Искушение

— Я ждал тебя, — просто сказал Рэтчет, когда увидел в самом начале рабочего орна терпеливо ожидающего его у медбея Миража. Старший врач разблокировал запирающее устройство и вошёл в пропитанное резкими запахами светлое помещение. — Проходи, нечего в дверях стоять. Разведчик шагнул следом, обогнул медицинские платформы и прошёл вслед за хозяином отсека в довольно тесный кабинет, заваленный всяческими датападами, коробками с оборудованием и запчастями. Рэтчет кивнул ему на единственный свободный стул, сам усевшись на край рабочего стола. — Итак, полагаю, ты наконец-то решил поинтересоваться, что происходит, — подтолкнул аристократа к началу разговора медбот, не сводя с него усталого и немного печального взгляда. — Это, конечно, весьма своевременное решение, — Мираж решил пропустить мимо аудиодатчиков лёгкую язвительность Рэтчета, так как медик, в принципе, пока всё говорил верно. — Но лучше поздно чем никогда, разумеется. А теперь давай разбираться, как ты дошёл до жизни такой. — Рэтчет, я действительно не понимаю, что происходит, — признался разведчик, осознавая, что говорить на удивление трудно. Каждое слово приходилось из себя буквально выдавливать. — Когда я последний раз видел Кваета, он был всего лишь юнглингом, питавшим ко мне не более чем уважение как к своему наставнику. К тому времени у него уже была своя триада, за которую он переживал, а у меня был партнёр... — Всё это банально до скрежета дентопластин, — отмахнулся медик. — Что было из ваших чувств друг к другу тогда — сейчас никого не волнует. Лучше давай вспоминай, что ты такого сделал, что разнес вдрызг все базовые сикерские программы. А ты можешь не сомневаться, именно это ты и сделал. Я имел честь вчера в этом лично убедиться, когда осматривал Грома в камере и восстанавливал ему энергоообмен. — Рэтчет, спасибо, — проявление искренней благодарности вырвалось у стеллсера помимо его воли. Взгляд синих линз буквально прожёг бело-синюю броню, будто рентгеном просветил. — Понятно... Всё-таки он сумел замкнуть ваш контур, — понимающе кивнул старший медик автоботов, с интересом разглядывая сидящего перед ним напряжённого молодого трансформера. — Что ж, прыткий малый. И с процессором. Радует, что хоть у кого-то из вас двоих он работает в нужном направлении. Мираж замер. Взгляд золотых линз стал холоднее льда на отдалённых от солнц планетах. — Вот только не надо мне тут этих ваших аристократических замашек, — красно-белый трансформер сложил на своём мощном грудном отсеке манипуляторы. — Если уж напортачили по полной, то имейте мужество это признать, ваша светлость! Аристократ усилием воли заставил себя расслабиться. Никто ведь и не ожидал, что будет легко? Он знал к кому шёл. — Давай, подгружай свои архивные банки данных, и выкладывай мне всё, чем вы там баловались с молодым сикерлингом, который, как я понимаю, в ту пору как раз вошёл в фазу полного активирования интерфейс-сетей. — Ничего такого не было, — абсолютно искренне ответил Мираж. — У Кваета при мне активировались лишь протоколы трансформации. Я был рядом с ним в этот момент, помог совершить первое преобразование. Потом вывел в открытый космос, проконтролировал первый полёт. — И всё? — тон Рэтчета прямо излучал едкий сарказм. — Прости, Мираж, для летучек это, конечно, очень много значит, но после этого сикеры не бросаются на стены в попытке добраться до другого трансформера и не фонят на всю вселенную, заявляя на того права. Видимо, измочаленная за последние орны хвалёная выдержка таки подвела его, ибо по выражению фейсплейта медбота гонщику сразу стало понятно: повидавший и не такое в своём долгом функционировании мех получает в данный клик ни с чем не сравнимое удовольствие от наблюдения за своим хм... пациентом? — Ещё дал согласие в его коконе перезарядиться после первого полёта, — Мираж отчаянно пытался вычленить из воспоминаний всё то, что могло бы попасть под определение "не совсем нормально". — Я на тот момент предложил постоянное партнерство Голди... кстати, именно она занималась восстановлением Кваета. Он привык перезаряжаться на её платформе, но после моих объяснений, что теперь это по некоторым причинам будет невозможно, сикерлинг не стал настаивать. А после первой трансформации и долгого полёта Квает был слишком вымотан. Нам тогда всем досталось. Перезаряжались втроём на одной платформе. Больше ничего такого не было. Рэтчет продолжал буравить проницательным взглядом аристократа, будто желая прожечь в нём дыру. Искра колёсного неожиданно дёрнулась от внезапно накативших подозрений. — И ещё, я должен был вести его с собою на операцию по освобождению его солётников. И чтобы быть полностью уверенными в друг друге, я предложил взаимное посещение Дома Искры, — про подробности этого посещения Мираж решил умолчать. — В его Доме Искры я побывал, а к себе пустить не успел. Задание было провалено: Квает вернулся обратно к десептиконам и в свой тренировочный лагерь, а Голди была деактивирована при нашем побеге. Рэтчет обречённо хлопнул себя ладонью по лбу, страдальчески закатив окуляры к потолку. В повисшей тишине отсека были слышны только тихие шорохи двух систем вентиляции. — Как, Мираж, — вот объясни мне, пожалуйста! — как можно было получить такое блестящие воспитание и образование как у тебя, успеть побыть даже сенатором, и при этом остаться абсолютно безграмотным в базовых основах тех трансформеров, кем ты вроде как должен был руководить? — медбот наконец отнял манипулятор от лицевой. Аристократ оскорблёно молчал. С чего ему вообще было интересоваться какими-то там основами сикеров, которые его вообще не волновали помимо вопросов, поднимаемых в Сенате, касательно жалованья военным или пенсий ветеранам войн? Для подобных частностей существовало множество научных сотрудников и консультантов. — Что ж, тогда приготовься к тому, что сейчас я тебе буду открывать прописные истины для любого, кто хотя бы немного потрудился изучить не только себя и себе подобных, но и всех остальных, кто вынужден существовать с ним по соседству, — Рэтчет специально выделил интонацией слово "вынужден", выражая этим своё отношение и к Совету в целом и к отдельным его представителям в частности, как и вообще ко всем представителям аристократии. — Ты совершил тогда столько грубейших ошибок, что я диву даюсь, как этого сикера вообще не закоротило! Игра в бога никогда ещё не заканчивалась ни для кого хорошо. Ты поиграл его функционалом, что ж... лови отдачу. А теперь ближе к делу. Во-первых, сикеры формируют триады в глубоком спаркстве. Но это временные, пробные триады. Всё может ещё несколько раз переиграться. Окончательно триадой становятся только после активирования всех протоколов, после первой трансформации, после первого совместного полёта и после первого... интерфейса. Да будет тебе известно, что именно во время интерфейса или коннекта — у кого как — сикеры обмениваются кодами, прописывая себя друг под друга. Только после этого наступает общая синхронизация, что должна периодически поддерживаться и далее. Это не обязательно должно закончиться партнёрством — хотя обычно триадные сикеры заключают равноправные союзы между собою — но интерфейс, обмен данных должны быть обязательно. Первая трансформация обычно происходит под контролем Создателей, либо в присутствии других сикеров. Обычно это будущие сотриадники, если по каким-то причинам маленький сикер лишён заботы Альф. В этот момент его поля "считывают" сигнатуры всех, кто рядом, настраиваясь на тех, кто его поведёт в ближайшее время, кто разделит первое знакомство с небом. Первый полёт — самый важный. Там важно всё до мельчайших деталей. С этим, как я полагаю, мы разобрались. Теперь второе. Первая трансформация невозможна до активации интерфейс-протоколов. Эти два события неразрывно сцеплены. Это не значит, конечно, что после первого полёта сикерлинг начнёт активно прыгать на всё что шевелится или отчаянно фонить, но это означает, что отныне он "включился". Зачем это делается? Чтобы удержать своих солётников рядом, привлечь, если можно так сказать. Далее обычно следует завершающая стадия. Образование линка. Не обязательно с интерфейсом или коннектом, ибо первый "включившийся" из триады никогда не будет насиловать будущих напарников, с кем далее разделит всё своё последующее функционирование. Но "включившийся" отныне будет крепко держать более младших возле себя, подстраиваясь под них сам и настраивая их под себя. Очерёдность "включения" в триаде абсолютно не важна. Когда ведущий активирует полностью свои системы, ведомые прогнутся моментально. Рэтчет немного помолчал, прежде чем продолжить. — И заключительная часть. После того, как сикерлинг считал твои поля в момент первой трансформации, подстроился под тебя как под временно ведущего при первом полёте или как под Создателя, он инстинктивно стал тебя "удерживать". То есть предложил тебе перезарядку внутри вновь образованного линка, который создать ему диктовали базовые программы. И ты принимаешь его предложение. Ты и твой партнёр. Как я понимаю, твоя сикерфем была не триадным сикером? Я не верю в столь опрометчивую беспечность со стороны учёного, уж прости, — медбот развёл манипуляторы в стороны, как бы подтверждая свои слова. — Что уж она хотела получить от триадного сикера подобными действиями — сложно сказать. Меня всегда возмущала беспардонность учёных в их глупых попытках изменить то, что нам прописано от самого Праймаса. Так что оставлю её поступок без комментариев. Факт тот, что вы, фактически, образовали лже-триаду, в которой сикерлинг мгновенно успокоился. Так ведь? Мираж обречённо кивнул. — И после этого - или до этого, уже не суть важно — он пускает тебя в Дом Искры. В его возрасте туда допускаются только Создатели или будущий партнёр, если узы связи необычайно крепки с самого начала. В крайних случаях это будущие сотриадники с намёткой именно на будущих партнёров. Ты мою логику улавливаешь до конца? Аристократ, к собственному ужасу, кристально ясно понимал, куда именно клонит старший медик автоботов. — Ты опять принимаешь его предложение или сам толкаешь юнца на столь ответственный шаг. Это для взрослого меха, у которого уже устоявшиеся взгляды, нормальный контроль над эмоциями и полностью активная, стабильно работающая нейросеть — посетить чужой Дом Искры что в музей сходить. Только чтоб оглядеться и узнать кого-то получше, не более. Для сикеров, что по темпераменту ещё импульсивнее и активнее гонщиков, у которых страсть зажигается столь же мгновенно как разогреваются турбины, тем более в силу возраста пока с нестабильными нейроцепями, это сродни... не буду говорить с чем, не маленький, сам додумаешь. В итоге всего этого базовые программы крылатого идут полностью вразнос. Ибо в них уже прописаны двое будущих солётников: они ворны напролёт прописывались строго по запрограммированным схемам. И вдруг, в самый ответственный момент, их замещают двое других. Не Создатели, не сотриадники, не будущие партнёры — а Юникрон знает кто. Но замещают качественно так, запуская стандартные процессы перекодировки. Всё шикарно. Вот только уже образованная триадная связь, пусть и спарковская, также осталась! И вдруг, спустя рекордно короткое время, погибает один из лже-линка. Вследствии вашего провала сикер опять оказывается рядом со своими будущими сотриадниками, перекодировка и настройка будущей тройки продолжается с места прерывания последних процессов. Да вот только теперь, в общей цепочке импульсов, есть такая ошибка программы — Миражом называется. Системы и протоколы защиты требуют завершить то, что было когда-то начато, а возможностей исправить этот серьёзнейший баг нет никаких. Базовые программы сбиты, связи настраиваются, но как-то косо. И тут — о, Праймас! — появляется возможность встретиться с тем, кто всё это когда-то начал. Уж не знаю, что там у вас произошло, но догадываюсь, что когда твой крылатый синхронизировал твой корпус на себя, да заправочный шланг в горловину втолкнул, накрыло его в ответ по полной. Ну а уж свёрнутая наболт программа добавила к общему развлечению и от себя: залочилась окончательно на том самом импульсе, что был последним — желанием обладать. Вот только это уже не сикерлинг, и Создатель ему не нужен. А вот партнёр вполне устроит. Мираж во все окуляры глядел на сидящего напротив медбота. Но в синих спокойных линзах не было и намёка ни на сочувствие, ни на хотя бы возможность как-то исправить во всех смыслах вырисовывающуюся жуткую картину. Понимая, что Рэтчет свою речь наконец-то завершил, и продолжения просто не будет, гонщик, обречённо зашелестев вентиляцией, тихо спросил: — Рэтчет, у тебя есть хоть какие-то мысли по поводу того, что возможно сделать ввиду последних событий, чтобы Квает отказался от этой абсолютно нелогичной идеи? — Пристрелить его, — абсолютно бесстрастно отозвался медик. — Другого варианта у тебя нет, сержант. Либо ты сдаёшься, либо тебе придётся его уничтожить как помеху твоему личному функционированию. — Это абсолютно неприемлемо! — мгновенно вскинулся стеллсер, гневно сверкнув золотой оптикой. Будто два солнца вспыхнули. — Значит, дай ему то, что он хочет, — невозмутимо пожал плечами Рэтчет. — Как я понимаю, он скорее вырвет себе искру, чем причинит тебе вред. Хотя это ты уже понял и без моей помощи, не так ли? Иначе тебя бы здесь не было. — Это тоже абсолютно неприемлемо, — мрачно констатировал очевидное, как ему казалось, не только для него одного, Мираж. — Должен же быть другой выход! — Другой выход был. Не влезать в то, чего не понимаешь. И не играть чужим активом, — припечатал Рэтчет, раздражённо распрямляясь. — Вы иногда заигрываетесь в свои спецоперации, миссии и задания, не совсем понимая, что чужая жизнь — это не фишка на игровой доске. И что совершённые даже в самых благих целях поступки иногда имеют куда как более долгосрочные последствия. И взмахом манипулятора их не сотрёшь и не изменишь. Так что теперь только тебе решать, что делать с твоим сикером. — Он не мой сикер, — сухо бросил разведчик, также поднимаясь на ноги. — Ошибаешься, Мираж, — как-то неприятно усмехнулся Рэтчет. — Он теперь именно что твой. Можешь спуститься вниз и понаблюдать за фонящим на весь тюремный блок крылатым, что не знает теперь как ему быть: разнести здесь всё в шлак, несмотря на всю нелогичность данной затеи, схватить тебя и уволочь к себе на базу, или самодеактивироваться от осознания того, что он отвергнут и презираем. Мираж еле заметно скривился, с силой потирая лоб тонкими пальцами. — Я услышал тебя, Рэтчет. Благодарю за экскурс в вопросы нейросистем и чужого функционирования. Удачи ему напоследок не пожелали. Разведчик всей бронёй ощущал еле сдерживаемое раздражение старшего медика. Собственно, возразить на это было нечего. Ощущать себя безответственной эгоистичной тварью было непривычно и, мягко говоря, гадко. Все последние действия Кваета теперь обрели логическое обоснование, и это обоснование категорически не нравилось Миражу, ибо не оставляло камня на камне от его сверкающей безупречности в собственных окулярах. Разведчик решил, что дальше бегать ни от Кваета, ни от себя не имеет никакого смысла. Он не привык прятаться от проблем, даже столь запутанных. Поэтому хладнокровно повернул в сторону тюремного блока. *** В тюремном блоке Миража ждал настоящий сюрприз. Приятный или крайне неприятный — он так и не смог для себя решить, задумчиво изучая столь же удивлённого его неожиданным появлением Хаунда. Разведчики молча смотрели друг на друга, растерянные и полностью сбитые с толку. Аристократ стал медленно, но неотвратимо подозревать собственного командира во вселенском заговоре против себя. Других мотивов Джазза для столь нелогичных действий — отозвать с задания идеально подходящего для него Хаунда, а потом поставить его на охрану насильника его же приятеля — стеллсер не находил. Неожиданно среагировало уязвлённое самолюбие: в который раз самый обычный бот из простых рабочих красиво и виртуозно утирает фейсплейт ему — получившему блестящее образование и считавшемуся когда-то в определённых кругах весьма приличным политиком и интриганом! И вообще, в последнее время у окружающих стало как-то входить в привычку то обыгрывать его по всем фронтам, то сухо отчитывать, то, прости Праймас, засовывать коннектор внутрь его корпуса, сбивая все настройки. Вроде бы ничего такого он не совершал, никого не подставлял, пытался вести себя идеально в рамках идеологии той фракции, которую выбрал в этой войне, — за что он удостоился столь унизительного наказания от Праймаса? — Э... Мираж? — первым заговорил Хаунд, поднимаясь с рабочего места за стойкой дежурного охраны. — Что ты здесь делаешь? — Тот же вопрос, — вместо ответа сухо откликнулся гонщик, всё ещё с подозрением разглядывая зеленоватую броню друга. — Это для этого тебя отозвали с задания? Напряжение полей охотника скакнуло, выдавая крайнюю степень его замешательства. — Мираж, я и сам ничего не понимаю! Сегодня Проул выдал настолько краткие инструкции, что это больше походило на дайджест, и назначил в охрану тюремного блока. Я как раз тут сидел и думал, где успел так сильно проколоться. И тут ты... — Понятно, — обречённо протянул аристократ, подходя к другу и присаживаясь на скамью рядом с дежурным постом. Пустой взгляд жёлтых линз отрешённо скользил по полу. — Можешь не волноваться больше и не напрягать логические цепи. Более чем уверен, что ты был как всегда на высоте, Гончая Прайма, — это прозвище, как и другую вариацию — автоботская ищейка — Хаунд получил от десептиконов, которых раз за разом обводил вокруг пальца. Не сказать, чтобы разведчик был в восторге от этих кличек, скорее он относился к ним с юмором. — Это я беспроцессорный дрон. Даже хуже. Это я прокололся. — Мираж? — ладонь в зелёной броне участливо легла на бело-синий наплечник. Гонщик подавленно молчал. Хаунд также молча сел рядом. — Я знаю про твоё ранение, — наконец осторожно произнёс охотник, нарушая напряжённую тишину. — Но не уверен, что обладаю полной информацией. Я прав? — Как всегда, Охотник. Как всегда, — устало согласился Мираж. — И парни дали понять, что именно наш пленник... вырубил тебя, — зеленый очень аккуратно подбирал слова. — Это правда? — заметив еле заметный ответный кивок, автобот с некоторым сомнением продолжал дальше. — Но также говорят, что, если бы не этот сикер, ты бы уже был в полной блокировке. Это тоже верно? — ещё один кивок. — Ясно... Что было ему ясно, Хаунд не пояснил. Но замолчал надолго. Мираж был ему благодарен за то, что более никаких вопросов не последовало. — Ты пришёл к нему? — когда тишина стала почти невыносимой, охотник опять спас положение. Он повернулся к приятелю, и мягкий свет его синих окуляров будто окутал гонщика ореолом незримой поддержки. — Мне надо с ним поговорить, — и хотя голос аристократа звучал уверенно, даже отстранённо, сам Мираж не испытывал даже призрачно малой толики решительности. Он не мог отделаться от ощущения, что шагает в бездну. Хотя, похоже, он шагнул туда много ворн назад. — Давно было надо поговорить, да возможности не было. Понимаешь... я очень виноват перед ним. Гонщику не нужно было поворачиваться, чтобы понять, сколько изумления, граничащего с настоящим неприятным ошеломлением, было написано на фейсплейте товарища. — Так получилось, — подвёл итог своей сумбурной и немногословной речи Мираж. — Да... — протянул задумчиво Хаунд. — Я, конечно, слышал, что краткость — сестра таланта, но чтобы настолько. Стеллсер изумлённо обернулся на беззвучно смеющегося мастера холо. Синяя оптика вновь была полна лёгкой иронии. — Теперь я понимаю смысл поговорки "Сначала Праймас был мудр, затем ему просто стало скучно", — загадочно улыбнулся Хаунд, порывисто поднимаясь на ноги и отходя к рабочему терминалу. — Иди, утрясай свои старые долги. Мешать не буду — мне здесь ещё отчёты Проулу строчить не один орн. Тем более что приказа не пускать кого-то к пленнику у меня не было. Хаунд разблокировал кодовый замок дверной панели тюремного блока и дружески хлопнул всё ещё стоящего рядом с ним Миража по плечу. И впервые аристократу не захотелось скривиться от столь панибратского отношения даже в глубине искры. По тонкой связи, что каким-то образом только усиливалась по мере сокращения расстояния между ним и Кваетом, гонщик уже знал, что тот также остро чувствует его приближение. Но на звук шагов сикер никак не среагировал: ни возмущения электромагнитных полей, ни беглого взгляда, ни лёгкого поворота головы. Мощный крылатый силуэт в полумраке камеры, освещаемой только тусклым светом из прохода и тускло светящейся энергетической решёткой, остался абсолютно неподвижен. Окуляры были погашены. Другой бы заподозрил временную блокировку или оффлайн, но не Мираж, который отчётливо чувствовал крылатого почти на подсознательном уровне. Ждать, что десептикон обозначит первым его узнавание, было глупо. Потому, Мираж сразу же окликнул его. — Квает... нам надо поговорить. — О чём? — ответ, тем не менее, последовал незамедлительно, хотя сикер ни позы не изменил, ни оптику не активировал. Мираж усилием воли подавил внутреннюю дрожь от тихих модуляций такого знакомого голоса на низких, чуть рокочущих где-то в его глубине, нотках. На это Квает только хмыкнул. — Не старайся. Я тебя сейчас ощущаю настолько полно, как свои крылья. Гонщик замер. Он не знал как реагировать на столь провокационное заявление. — Расслабься, — сикер наконец-то замерцал в темноте ярко-красными линзами, что сейчас спокойно и немного изучающе уставились на столь долгожданного посетителя. — Если не деактивировал тогда, то сейчас и подавно не собираюсь делать подобную глупость. Зачем пришёл? — Я же сказал, хочу с тобою поговорить. — О чём же будет разговор? — Миража словно зацепило чужим, давно сдерживаемым гневом. — О том, что я, глупец маловорновый, вбил себе в процессор всякую ржу насчёт тебя? Или о том, что всё это крайне неразумно, учитывая общую ситуацию и нашу принадлежность к разным коалициям? Или о тотальном несоответствии типов конструкции, различии типоразмеров и прочих технических характеристиках? Или, может быть, о неподобающей разнице в возрасте? Мираж молчал. Заранее заготовленная речь рассыпалась в ничего не значащий прах перед этим внимательным, испытующим взглядом и чужим напором. Квает даже не пытался его подчинить своими полями, не проламывал его защиту, просто был рядом. Но даже этого оказалось достаточно, чтобы уверенно подавлять искусственно выставленные когда-то барьеры колёсного над полным контролем эмоциональных блоков, на обязательно выдержанную границу допуска в личное пространство. Гонщик чувствовал, как неотвратимо его тянет к тому, кто почти сливается очертаниями серого корпуса с мягким сумраком камеры. — Так вот, лил я отработкой на все эти обстоятельства, — еле улавливаемый ранее в интонациях рокот перешёл в сдержанный, тихий рык. Внешние чувствительные сенсоры автобота словно обожгла горячая волна. — Я не откажусь от своего решения и не изменю его. Ты будешь со мной. Мираж обречённо отступил на пару шагов назад, притушив оптику, нащупав спиной простенок между пустующими камерами напротив. Собственно, а чего он ожидал? Покаяния? Или просто хотел лишний раз убедиться в том, что увяз глубоко и весьма качественно? Ну, убедился. Дальше что? Рэтчет же вполне доступно обрисовал его будущее. "Два варианта. Всего два выхода," — билась в процессоре единственная мысль, словно пойманная в клетку птица. За этим выбором он и спустился сюда. Что-то подсказывало, что второго шанса ему просто не предоставят. Хотелось просто съехать по стене на пол и свернуться там в защитный кокон, как делал когда-то малым спарком, прячась под термопокрывалом от всего, что обижало, пугало, делало больно. Но он уже давно не был бэтой, и за свои решения нужно отвечать. Даже так. Так что же выбрать? Пристрелить наглого сикера? Погасить эту мятежную искру и деактивироваться потом самому, ибо любой смысл последующего существования не сможет оправдать никакая извращённая логика? Или оттолкнуть от себя, сцепив денты, наглотавшись деактиватора, перевестись на какой-нибудь дальний рубеж, чтобы потом кидаться на стены и тихо ехать процессором, со всей мстительностью понимая, что где-то также едет процессором второй, надёжно утаскивая за собою своих ведомых? Или обратиться к мнемохирургам, чтобы вырвали из банка данных любое упоминание о крылатом, даже его имя и картинку внешнего облика? Вообще стереть из архивной памяти эти шарком траченные ворны наквинт! И что потом? Биться в агонии после отбоя на платформе, отчаянно самоудовлетворяясь и даже не понимая какого шлака его так крутит? Можно, конечно, плюнуть на всё кипящим маслом и сдаться, позволяя чужому сознанию касаться себя, бережно окликая каждый клик через целую вечность. Но разве путь наименьшего сопротивления верный и единственно возможный? Впервые Мираж не знал что ответить самому себе. Вариант с деактивом от отмёл сразу. Тихо сходить с ума на выселках — тоже. Вариант со стиранием памяти был настолько мерзок и малодушен сам по себе, что логические цепи вычеркнули его из списка возможных вариантов мгновенно. Оставалось одно. Искра сжалась от ужаса, пропустив пульсацию, отчаянно метаясь в поиске альтернативного выхода и не находя его. Мираж активировал оптику и тут же наткнулся на полыхающие дьявольским пламенем алые линзы. Квает не слышал мыслей, но он точно уловил искровые мучения автобота. Аристократ страстно желал и не мог заслониться от десептикона. Или мог, но не хотел? Или не мог и не хотел? Стеллсер обхватил шлем тонкими серво, полностью дезориентированный и обессиленный внутренней борьбой с самим собою и полученными недавно сильнейшими повреждениями. Ночь без подзарядки дала о себе знать проскользнувшими помехами перед оптикой. Процессор вывел на внутренний экран несколько ошибок, пока незначительных. — Иди сюда, — донёсся до аудиодатчиков разведчика тихий шепот, такой искушающий, сулящий страстно желаемую передышку, заботу и тепло. — Не упирайся. Ты всё равно сдашься рано или поздно. С судьбой не спорят. — Ты не моя судьба, — упрямо заявил разведчик, скрипнув дентами. — Хорошо, не твоя, — как-то слишком уж быстро согласился Квает. — Но ты ведь не будешь отрицать, что теперь мы связаны? — Я найду способ разорвать эту связь, — глухой голос раздался в тишине тюремного блока до безобразия обречённо. — Я не позволю, — мягко возразил сикер. Низкий, мощный голос был нежен, словно крылатый признавался в любви. — Теперь я знаю, что такое быть рядом с тобою. Что такое ощущать тебя в полной мере. Ты даже пахнешь совершенно завораживающе. Я клянусь тебе, Мираж, я не отдам тебя никому. Никогда. — Но почему?! — в полном отчаянии воскликнул колёсный, пытаясь разглядеть во взгляде красных линз хоть малую толику сочувствия, и не находя в безжалостном взгляде ни единого шанса на собственное спасение. — Не знаю, — беспечно отозвался сикер. Мощные крылья за его спиной дрогнули. — Я не задаю подобных глупых вопросов, когда в моём функционировании происходит какое-то не вписывающееся в привычную картину мира событие. Если оно произошло — значит так надо. Нужно приспособиться к новым обстоятельствам, параллельно пытаясь извлечь из них максимальную выгоду для себя, либо продолжать бороться с очевидным, теряя силы и упуская новые, вполне возможно, куда более интересные перспективы. — А если тебе не нравятся эти самые события? Если принять их совершенно невозможно? — Невозможно — вернуться обратно из Колодца Всех Искр, — возразил Квает. — Всё остальное вполне себе можно, хотя бывает и очень трудно и трудновыполнимо, либо на решение требуется слишком много времени и сил. Тем более, я имел честь попробовать эти самые изменения на вкус. И знаешь, что? — сикер довольно облизнулся. — Они неимоверно сладкие, скажу я тебе. И не смей мне врать, что тебе не понравилось. Я слышал твой ответ безо всяких ненужных слов, как и твоё глупое сопротивление. Признайся, для тебя страшен не сам факт случившегося, а то, что ты был вынужден проиграть самому себе. Вот и сейчас ты теряешь собственные иллюзии выстроенного когда-то логичного уютного мира, где у каждого было строго определённое место. Только реальная жизнь — она ведь другая. Она полна противоречий, абсурда и соблазнов. И эти соблазны редко имеют что-то общее с безгрешностью. На то они и соблазны. Но не испробовать хотя бы часть из них — значит лишить себя самого смысла функционирования, так и остаться беззащитным формалистом перед неприкрытой никакими благочестивыми словами правдой. — Ты такой большой специалист по соблазнам и порочным развлечениям? — автобот отчаянно пытался скрыть за злой иронией собственные растерянность и смятение. — Я не то чтобы настолько искушённый в подобных аспектах мех, просто если в наших достаточно суровых буднях выпадает шанс узнать что-то новое, то мы не спешим отказываться. Это, знаешь ли, позволяет сохранить рассудок целым и в достаточной степени пластичным. И если бы ты был кубом со сладким, но отравленным энергоном, и у меня был бы выбор выбрать тебя или другой, более нейтральный напиток, я бы выпил тебя залпом, не испытывая ни малейших сомнений, — просто ответил Спейс, продолжая пожирать алчущим взглядом потрясённо молчащего колёсного. — Праймас редко делает нам подарки. И уж если он даёт хоть малейший шанс ощутить ранее недоступную грань этого мира, беспросветная глупость отвергать столь щедрый дар. Я не претендую на тонкие жизненные изыскания, я всего лишь стараюсь взять от актива всё, что возможно, не ударяясь в чёрный разврат и банальную пошлость. — То есть засунуть в меня свой коннектор — это следует расценивать как великое благо, а не банальную пошлость? — Мираж силился собрать упрямо рассыпающуюся картинку реальности в нечто целое и привычное, но у него как назло ничего не получалось. Всё, во что ранее он верил и за что держался, сейчас казалось не имееющим никакого смысла. — Что было не так в моём коннекторе? — сикер с нескрываемым любопытством склонил голову набок, заинтересованно сверкнув линзами. — Тебе было больно, неприятно, неудобно? Ты фонил так, что у меня все логические цепи с треском слетели. А уж твой мощный откат в самом конце, Мираж, прости, никак не походил на слабые трепыхания того, кто остался неудовлетворённым по самые закрылки. Говоря по правде, на столь бурный отклик я и надеяться не смел. И не потому, что считал тебя неспособным на проявление эмоций, — нет. А потому, что твой типоразмер никак не предполагает такую убийственную мощь внутренних систем. Что ж, минус мне. Нужно было не забывать, что ты гонщик. Но даже будь ты самым быстрым гонщиком, такой ответный каскад невозможен без верно словленного кайфа. — Ты меня заставил! — жёлтые окуляры гневно полыхнули. — Ты и правда считаешь, что можно заставить вылететь на подобные пики перезагрузки насильно? Мираж, у меня статус взрослого вот уже несколько ворн. За это время мне не раз доводилось пробовать интерботов разных модификаций. С возбудителями, синтетиками и без. И чужими системами приходилось играться, не без этого. И ни разу меня ответно не вышибало так качественно и так надолго, — Квает насмешливо фыркнул. — А знаешь, почему? Потому что моим временным партнёрам на платформе было плевать на этот коннект, им было всё равно что я с ними делал. Когда интересуют не чувства, а только количество кредитов, всё совсем по-другому. Ты же был похож при тесном контакте на тугой жгут чистой энергии. На каждое прикосновение ты отвечал разными тональностями эмоций, но всегда ярких, чистых, плавящих. Ты мог чувствовать меня, но при этом совершенно не желал слышать себя, полностью переключившись на абсолютно бесполезное сопротивление и разрушительную ненависть. Ты отвергал само удовольствие как факт, при этом сотрясаясь от него так, что для удержания твоего корпуса мне приходилось затрачивать немало сил. Но я-то тебя прекрасно слышал и чувствовал! Такое невозможно забыть, поверь мне. Мираж прогнал несколько циклов вентиляции, прежде чем решиться на следующий вопрос. Квает терпеливо молчал, оставляя право первого шага за автоботом. "Поразительная щедрость," — едко подумалось бело-синему трансформеру. — А как же твоя триада? — Они и так принадлежат мне, — самодовольно ответил Спейс. — Был бы я ведомым, меня данный вопрос волновал бы больше. Но это они мои крылья, а не наоборот. Мои ведомые примут всё, что я пожелаю чтобы они приняли. У них просто нет выбора. — Ты считаешь это справедливым? — тихо спросил невидимка, устало потирая лоб изящными пальцами. — А что такое справедливость? — ответил вопросом на вопрос десептикон. — Справедливо ли то, что одни будут всегда выше других: пока одни будут править, не ценя того великолепия, среди которого они привычно крутятся, другие будут при этом голодать, выбиваясь из последних сил в попытке заработать на очередную порцию паршивого энергона? Справедливо ли, что когда-то всего лишь цвет окуляров стал решающим в окончательном разделении на фракции? Или справедлив тот факт, что боевые модели, отстоявшие всю Империю в Первую и Вторую Кибертронские Войны, попали в опалу, лишённые даже надежды на лучшее? Или, может быть, справедливо что я, моя триада и другие, такие же как мы, были оторваны малыми спарками от собственных Создателей, согнаны словно тупые животные в лагеря, где побоями и голодом нас учили постигать ценности своего функционирования? Аристократ подавленно молчал. Эти самые вопросы он задавал себе многие ворны назад и много позже, с пугающей периодичностью. Вот только ответы на них были либо совсем безрадостные, либо их вообще не существовало. Теперь вот Квает задался той же целью: объяснить себе какого шлака всё это вообще происходит. Или сикер даже не собирался философствовать на эту тему, принимая нелёгкую на поблажки жизнь такой, какая она перед ним представала в своей нелицеприятной оголённости? В любом случае контраргументов у разведчика не было. Это, конечно, не было сюрпризом; но это было весьма неприятно. То, что Мираж так и не смог принять и пропустить через себя несмотря на все свои ворны опыта и возраст, этот сикерёныш отбросил как ничего не значащие мелочи, с потрясающей прозаичностью прогибаясь под реальность и умудрившись при этом выискивать какие-то положительные стороны своего нынешнего функционирования. Вот оно — различие между десептиконами и автоботами во всей красе и многогранности. Жёлтая оптика и красная пересеклись взглядами. Мираж чувствовал как его энергощиты падают. Протоколы защиты один за одним отключались, логические цепи порывались проделать тоже самое уже не единожды за эту не самую приятную беседу в функционале гонщика. Сигналы от напряжённой нейросети, что выбрасывались пронзительными, мощными импульсами, заставляли главный нейроствол скручиваться в неприятных, болезненных ощущениях. Собственные энергополя отчаянно дрожали, то мучительно вспыхивая, то тускло опадая вниз. — Иди сюда, — глубокий голос сикера звучал повелительно, завораживающе. — Я знаю, что нужно сделать, чтобы тебе сейчас стало легче. И хотя голова аристократа отрицательно качнулась, ноги сделали неуверенный короткий шаг по направлению к мерцающей энергетической решетке. Квает что-то говорил ещё, но всё это проходило ничего не значащим фоном для трансформера в бело-синей броне, находящегося словно под гипнотическим воздействием. Сейчас имел значение только звучащий впереди голос, обволакивающий, обещающий, манящий. Властный и ласковый одновременно. Сикер уговаривал гонщика словно малую бэту, умело моделируя успокаивающие нотки своим вокодером, одновременно воспроизводя наплечными вентиляторами тихий, еле уловимый гул и мягкую вибрацию, что мешала автоботу сосредоточиться, восстановить и без того пошатнувшийся самоконтроль. Квает не двинулся с места, прекрасно понимая, что это разрушит иллюзию безопасности. И не факт, что Мираж позволит усыпить свою бдительность ещё раз настолько сильно в ближайшее время. Конечно, потом будет много шансов, автобот сам придёт, вконец измучившись и поддавшись зову, или выберет назло ему путь полного самоуничтожения. Конечно, будь Мираж сикером, у Кваета дела бы шли намного сложнее. Крылатые умудрялись учиться ментально слушать и звать быстрее чем говорить. Это было прописано в базовых программах, в самых элементарных кодах. Колёсные его почти не слышали, исключением был момент когда искра делала свой выбор будущего и единственного партнёра. Спейс не сразу смог оценить свою удачу, когда в его манипуляторы автобот попал с подобными сильнейшими повреждениями, заставившими фаерволы обрушиться почти без чужого вмешательства. Лёгкое перекодирование, даже не так — передача своих кодов, что вплелись в узор базовых настроек, будто там и были с самого начала — и гонщик стал "слышать" своего ведущего словно был активирован стальной птицей. Сказать, что Квает использовал всё имеющееся на его стороне вооружение, это сильно преуменьшить степень изобретательности сикера. Крылатый использовал не только то, чем располагал сам, но и все полученные знания, что успел вычленить из долгих бесед об автоботах и их морали, а также, что успел узнать от самого Миража. Только итоговое достижение желанной цели для него имело какое-то значение. Сикер пёр напролом как тяжёлый бульдозер, сминая шаткие барьеры, разбивая в щепки встреченные препятствия. Чужие страхи, застарелая боль, чувство вины, неуверенность, что скрывалась за блестящей выправкой, страсть, жизненные взгляды, даже этика автоботов — в ход пошло всё. Спейс чувствовал, что Мираж готов сдаться, и еле удерживался от того, чтобы не сделать от охватившего его восторга какого-нибудь резкого движения, что испортит такую идеальную картину, и из-за чего нужно будет начинать всю изматывающую охоту заново. Гром умело подбирал тональности для звуковых модуляций, обещая ещё колеблющемуся автоботу всякую пошлую чепуху, что наслушался в своё время в барах нейтрального сектора. Раньше он посмеивался про себя, наблюдая, как очередной клиент шепчет всякие шутливые непристойности на аудиодатчики сексботам, что были вынуждены изображать крайнюю заинтересованность, отрабатывая оплату. Он слышал, что многие при этом сами заводились в процессе подобных разговоров от одного только ожидания и воображаемых сцен. Сикера всегда изумлял этот весьма нелогичный и пикантный с его точки зрения факт чужих странных предпочтений. Но сейчас он был благодарен сам себе, что когда-то не отключил слуховые рецепторы, а выслушивал чужие глупости, посмеиваясь про себя и автоматически занося услышанное в архивную память — так, на всякий случай. Предчувствие не подвело. Автобот реагировал то ли на слова, что слышал, то ли на те самые интонации. И ещё, гонщик не мог противиться безмолвному зову ведущего, чья искра, чьи энергетические поля были мощнее. В этом безгласом призыве звучало обещание защиты. И он шёл. В самом начале запнулся, будто раздумывая, но потом уже шагал ровно, явно приняв внутри себя какое-то окончательное решение. Вот жужжание энергетической решетки прервалось, тусклый свет исчез на клик, пропуская внутрь камеры тонкий гибкий силуэт, и мощное поле загудело вновь. Квает не мог про себя не восхититься автоботом: даже сдаваясь ему лично, аристократ не предал своей фракции, не оставил камеру открытой. Теперь Мираж был намертво отрезан от всего мира в одном отсеке с пленником и своим самым большим кошмаром. Без помощи извне ни один из них не сможет отсюда выйти. Колёсный остановился только в двух шагах от сидящего Спейса, расфокусированно мерцая жёлтыми линзами. Растерянный, опустошённый, ошеломлённый происходящим. Только тогда Гром позволил себе медленно, чтобы не вспугнуть, подняться с места, расправляя в дозволяемую надетыми блокираторами мощь свои энергетические поля, бережно укрывая ими вздрагивающий бело-синий корпус. И лишь удостоверившись, что партнёр относительно спокоен, Спейс позволил себе опустить манипуляторы на чужие плечи, медленно, но уверенно вжимая изящный корпус в стену. Хотелось впиться жадным, диким поцелуем в эти красивые губы, смять остатки сопротивления, взять этого гордеца со всей страстью, что разжигала в искре десептикона кажущаяся хрупкость гонщика. Полностью подчинить его себе, прописать на каждой частоте автобота "Моё, моё, моё!", чтобы никто не смел даже глядеть в его сторону. Но нельзя. С этим так нельзя. Нужна нежность, нужна деликатность, нужна шлакова осторожность. Только тогда отклик будет добровольным и столь же жарким, каким его помнил десептикон. Жалкой замены уже не хотелось. Нависнув над бело-синим трансформером, что просто стоял в кольце чужих серво, полностью потушив оптику, безвольно уронив манипуляторы, Гром осторожно выдохнул тому на лицевую и трепещущие шейные энергопроводы тёплый отработанный воздух. Корпус под ним ощутимо вздрогнул. Медленно, почти не касаясь пальцами чужой отполированной до блеска брони, больше обозначая свои ласки резонансным магнитным полем, сикер начал круговыми движениями поглаживать сначала плечи, потом спину разведчика. Издёрганные поля автобота лихорадочно замерцали в видимом спектре, выдавая быстрый отклик и так уже напряжённой долго сдерживаемым желанием нейросети, поддались под нажимом энергополей десептикона, перемешиваясь с ними, подстраиваясь под чужую амплитуду колебаний. Всполохи энергии, что колкими искрами срывались с оголённых контактов сикера, долетали до оголённых сенсорных датчиков гонщика, генерируя сильнейшие импульсы возбуждения. Стеллсер чувственно выгнулся в умелых манипуляторах и с его приоткрытых губ сорвался тихий отчаянный стон. Пригладив чужую талию, запустив пальцы в разошедшиеся стыки брони, Квает склонился к запрокинутому вверх фейсплейту Миража, явно находящемуся где-то на грани между активом и симуляциями, будто от чистейшего синтетика, и провёл глоссой по чужой щеке. Аристократ отшатнулся. — Не смей, — раздался срывающийся шёпот. — Не хочу! — Как скажешь, — успокаивающе мурлыкнул сикер, подхватывая стройный корпус под бампер и разворачивая уже начинающего активно фонить гонщика лицевой к стене. Бело-синий трансформер прижался щекой к прохладному шершавому бронепласту, вцепившись в него скрюченными пальцами, словно в последний оплот привычной реальности. Его уже порядком потряхивало. Квает усилил старания по активной стимуляции чужих датчиков и чувствительных зон. Ответом ему была встопорщенная броня, открывающая доступ к настоящему богатству в виде разнообразных сенсоров, разъёмов и проводки. Уговаривать десептикона было не нужно: он тут же подключил штекеры к силовым разъёмам партнёра, прошибив того чередой сильных, но коротких разрядов. Мираж беззащитно вскинулся в его серво, прогнувшись в талии и запрокинув шлем на серое, мощное плечо. Квает тут же уделил должное внимание трогательно открывшимся шейным трубопроводам, нежно покусывая их, щекоча глоссой. Запах перегретой смазки восхитительно возбуждающе ударил по газоанализаторам, и тут же гонщик словно приглашающе вильнул тазовой секцией, тесно прижимаясь к потёртому серо-стальному бедру. Сикер просунул горячую ладонь между длинными стройными ногами автобота, нащупывая пальцами обильные подтёки густой смазки, стекающей по внутренней поверхности бёдер. Не удержавшись, сикер размазал смазку по ногам гонщика, втирая вязкую маслянистую жидкость в каждый узел и шов, что попадался на пути. Стеллсер закусил губу и замычал, словно всё равно продолжал бесплотные попытки победить самого себя. Поднеся пальцы, испачканные в чужих жидкостях, ко рту, Квает с удовольствием облизал их, не сдержав довольного рычания, что отозвалось в прижатом к стене корпусе сильной дрожью возбуждения. — Открывайся, — довольно рыкнул на аудиодатчик автобота Квает, нетерпеливо царапнув тому тонкие пластины живота. — Будь ты проклят, — прохрипел Мираж сбоящим вокалайзером, ещё сильнее вжимаясь лбом в стену и послушно расщёлкивая паховую броню.