КОРОТКОЕ ЗАМЫКАНИЕ / ПостРубежные хроники. Часть X

– Стоп! Снято! Мягкое сияние в глазах Мартина гаснет, заинтересованное выражение в один миг, словно по щелчку, сменяется безразличием, и Бенедикт отворачивается, не желая наблюдать, как доктор Джон Уотсон в очередной раз превращается в актера Мартина Фримана. Крипта Глостерского кафедрального собора – далеко не самое уютное место в Англии и в более комфортные времена года, а уж зимой от потемневших вековых стен исходит поистине могильная стынь, так что Камбербэтч благодарно улыбается, когда ему на плечи накидывают теплый плащ, а в руки суют кружку с горячим чаем. Съемочная площадка оживляется, технический персонал наполняет подвальное помещение, но деловито снующие туда-сюда люди только усиливают ощущение одиночества, настойчиво преследующее Бена на съемках специального рождественского эпизода. Сняв перчатки, он греет ладони о кружку, устроившись в уголке, сосредотачивается на сценарии, делая вид, что нисколько не интересуется окружающими. Не интересуется Мартином. Знакомый голос неизбежно отвлекает от черных печатных строк, Бенедикт украдкой, из-под козырька дирстокера, поглядывает туда, где в окружении Аманды, Марка и еще нескольких человек стоит Фриман. Тот тоже пьет чай, и, поймав быстрое движение языка по почти скрытым бутафорскими усами губам, Камбербэтч тут же снова утыкается взглядом в сценарий, безуспешно пытаясь сложить в слова мельтешащие перед глазами мелкие буквы. На третьей неделе съемок самоконтроль становится все более тяжело дающимся испытанием. Чай заканчивается, и Бен не находит в себе сил не воспользоваться предлогом – будто бы нехотя поднимается на ноги, не торопясь приближается к специально оборудованному для перекусов каста столу, заливает кипятком чайный пакетик, дожидается, пока вода не окрасится темно-коричневым, выбрасывает пакетик, пригубливает чай и опять же будто бы невзначай присоединяется к обществу, внимающему рассказу Фримана об участии в шоу Saturday Night Live. – То есть тебе не понравилось? – у Гэтисса в руках кофе, на физиономии обходительная улыбка. – Нет, почему же, – Мартин морщится, отчего его лицо под неширокими полями шляпы пару секунд состоит исключительно из усов, носа и подбородка, и Камбербэтч не может не ухмыльнуться. – Было очень забавно опять поучаствовать в скетчах. Со мной больше десяти лет ничего подобного не случалось, можно сказать, шаг назад, вторая карьерная молодость… – Про хоббита в офисе замечательно получилось, – неожиданно для себя самого вступает в разговор Бен. – Органично… – добавляет он вызывающим тоном, потому что теперь на него смотрят все, кроме Фримана. – В смысле Бильбо органичен в роли Тима… – Вот как? – Мартин все же обращает на него льдистый взор. – И какой же момент показался тебе наиболее органичным? Когда я говорю: «Мы не выбираем тех, с кем нам приходится работать»? Обида тупой занозой въедается в сердце: – Нет, когда тебя называют Дилдо Бэггинсом. Компания вокруг них тотчас рассеивается, Марк громко откашливается, ставя на стол опустевший стакан из-под кофе, и, сопровождаемый снисходительной усмешкой Аманды, Бенедикт возвращается к своему стулу, чтобы вновь отгородиться от мира сценарием. Да пропади они пропадом, эти съемки! * * * Время ланча – желанная возможность хоть ненадолго уединиться у себя в трейлере, через пару минут к собору подгонят автомобили, и Камбербэтч в ожидании застывает рядом с расположенным у выхода громоздким семейным надгробием, отвернувшись от всех, рассматривает возлежащие на нем мраморные фигуры почивших в бозе супругов. – Машины пришли. Бен, все так же не глядя по сторонам, устремляется к двери, ведущей из южного трансепта храма наружу, и почти наталкивается на Мартина и Аманду. – Прошу, – с легкой издевкой демонстрирует он придворную церемонность. – Благодарю, – насмешливо фыркнув, мисс Эббингтон скрывается в узком проеме, Мартин остается стоять на месте. – Ты собираешься выходить? – после небольшой паузы с безупречной учтивостью интересуется Камбербэтч. – Только после тебя, – не менее вежливо ответствует Фриман. – Нет, позволь мне… – Не позволю. Непререкаемость в голосе Мартина только подогревает желание противоречить, но заминка нелепа, неловкость сопровождающих их членов команды становится все более ощутимой, и Камбербэтч не выдерживает – сдается, шагает навстречу приветственным крикам фанатов и стрекоту фотовспышек, чтобы обнаружить, что Аманда поджидает его у распахнутой дверной створки. – Мартин выиграл? – теперь она идет рядом, со смехом заглядывая ему в лицо. – Да, как обычно, – Бен нацепляет улыбку, прежде чем дать прорваться саднящему раздражению. – Так что лучше награди его своим обществом... * * * Под конец рабочего дня съемочный процесс переносится на улицу к стенам собора, на площадке заканчиваются последние приготовления, и, находясь на виду у немногочисленных, но пристально наблюдающих за съемками зрителей, Камбербэтч чувствует себя рядом с Фриманом вдвойне неуютно. – Еще раз повторим диалог? – на Мартине поверх пальто его неизменная зеленая куртка, руки в карманах, взгляд устремлен куда угодно, только не на Бенедикта. – Давай… – все лучше, чем угнетающее, изматывающее молчание, однако с языка срывается вовсе не предусмотренное сценарием: – Я помню, как ты стал носить эту куртку, когда мы снимали «Большую игру», и нам пришлось ее использовать для сцены в бассейне, потому что иначе не получалось спрятать на Джоне бомбу… – Бен… – Фриман поворачивается к нему, и в синих глазах не читается ничего, кроме холодного неодобрения, – у нас репетиция, а не вечер воспоминаний. * * * – Ну что, ребята, готовы? – Дуглас Маккинон профессионально не замечает напряга между двумя ведущими актерами сериала. – Мартин, у тебя все в порядке? – Одну минуту… – настраиваясь на съемку, Фриман смотрит в землю достаточно долго, чтобы это вызвало вопрос режиссера, затем коротко выдыхает и наконец поднимает глаза, одаривая Бенедикта мягкой улыбкой доктора Уотсона. – Работаем. И в свою очередь переключаясь на персонажа, Бен сглатывает болезненный комок в горле, потому что теперь ему остается довольствоваться только таким – вынужденным, всего лишь предопределенным сюжетом проявлением дружеского расположения. * * * Вечером в отеле, выйдя из душа, он обнаруживает пропущенный звонок от Софи, но не испытывает потребности перезвонить. Ложится в постель и долго ворочается, уставший от навязчивых, тягостных мыслей. Ну вот чего он ожидал, на что надеялся почти полгода назад, когда решил, что судьба сама подсказывает ему выход? Уж точно не на то, что выход обернется еще одним тупиком, что освобождение от прошлого ради будущего вовсе не принесет облегчения, что казавшийся единственно правильным выбор обрастет сомнениями и неуверенностью, что его личная жизнь в итоге станет заложницей его собственных карьерных амбиций, а тот кирпич, который никоим образом не укладывается в фундамент его семейного и профессионального благополучия, таки окажется краеугольным камнем его счастья… Смешно. Бенедикт криво усмехается в темноте, вспоминая, как раньше ревновал Мартина, считая себя обделенным его вниманием. Дурак. Он даже не представлял себе, что значит быть обделенным. * * * Назавтра актерский состав пополняется новыми лицами, на повестке дня несколько общих сцен, и в перерыве Бен буквально задыхается на переполненной народом площадке. – Как ты?.. – подхватив длинную юбку, Лу Брили присаживается поблизости, но сейчас его раздражает даже ее участливое соседство. – Нормально, – он спешит избавить себя от необходимости изображать дружелюбие. – Пожалуй, пройдусь. Часть территории храма перегорожена из-за съемок, и, миновав оцепление, Бенедикт попадает в огромный центральный неф, неторопливо обходит его по периметру, пока не достигает гостеприимно распахнутой двустворчатой двери. Четыре ступени, и он на распутье – в разные стороны, перпендикулярно друг к другу, расходятся знаменитые мраморные аллеи, в свое время в роли школы волшебников приютившие в своих стенах Гарри, Рона и Гермиону. Бен прогуливается по пустым коридорам, любуясь витражами и ажурными сводами, пытается прочесть полустертые надписи на могильных плитах, устилающих пол. В архитектурном отношении аллеи образуют идеальный квадрат, и Камбербэтч в итоге возвращается к той двери, откуда и начал свой путь, и в этот момент выясняется, что он не единственный, кто предпочел экскурсию по собору разговорам с коллегами. Мартин спускается по ступеням, натыкается взглядом на Бенедикта, на мгновение замирает, а затем поспешно разворачивается, явно намереваясь сбежать. Кровь бросается Бену в лицо, жаркая злость заволакивает сознание, и, сорвавшись с места, он в два прыжка настигает партнера, ухватив за плечо, дергает на себя и тут же толкает к стене, напирая, вжимая в глубокую нишу под стрельчатыми витражными окнами. – Отъебись! – рычит Фриман, стараясь вырваться из его рук, но яростная синева глаз вспыхивает слишком близко, и Камбербэтча окончательно переклинивает – это даже не поцелуй, он практически вгрызается Мартину в губы, жадно беря свое, не обращая внимания на то, как больно колет кожу искусственная щетина. – Блять, Бен! – Мартин все же его отпихивает и в смятении озирается по сторонам. – Ты что творишь?! – его голос срывается на фальцет. – Что мать твою ты творишь?!! Черт, и правда, что он творит… Идиот. Кто угодно мог их увидеть. В голове слегка проясняется, но адреналин все еще бушует в крови, заставляя безрассудно игнорировать осторожность. – Что? – трудно ехидничать, когда нижняя губа бесконтрольно подрагивает, и Бенедикт на несколько секунд впивается в нее зубами. – Так заботишься о своем статусе убежденного гетеросексуала? – Да! – с ожесточением рявкает Фриман, шумно отдувается и продолжает уже более спокойным тоном: – И о твоем, кстати, тоже, придурок. – О, так, может, мне еще выразить тебе благодарность? – несмотря на сарказм, Камбербэтч все же чувствует себя несколько обескураженным. – Дождешься от тебя… – Мартин приглаживает волосы, еще раз оглядывает, к счастью, по-прежнему пустующие аллеи и неожиданно расплывается в улыбке. – А ты что здесь забыл? – в лукавом взоре пляшут такие знакомые ласковые смешинки. – По Хогвартсу соскучился? Сердце мгновенно утопает в блаженстве, и, ошалев от нахлынувших ощущений, Камбербэтч снова шагает ближе, заставляя Фримана поменяться в лице и опять вжаться в нишу. – Мартин… Мартин… – Бен, отойди, – глухо произносит тот, застывшим взором уставившись куда-то за его спину. – Я прошу тебя, отойди. Бенедикт понимает, что они дико рискуют, но то, что между ними сейчас – наконец-то живое, горячее, настоящее, и, едва справляясь с собой, он бормочет отчаянно и упрямо: – Нам надо поговорить… Нам надо поговорить… – Ладно, – неожиданно соглашается Фриман, и Камбербэтч отступает, изумленный столь быстрой капитуляцией. – Когда и где? – Завтра вечером. В Лондоне. – Хорошо, – он слишком счастлив, чтобы заподозрить неладное, и поэтому не понимает, почему Фриман смотрит на него с настороженным недоумением. – Бен… – Мартин неприятно усмехается. – Завтра суббота, ты улетаешь в Америку, у тебя SAG в воскресенье. Всего лишь блеф… От разочарования Бенедикта начинает подташнивать. – Надо же… – он поддается мстительному желанию уязвить. – Ты даже следишь за моим расписанием. – Да, слежу, – спокойно признает Фриман, и Бенедикт вдруг решается. – Я не полечу. – Что? – Я не полечу в Америку, – теперь его очередь брать на слабо. – Итак, завтра вечером в Лондоне? Щеки Мартина розовеют, он молчит, не сводя глаз с Бенедикта, но проступившую во взгляде растерянность постепенно вытесняет затапливающая темно-синюю радужку чернота. – Ключ от моей квартиры не потерял? * * * Камбербэтч приезжает в квартиру-студию первым, заваривает себе чай, пьет, глядя в окно на безлюдную улочку, потом разбирает постель и садится в изножье кровати. Вечер накануне закончился сложными разговорами – сначала с Кэрон, которой теперь придется разруливать ситуацию, затем с Софи… Он хмурится, вспоминая ту чушь, которую наговорил ей, чтобы оправдать внезапное изменение планов. В замке поворачивается ключ, и Бен мгновенно забывает и о Софи, и о Кэрон. Мартин, сняв куртку и шарф, молча подходит ближе, окидывает серьезным взглядом разобранную постель и останавливается напротив. На нем джинсы и трикотажное поло с длинными рукавами, и у Бенедикта зудят ладони от желания дотронуться до мягкой ткани, почувствовать, как она обтягивает тело. Он тоже молчит, но любой разговор сейчас приведет лишь к озвучиванию взаимных претензий, а потому Бен просто поднимается на ноги и начинает раздеваться. Оставшись в одних трусах, он несколько секунд медлит, а затем избавляется и от них и стоит перед Мартином полностью обнаженный. Тот все так же не двигается и не говорит ни слова, и тогда Бенедикт ложится навзничь и закрывает глаза, не представляя, как будет жить дальше, если сейчас вдруг хлопнет входная дверь. Но матрас рядом с ним прогибается, теплая ладонь касается плеча, и Бен, рванувшись, обнимает, роняет на себя, исступленно тычется губами куда попало. Фриман с голым торсом, но по-прежнему в джинсах, пряжка от ремня больно царапает кожу на животе, но Камбербэтч только шире раздвигает ноги, обхватив любовника за ягодицы, прижимает теснее. Он слишком напряжен, а потому с готовностью уступает инициативу, подчиняется, отдается умелым ласкам. Язык Мартина у него во рту, рука Мартина на его члене – ощущения идеальны, и Бен беспомощно стонет, выгибаясь на простынях. После оргазма он не дает себе возможности отдышаться, тянется, дрожащими пальцами расстегивает на Фримане джинсы. Ему очень хочется сделать все ртом, но еще больше хочется видеть, как Мартин кончает, и, ненадолго пустив в ход язык, он все же заменяет его влажной ладонью, напряженно следя за запрокинутым лицом и закусанными губами… * * * …Они сидят рядом, опираясь на деревянное изголовье кровати, Камбербэтч закуривает, пытаясь удержаться от мелодрамы, однако его усилия не увенчиваются успехом. – Скажи, почему ты меня избегаешь? – до чего же глупо он себя чувствует. – Из-за Софи? Вздохнув, Фриман забирает у него сигарету, затягивается и пожимает плечами. – Я всего лишь следую настоятельной рекомендации держаться от тебя подальше. Вот блять. Бен огорошен, несмотря на очевидную предсказуемость обстоятельств. – Не то чтобы я был сразу готов последовать этой рекомендации… – опустив взгляд, Мартин сжимает и разжимает кулак. – Но мне объяснили, что это в моих и твоих интересах, а главное… – теперь он снова твердо смотрит в глаза Бенедикту, – дали понять, что ты полностью поддерживаешь эту идею. – Я даже не знал, что он с тобой связывался… – это правда, но вовсе не оправдание. – Почему ты не поговорил со мной? – Потому что он прав, и нам действительно стоит держаться друг от друга подальше, – Фриман еще раз затягивается и отдает сигарету. – Бен, мы должны прекратить. Ни тебе, ни мне это сейчас не нужно. Нужно… Бенедикт сползает на подушку, ложится на бок и прижимается лбом к плечу Мартина. Все еще обнаженный, через несколько минут он начинает дрожать, Мартин, привстав, укрывает его одеялом, и, согревшись, Бен неожиданно проваливается в сон. * * * Когда он просыпается, Фримана уже нет, а на часах почти полночь. Чертыхнувшись, Камбербэтч торопится в душ, раздосадованный тем, что придется придумывать объяснительную для невесты. Потом поспешно одевается и нащупывает в кармане брюк связку ключей. Ни тебе, ни мне это сейчас не нужно… Бен застывает, уставившись в одну точку. Вот, значит, как, Мартин? Тебе это не нужно? Ну так ему это не нужно тем более! Теперь, когда терзающая его жажда удовлетворена, сомнительность и опасность ситуации выходят на первый план. Он сошел с ума, раз осмелился так запросто рискнуть всем, что уже было достигнуто, и именно сейчас, когда он уже поднялся достаточно высоко, чтобы падение оказалось болезненным. Когда на его репутации слишком много завязано и одно неверное движение способно разрушить тщательно выстроенный карточный домик. В конце концов он женится меньше чем через месяц, и у него скоро будет ребенок… Все правильно, они должны прекратить. Бен отцепляет от связки ключ Мартина и кладет его на стол в кухне. Выйдя за порог, берется за дверную ручку и опять застывает. Один шаг, и этот мост будет сожжен. Он сам отрежет себе путь к отступлению. Перекроет себе кислород. Он медлит еще мгновение и вдруг возвращается обратно в квартиру, берет ключ, нацепляет его на связку, опять выходит на лестничную площадку и решительно захлопывает за собой дверь.