь) странный старичок. Одетый в белый балахон, с длинными седыми волосами, он то и дело прикрывал глаза, что-то бормоча. Вот старик поравнялся с нашими героями и уже собирался пройти мимо, как неведомая сила его остановила. — Я видел их… — вцепившись в руку Горшка, произнес седоволосый. — Они блистали… Они летели с высоты! — Э-э-э, Нэнси, что мне делать? — шепотом обратился Миха к сиделке, глядя на скрючившиеся пальцы у себя на запястье. — Аарон, успокойтесь, — девушка тут же схватила старика за плечи, — объясните мне, что вы видели? — Их, они зарылись в деревья! — истошно завопил тот. На вопли сбежались «санитары». Они утащили старика, пока тот вырывался и кричал: «Когда наступит ночь, растает завеса тайн и мрак нужды!» — И часто тут такое случается? — глядя вслед сумасшедшему, спросил Горшок. — Не очень. У нас в богадельне больше физически больных и стариков, чем умалишенных, — вздохнула сиделка. Девушка задумчиво оглядела сад. Михаил хотел ещё что-то добавить, но Нэнси вдруг оживилась, улыбнулась и весело помахала рукой кому-то. Рядом с ними тут же оказался молодой черноволосый парень. — Привет, Грэг, — девушка обняла знакомого, а после представила ему Михаила. — Нэнси много о тебе рассказывала, — после обмена рукопожатиями сказал Грэг, подняв на Горшка карие глаза, —, но мне интересно лишь то, что ты тоже не желаешь быть здесь узником. — И что ты предлагаешь? — Миха с подозрением посмотрел на своего собеседника. — У меня есть план побега, вот только для его осуществления мне нужна помощь. — Имею право спросить: за что тебя сюда кинули? — Я узнал, что наш феодал затевает ополчение против короля. Естественно, что Дарси не хочет раскрытия своих планов… Так ты со мной? —, но в глазах Горшка читалась неуверенность. — Прошу тебя, Михаил, можешь мне не доверять, но мы имеем реальные шансы выбраться. — Хорошо, рассказывай, что за план.***
В одиночестве Михаил готовился к побегу. Если все получится, то уже сегодня они будут на свободе. В тишине громко скрипнула дверь. В комнату осторожно зашла Нэнси. Поставив на стол еду, она села на стул и начала теребить краешек своего платья. — А можно я пойду с вами? — подняв глаза на Горшка, произнесла сиделка. Судя по голосу, девушка очень хотела сбежать. — Это же опасно! — отрезал Миха, но, немного подумав, спросил. — А чего тебе с нами идти? — Я тоже хочу попутешествовать с вами… и Грэгом, — Нэнси покраснела, а потом опустила глаза. — Так вот в чем дело! — Горшок зашелся громким смехом. — Только не говорите ему, пожалуйста. — Хорошо, не буду. — Так мне можно с вами? — второй раз попросила сиделка. — А куда ж тебя девать? Я так понимаю, если я тебе не позволю, ты всё равно сбежишь? — Да, — решительно ответила девушка. — Тогда можно. — Спасибо! — Нэнси кинулась Горшку на шею, а после выбежала из комнаты. «Любовь», — единственное, что пришло Михаилу на ум.***
Миновав дверь, что ведет наружу, Горшок и Нэнси без препятствий добрались до места встречи. Там их уже ждал Грэг. — Все как по маслу, — прошептал он, когда все трое направились к выходу. У ворот стояли двое стражников. Миха, что выглядывал из-за угла, резко отпрянул и прижался спиной к стене. — Ты нас подставил, — шепотом произнес Горшок, хватая Грэга за грудки. — Я не виноват, — пивовар было дернулся, пытаясь освободиться, но Михаил держал крепко. — Это ведь твой план. — Михаил, ну подумайте, какая ему выгода? — вмешалась Нэнси. — Мы не нужны феодалу, мы просто сиделка и сумасброд. — Ладно… — Горшок нехотя отпустил парня. — Но учти, я тебе всё равно не верю. Беглецы уже хотели вернуться на исходные позиции, надеясь, что стражи отвлекутся и уйдут, как вдруг… — Стоять, не то пристрелю! — послышалось откуда-то сзади. Миха, обернувшись, сжал кулаки, готовясь к бою. Грэг мигом вынул припрятанный нож. Нэнси же отошла за их спины, чтоб не мешаться. Но что могли поделать пивовар и музыкант против двух воинов, вооруженных арбалетами и мечами? — Нож на землю! — сказал один из стражников, подходя ближе. Грэг выполнил требование. — На колени! — второй приказ. Беглецы, подняв руки вверх, медленно опустились на колени. Вдруг второй воин странно глянул на Горшка и что-то быстро сказал первому. Тот испугано посмотрел на напарника. — Ты уверен? — голос его звучал уже не так грозно. — Сам взгляни. Стражник, опустив арбалет, подошел к Михаилу и дернул его за правую руку. Глаза воина округлились. — Так вам покровительствует Ричард? — произнес он, указывая на кольцо-печать. Горшок мысленно ударил себя по лбу. Как он мог забыть о подаренной безделушке? Они выбрались бы безо всякого плана. — Да, — уверено произнес Миха, глядя на реакцию стражника. Тот сначала покраснел, после побледнел, потом и вовсе стал зелёным. — У вас есть ключи от врат? — Миха утвердительно кивнул. — Тогда бегите, только скорей. Вокруг огромная равнина, она простилается на много миль. Как только заметят ваш побег, то кинутся в погоню. Главное — пересечь равнину. — Спасибо, — кинула Нэнси, когда они втроем направились к вратам.***
— Что? Сбежали, говоришь? — Вильям медленно опустился на стул, пытаясь осмыслить новость, которую доложил ему гонец из богадельни — молодой парень лет шестнадцати. — Да, сир. — И кто же ещё сумел выбраться, кроме Грэга? — Сиделка Нэнси и тот сумасшедший, Михаил, кажется. — Где была в этот момент стража? — Дарси начал злиться. Мало того, что охранники упустили несносного Грэга, что угрожал феодалу раскрытием его планов на короля, так ещё и двум другим дали сбежать. Пивовар, небось, уже рассказал им тайну, которую следовало бы похоронить вместе с ним на кладбище богадельни. Гонец не спешил отвечать. Он начал блуждать взглядом по комнате, пока не наткнулся глазами на Дика. Шут притаился в тени позади феодала. Ричард отрицательно покачал головой, жестом показывая, что парень должен молчать. Было видно, что Дик не хочет, чтобы истинные причины легкости побега открылись. — Стражи говорят, что в это время в западном крыле больные устроили бунт, и трое беглецов скрылись под шумок. — Пустоголовые громилы! — крепкий кулак Вильяма с грохотом опустился на стол. — Я ведь говорил им, чтоб они больше приглядывали за пивоваром! — немного помолчав и успокоившись, Дарси обратился к гонцу. — Можешь идти, спасибо за предоставленную информацию. — Это мой долг, сир, — низко поклонившись, парень вышел, довольный своей работой. — Ну вот что с ними делать, Дик? — феодал устало прикрыл глаза. — Мне кажется, сир, вы уже решили этот вопрос, а меня спрашиваете только из-за привычки. — Думаешь, я правильно сделаю, если убью их? — Вильям был благородным и честным человеком, но так рисковать своей репутацией он не мог. — Правильного решения здесь нет в любом случае. Ваш верный слуга, тем не менее, поддержит любой ваш выбор. — А если люди восстанут, когда узнают об этом? — Вы стали жутко неуверенным в себе, милорд, — шут начал тихонько напевать что-то о великих походах и битвах. — Ты прав, надо действовать. — Дарси не обратил внимания на пение Ричарда, ведь уже привык к его странностям. — Поди, позови ко мне Гордона. — Какого Гордона? — Дик сделал вид, будто не знает о ком речь. — Капитана лучников. — Слушаюсь, сир, — шут вышел из комнаты с улыбкой на лице.***
А тем временем Миша, Грэг и Нэнси не спеша шли по лесу. Богадельня осталась далеко позади, на сегодня они проделали длинный путь, но всё же решили пройти как можно больше. — И что дальше? — Горшок совершенно не понимал, куда они направляются. — Ты думаешь, зачем мы на руины моего дома ходили? — Грэг обратился к Мише. — Я ведь там много денег припрятал. Мы доберемся до владений соседнего феодала, Гленвиля, и купим себе три лошади со сбруей. А потом будем странствовать по миру… — Будем странствовать по Англии, — отрезвила Нэнси пивовара. — Вот умеешь ты всё испортить, — с наигранной обидой сказал Грэг. «Они станут отличной семьей», — усмехаясь, подумал Горшенев, глядя на словесную перепалку спутников. Хоть как он не доверял Грэгу, но в глубине души понимал, что этот парень — хороший человек. В лесу царила полутьма. Прохладный ветерок шевелил зеленые кроны деревьев. Птицы тихонько щебетали о чем-то своем, перелетая с ветки на ветку. Впереди шустро пробежала белка, остановилась, взглянула на путников черными глазками-бусинками и, схватив попавшийся орешек, начала его грызть. Ничто не сулило беды. Краем уха Миха услышал, как сзади что-то просвистело, а после в дерево напротив него встряла стрела. Горшок испугано глянул на своих спутников, а те уставились на него. — Лучники! Засада! — прокричал Грэг, и все трое побежали. В лесу не так-то и легко побегать. Шишка, камешек, пенек — и ты на земле. Но путникам, к счастью, повезло, и вскоре их перестали осыпать стрелами. — И что теперь? — спросила Нэнси, когда все трое спрятались за поваленным деревом. — Быстро перемещаться они не могут. — начал рассуждать Грэг. — Если это лучники феодала, а так, скорее всего, и есть, то на них должен быть какой-никакой доспех. Да и луки у этих парней, судя по стрелам, ростовые, с такими не очень побегаешь. Так что у нас есть много шансов избежать смерти. Главное от них оторваться. Если будем идти в хорошем темпе, до ночи будем во владениях Гленвиля. — А вдруг и дальше по тропе они устроили такие засады? — Горшок кивнул на дорожку, что простилалась впереди. — Нас и так чудом не подстрелили, еще одной атаки мы не выдержим. — Будем продираться через лес. — Но там еще опаснее, — возразила Нэнси, со страхом глядя на густые заросли. — Это лучшее из двух зол.***
Вечер подкрался совсем близко, когда беглецы, измотанные и изодранные, вышли на небольшую поляну. Судя по тому, что лес заметно поредел, они уже близко к выходу. — Давайте отдохнем, — Нэнси устало прислонилась к стволу дерева. Быстрая изнурительная ходьба далась ей тяжело. — Только недолго. — Грэг огляделся. — Не нравится мне эта поляна, мы здесь будто на ладони, бери и стреляй. — Брось ты, — фыркнув, девушка повалила его на траву. Оба принялись смеяться. Они чувствовали, что все закончится хорошо. Только Михаила съедала неясная тревога. Сев на траву, путники достали еду, которую им удалось стащить из богадельни, и принялись есть. Но долго пиршествовать им не дали — совсем рядом что-то громко захрустело, а после ругани в них снова полетели стрелы. «Опять нашли», — Миха сгреб в охапку их вещи и запихнул в сумку. И снова началась неистовая погоня. Нэнси зацепилась ногой за коварно выступивший из-под земли корень и, вскрикнув, упала, больно при этом ударившись. Михаил и Грэг, пригнувшись, кинулись ей на помощь. — Нам конец, — сквозь стиснутые зубы сказала девушка, пытаясь стать на только что ушибленную ногу. — Прорвемся, — ответил Грэг. Вместе с Горшком они буквально тащили Нэнси вперед. — Чтоб эти, мать его, лучники сгорели, — зло кинул Миша. Все произошло слишком быстро. Очередная стрела, отличающаяся от остальных только черным оперением, была ловко уложена на тетиву одним из лучших лучников. Вот она уже в полете, и пустивший ее парень знает — на этот раз цель будет достигнута. Рассекающий воздух наконечник вот-вот войдет в плоть. Горшок чувствует, что затылок его пронзает внезапная резкая боль. Голова кружится, ноги подкашиваются, пред глазами все плывет. До затуманенного предстоящей смертью разума долетают истерические крики Нэнси. Миха падает, по шее его течет горячая кровь. «Ты выполнил свою миссию. Пора домой», — эти слова, произнесенные голосом Дика, последнее, что слышит Горшок перед тем как погрузиться во тьму.***
Миха вскочил, как ошпаренный. Затылок сильно болел. Горшок оглянулся, ожидая увидеть Нэнси, Грэга и тучу стрел. Но нет… Михаил стоял посреди одной из комнат роскошного особняка Брусницыных. Взглянув на часы, Горшенев понял, что пролежал без сознания одну минуту. Всего одну минуту! Разум отказывался принимать этот факт, ведь во сне прошла не одна неделя! Тут Миша вспомнил о ящике и загадочном колокольчике. Он с опаской двинулся вперед, то и дело поглядывая на потолок. Не дай Боже, еще что-то упадет, и ему снова придется вернуться в Средневековья. Хотя, если сказать по-правде, то Горшку понравилось его приключение. Под ящиком оказался… красно-зеленый шутовской колпак. Он тихо позвякивал колокольчиками, пока Миха его вертел. «Так вот почему мне такое почудилось! Наверное, всему этому есть научное объяснение», — вывод не очень логичен, но этого хватило, чтоб хоть как-то унять тревогу. Усмехнувшись, Горшок отряхнул колпак от пыли и поставил на каминную полку. В дверях музыкант наткнулся на остальных участников группы. — Что случилось? Мы слышали, как что-то упало. Горш… — М-м-м? — Ты чего весь белый? Лишь сейчас Миха удосужился взглянуть на свою одежду. Произошедшее оставило на ней след: футболка и штаны были измазаны штукатуркой. «Будто на меня мешок муки опрокинули», — Горшок начал стирать с одежды белые пятна, пока парни продолжали его допрашивать. Но, увидев на полу кусок лепнины, кишевцы все поняли и стали дико ржать, а Миша лишь обижено глядел на них. — Меня тут контузило, а им смешно, — Горшенев и сам оскалился. — А мы думали, какая же туша там упала, что так весь дом сотрясло, — выдавил из себя Яша. — Это ж надо такой подарочек получить! — пытаясь разогнуться, произнес Поручик. После этих двух фраз всех сразил новый приступ хохота. — Да ну вас, — кинул Горшок, продолжая стирать пятна с одежды. Все уже уходили, когда Князь приостановил Мишу. — Что с тобой случилось? — Да сам видишь — огрело меня по голове, — Горшенев и не думал рассказывать о своих приключениях в Средневековье. Лучше написать об этом когда-нибудь песню. — А че это у тебя на руке? Я раньше не видел такого. Фанаты подарили иль как? «Что у меня там может быть на руке?» — удивился Михаил, взглянул на пальцы. Из печати медного кольца ему весело улыбалась голова в колпаке…