фик тридцать девять

Дин трется о него всем телом, нагло елозя по телу Романа, почти кусая, вместо поцелуев. Рэйнс улыбается в эти поцелуи-укусы. Он гладит Дина по спине, притискивая его к себе сильнее, мнет бока, пока руки уверенно не опускаются на ягодицы. Роман привычно сжимает полушария в своих смуглых ладонях, где-то на краю сознания отмечая, что что-то не так. Когда мысль сформировывается в его голове, он перекатывает Дина на спину, а сам оказывается на нем, меж призывно разведенных бедер. Ох уж эти бедра. Роман облизывается, окидывая распластанное под собой тело жадным взглядом. Эмброус принадлежит ему уже чуть больше года. И Роман, если говорить откровенно, совершенно не думал о том, что маленькая интрижка, просто способ снять напряжение после боя или утомительной дороги, перерастет во что-то стоящее, настоящее. Дин не успевал наскучить из-за своей сумасшедшей харизмы, обаяния и всего того дерьма, что прилагалось в довесок к не совсем уж большому арсеналу положительных качеств. Дин облизнулся, наблюдая за тем, как Рэйнс жадно смотрит на него. Эмброус видит, как взгляд самоанца задерживается на покрасневших, истерзанных, заласканных самим же Романом, сосках, как тот довольно смотрит на засос чуть выше тазовой кости, как часто вздымается и опадает грудь от сорванного возбуждением дыхания, и на член, что прижат возбуждением к животу Дина. Роман смотрит и не верит, что не заметил этих изменений раньше. Рэйнс обхватывает свой член двумя пальцами у основания и направляет их в растянутую чуть ранее дырку Дина. Он давит головкой своего члена, и когда та входит, жадно втягиваемая задницей Дина, Роман опирается обеими руками по обе стороны от головы любовника и замирает. — Мне не нравится, — шепчет он в приоткрытые, искусанные губы Эмброуса. Он не дает Дину возможности дотянуться до своего рта, не дает возможности коснуться своих губ, утянуть в головокружительный поцелуй, сбить с толку. — Что, блядь тебе не нравится? — разочарованно стонет в ответ Дин, понимая, что дергаться нет смысла. — Ты. Мне не нравишься ты. — Иди на хуй, — Эмброус бьет его кулаком в грудь, пытаясь столкнуть с себя, но лишь добивается того, что Роман резко входит на всю длину и припечатывает Эмброуса к кровати своим телом. — Твой рот, — Роман ухмыляется, а после целует. Целует жадно, горячо, с напором, прикусывая до крови, проталкивая свой язык внутрь, устраивая схватку с языком Дина и выходя победителем. — Надо затыкать его в самом начале. Дин запрокидывает голову, он вцепляется в изголовье постели сильными пальцами и умоляет всем телом Рэйнса взять его прямо сейчас, и Роман подчиняется. Он приподнимается, подхватывает Дина под колени, устраивая ноги того у себя на плечах, впивается пальцами в давно сводящие с ума бедра и начинает размашистые, резкие движения. Дин подкидывает зад на каждое встречное движение Романа. Он запрокидывает голову и закрывает глаза, кусая свои губы, терзая маленькие ранки от зубов Рэйнса сильнее, заставляя кровь струится по подбородку. Дин знает, что это нравился Роману, что тот словно зверь, будет жадно слизывать красные линии, насиловать рот Дина своим языком, терзать его задницу своим членом, принося только удовольствие. То самое, которое так любит Дин, которое он готов принимать от Роман всегда и везде. Роман сильнее вдалбливается в его зад. Он размашисто трахает, входя по самый корень, совсем не встречая сопротивления мышц Дина и думает лишь о том, как же хочется замереть вот в этих вот мгновениях. Всегда держать Дина в своих руках, всегда быть хозяином этого тела, мыслей сумасшедшей головы Эмброуса, подчинять и подчиняться странным чувствам, которым Рэйнс не хочет давать названия. Дин смотрит шалым взглядом, он отдирает одну из рук от спинки постели, что жалобно скрипит под их весом, и хватает Романа за длинные пряди, наматывая одну из них на кулак. Эмброус тянет Романа на себя, заставляя того почти скрипеть зубами от боли, что причиняет, и от бешенства, ведь он столько раз просил не лапать его за волосы. Эмброус криво улыбается и вскрикивает, когда Рэйнс в отместку резко задвигает бедрами вперед, причиняя боль на грани с удовольствием. — Еще, — шепчет в приоткрытый рот Романа Дин и целует. Целует жарко, но как-то нежно, жалобно постанывая, чувствуя приближающийся оргазм. Эмброус сильнее сжимает прядь в руках, он дергается в объятиях Романа, второй рукой полосуя тому спину, топя крик во рту любовника, а тот ловит его своими губами, жадно выпивая, впитывая в себя, содрогаясь всем телом, кончая в Дина, наполняя его своим семенем. Дин сталкивает с себя Романа, тот беспрекословно подчиняется, скатываясь вбок, лениво наблюдая за тем, как Дин старается удобнее устроиться на постели, чтобы не потревожить истерзанный зад. Он хмурится, тянется к салфеткам и вытирает свою филейную часть, что-то шипя сквозь зубы, и Рэйнс уверен, что это что-то матерное. Эмброус вообще был спецом по крепким словечкам и таким витиеватым речевым оборотам и ругательствам, что любо-дорого было послушать. Многие спортсмены в тайне записывали особенно понравившиеся фразочки, используя их в барах, отбривая от девушек ростера местное быдло. — Куда собрался? — приподнимаясь на локтях, спросил Роман. Дин решил проигнорировать вопрос любовника, одаривая того нечитаемым взглядом своих голубых глаз. — Дин, — тон Романа не предвещал любовнику ничего хорошего, Эмброус всегда улавливал такие моменты, а вот сейчас решил проигнорировать его. Рэйнс был сильнее, тяжелее, но чуть быстрее Дина, что бы тот о себе не думал. Рывок — и Эмброус вновь падает на постель, вновь придавлен к ней сильным телом Рэйнса. — Мы не договорили. — Сам сказал, я тебе не нравлюсь. О чем еще тут можно говорить? — Эмброус старался выглядеть равнодушным, но получалось не очень, что откровенно забавляло Рэйнса. — Когда-нибудь я узнаю, чем именно набита твоя голова, потому что мозг в ней явно отсутствует, — Дин вытаращив свои глазища, злобно ими сверкая, продолжает сверлить Романа злым взглядом. — Я не хочу, чтобы ты тренировался с Сетом. Этот засранец учит тебя плохому. — Что? — от такого резкого перехода и мягкого поцелуя, Дин чуть расслабляется под Романом и смотрит теперь слегка насторожено, но во взгляде нет былой обиды. — Где любимое мною пузо? — Роман хлопает Дину по животу. — Где бока, за которые так приятно тебя держать и драть твою аппетитную задницу? Где сама задница? Эта сушка, оно тебе ни к чему, — сопровождая свои слова несильными укусами. — Пусть Сет щеголяет полуголым и рельефным. Ты должен быть мягким. Моим. — Настаиваешь? — Дин расплывается в самодовольной улыбке, и уже жалеет о том, что натянул на свою голую жопу джинсы, потому что член вновь в боевой готовности и головка болезненно трется о жесткую ткань. — Прошу, — улыбается в ответ Роман и отвешивает звонкий шлепок по животу Эмброуса. — Раздевайся, — скатываясь в сторону, — будем работать с тем, что еще осталось, — плотоядно облизываясь, наблюдая за тем, как Дин распаковывает себя из джинсов.