Скрипка

— У тебя большое будущее, Рафаэлло, — наперебой твердят ему, десятилетнему, преподаватели, твердят один за другим, пока Рафаэлло спускается со сцены со скрипкой в руках, оглушённый, счастливый, обласканный улыбками и аплодисментами зрителей. У него перед глазами всё ещё рукоплещущий зал, стоящий полностью, повторяющий его имя, а не тесный коридорчик закулисья. Руки дрожат; он сыграл так хорошо, как только мог, и за кулисами его встречает мать, сияющая, гордая — и у мальчика сжимается сердце, ему больно смотреть, как она, измученная, бледная, всё равно пришла сюда, в душный театр, посмотреть на него. — Молодец, малыш, — шепчет она, обнимая сына. — Я знала, что нельзя пропустить твое выступление. Умница. Рафаэлло отчаянно прижимается к матери, и он знает, что там, в зале, вместе со всеми, стоит и аплодирует его старшая сестра. Она улыбается и наверняка кричит: «Это мой брат, слышите? Это мой брат!» Они обе верят в него — и живая, яркая сестра, и медленно угасающая мать. Ради них — да, у него большое будущее. Ему исполняется двенадцать в этот день, и они с мамой ждут Баунти с работы, чтобы отметить день рождения вместе, семьёй. Они вдвоем готовят кокосовый торт, и Рафаэлло безумно счастлив — мама, в последнее время совсем тихая и подавленная из-за лекарств, сегодня расцветает, шутит и смеётся, смешит сына до того, что он давится молоком. Рафаэлло удивляет эта перемена, но и радует до безумия. Они заканчивают с тортом, и мама тащит Рафаэлло наверх, смотреть её подарок. В аккуратном свертке — скрипка, новая, дорогая и красивая, идеальная настолько, что её страшно касаться, не то что играть на ней. Мальчик потрясенно смотрит то на мать, то на инструмент. — Ма, но как? — Просто сыграй, — улыбаясь, просит она и ложится на крошечный белый диванчик. Солнечный свет играет на её лице, Рафаэлло замечает синяки под глазами и едва заметно вздыхает. — Давай, дорогой. Я хочу убедиться, что угадала с ее выбором. Очень робко, осторожно Рафаэлло кладет скрипку на плечо — и тут же чувствует её, как родную, настраивает быстро, привычными движениями... И, глубоко вдохнув и убедив себя не волноваться, аккуратно касается смычком струн, играя так любимого мамой Бетховена, закрывает глаза, пораженный до глубины души тем, как ладно и ровно, как искренне звучит мелодия — и погружается в музыку полностью... Звуки музыки льются в безмолвной квартире, наполняя тишину. Рафаэлло играет от всей души, и скрипка отзывается на его мельчайшие движения, словно слышит его мысли, словно она — идеальный усилитель его чувств, эмоций. Ноты словно переплетаются с солнечными лучами, и Рафаэлло чувствует себя полностью единым — с музыкой, со скрипкой, с миром. Последняя нота — и музыка затихает. Мальчик ждет реакции, бережно убирая скрипку от плеча; но маминого ответа всё нет и нет, и Рафаэлло поднимает на неё вопросительный взгляд, не понимая причин молчания. Глаза женщины закрыты, она ещё более бледна, чем раньше, и Рафаэлло тихо окликает её, подходя ближе и стараясь унять внезапно разошедшееся сердце. — Ма?.. Мам, всё хорошо? Мама?... Мама!... Солнце прячется за облако, не желая видеть упавшие на ковер смычок и скрипку, не желая помогать мечущемуся по дому в поисках телефона мальчишке в слезах. Прячется постепенно, уводя с собой полоску света с лица женщины к окну, заставляя её исчезнуть совсем. Похороны проходят тихо. Брат и сестра стоят, прижавшись друг к другу; Рафаэлло цепляется за Баунти почти лихорадочно, как будто сам пытается удержаться с её помощью от исчезновения в никуда. На лице Баунти уже нет слез, только глаза пустые, покрасневшие, и Рафаэлло даёт себе слово, что будет стараться для неё, заботиться, как только может. Он налегает на учебу, на музыку, хотя хотел бросить играть сначала — при одном виде скрипки всё внутри до сих пор заходится истошным воем, и он не знает, что с этим делать. Берет на себя дом — сестра много работает, и он должен ей помогать. Дни рождения он больше не празднует. И, когда на пороге их дома возникает смуглый мужчина, Рафаэлло только удивляется: сестра завела жениха, да ещё такого богатого, судя по Порше Диабло во дворе, и не сказала ему? — Добрый вечер. Вы — Рафаэлло? — спрашивает незнакомец, и Рафаэлло улавливает в его произношении еле заметный итальянский акцент. — Здравствуйте... да, я. Вы к Баунти? — учтиво отвечает он. — Сестра будет после десяти. Как ваше имя, чтобы я мог её предупредить о вашем визите? — Ферреро Ронднуар. — Рафаэлло округляет глаза и пятится, пропуская перед собой незнакомца в дом. — Я не к вашей сестре, а к вам. — В каком смысле? — Мне поручено вас найти. Пожалуй, всё-таки вы правы — следует дождаться вашу сестру. Позволите? Конечно, он позволяет — он, как и все в городе, знаком с этой фамилией. Ведет в зал, угощает чаем и домашним пирогом. Вечером — серьёзный разговор Ронднуара и Баунти, Рафаэлло сидит у себя и молча сжимает в руках скрипку. А на следующее утро его вещи собраны и убраны в багажник того самого Порше Диабло, сестра избегает его взгляда и не выходит попрощаться, он сам стоит на пороге своего дома и понимает только одно. Сюда он больше не вернётся. — Так ты — скрипач? — с улыбкой интересуется Роше, его новообретенный кузен, усевшийся на кровати Рафа и скрестивший ноги. — Да, — Рафаэлло аккуратно развешивает вещи в шкафу. — Ещё на клавишных играю, но не так свободно. — Сыграешь как-нибудь? — Роше с любопытством смотрит на него и проводит пальцами по чехлу скрипки. Рафаэлло на секунду замирает. Он всё ещё не привык к мысли, что у него теперь другая семья, которой, в сущности, он не так и нужен; но этот человек внушает ему больше тепла и доверия, чем тот мужчина — Ронднуар — или его сестра, капризная Гарден. — Ты любишь живую музыку? - вместо ответа спрашивает он. — Обожаю, — Лукавая улыбка бродит по губам Роше, отражается даже в медовых глазах. Раф слабо улыбается кузену в ответ. — Тогда сыграю. Время идет, и друзей ближе, чем Роше и Рафаэлло, найти безумно сложно. Рафаэлло при кузене меняется — сдержанно-вежливый, отстранённый всегда, с ним он становится лёгким и веселым, непринужденно-искренним. Он часто играет для Роше; по вечерам они собираются вместе в его комнате и с определенного времени играют вдвоем, в дуэте скрипка-рояль. Брат помогает ему с уроками и вводит в особенности жизни Семьи, показывает её изнаночную сторону, далекую от лоска и гламура. Сторону, состоящую из темных дел, связанных с проституцией, наркотиками, оружием, кровью и деньгами. Сначала это вызывает отторжение, но вскоре Рафаэлло понимает главное — несмотря на всё это, он, будучи членом Семьи, имеет право выбора, имеет право поступать по совести даже в этих, жестоких и далеких от морали, условиях. Роше полностью поддерживает его. С момента, как Рафаэлло покинул дом, сестра так ни разу и не звонит. Когда ему исполняется восемнадцать, Роше становится его напарником. Идти на миссии одному — самоубийственно, а доверить свою жизнь и спину в бою они могут только друг другу. Их основные противники — семья Форрест, лидер которой, Марс, не менее хитёр, чем Ронднуар. Роше часто посмеивается — наверное, им обоим доставляет удовольствие соревноваться, лучше бы, правда, в шахматы играли, разрушений было бы меньше. Ронднуар обычно парирует, что они и играют. Людьми. — Ваша новая цель — девчонка Марса, Пантера, — говорит им Ронднуар, когда Рафаэлло исполняется двадцать. — Опасна, но, если её нейтрализовать, на некоторое время у нас будут развязаны руки. Он протягивает фотографию им с Роше, и у Рафаэлло ухает вниз сердце. — Мы отказываемся от задания, — произносит он, перебивая кузена, который уже почти дал согласие. Оба брата молча смотрят на него. — Я не могу. — Ты должен. На её руках кровь Мон Шери, даже если не вспоминать, что она сделала с Мандерли. — Она — моя сестра, и ты знаешь об этом прекрасно. Ты лично с ней общался, - голос Рафаэлло тревожно взлетает вверх. — Была твоей сестрой, ты хотел сказать, — спокойно поправляет его Ронднуар. — И именно поэтому пойдешь ты. — Я имею право высказаться, — пытается вмешаться Роше, но Ронднуар резко обрывает его, едва взглянув: — Нет. Завтра ночью вы получите подробности. Свободны. Рафаэлло пулей вылетает из кабинета, Роше, чуть помедлив, за ним. В эту ночь ему так и не удаётся уснуть. Выбора, на самом деле, нет, и Рафаэлло понимает это лучше, чем кто-либо другой. Он не может не пойти; Роше, конечно, гений, но район вражеский, и один он просто не сможет взять Пантеру, в одиночку умудряющуюся ограбить средней руки банк. Многому сестренка-то выучилась. «Она тебя просто продала. Продала Ферреро». Чехол со скрипкой убран на верхнюю полку шкафа, рамка с фотографией матери и сестры опущена лицом вниз — Рафаэлло не может смотреть маме в глаза и постоянно извиняется. Он спокоен и собран. Он не сомневается. — В норме? «Нет». — Да. Роше всё понимает, но, тем не менее, принимает ответ. Они пробираются по вражескому району, как охотники, вышедшие на поиски дикого зверя в опасные дебри. Рафаэлло безошибочно по памяти выводит их к старой квартире и просит Роше остаться снаружи, прикрыть на всякий случай. Внутрь он пойдет один — это только его дело. Кузен не уверен, но соглашается - и исчезает в ночи. Наверняка отыскивает наиболее удобную крышу для обзора. А Рафаэлло проходит в подъезд, стараясь задушить в себе чувство ностальгии, чувство, как будто он вернулся домой после долгого отсутствия — это теперь не его дом. Он держит пистолет впереди себя, готов реагировать на совершенно любую цель; ключ от двери всё так же под звонком, и Рафаэлло проходит в квартиру, ощущая острый вкус горечи на губах. Всё так же, как и восемь лет назад. Он знает, где искать — там же, в зале с белым диванчиком, на нём сидит его сестра, Баунти, точно так же, с пистолетом на изготовку. Они направляют оружие друг на друга, и губ его сестры касается невеселая, немного злая ухмылка. — Доброй ночи, братишка, — Дуло пистолета направлено точно ему в лоб; он отвечает ей тем же. Они смотрят друг на друга в упор, и Рафаэлло настороженно кивает в ответ. — Баунти. Сколько лет. — Сколько зим, ага, — она посмеивается, и у Рафа сжимается сердце от того, насколько она похорошела, насколько стала похожа на мать в юности, вот только глаза, некогда живые и веселые, сейчас полны ожесточения и жажды борьбы. — Стреляешь, или поболтаем, как добрые друзья? Рафаэлло чуть вздергивает подбородок. — Я хочу кое о чем спросить. — Так валяй, спрашивай, ночь впереди длинная, — она встряхивает головой; заплетённые в хвост волосы рассыпаются по плечам — заколка не выдержала — и усмехается вновь. Конечно, ночь-то длинная, но как скоро подоспеют друзья Баунти? Как скоро они найдут точку, из которой Роше будет убирать их по одному? Сколько кузен против них продержится? — Почему? — Они оба знают, к чему этот вопрос. Баунти замирает — и такими же кошачьими интонациями, пантерьими, расслабленными, сообщает, будто о погоде говорит: — Та скрипка. Вместо покупки новой порции лекарств, которые бы протянули мамину жизнь до следующей операции, она потратила всё на скрипку. А ещё твоё рождение и довело её до болезни; не родился бы ты - и твой умерший близнец - она была бы здорова. Я не хотела тебя видеть, простить тебя я не могла, а потому избавилась. Не самым, кстати, жестоким образом, мог бы и спасибо сказать. Я не жалею. Рафаэлло видит по ее глазам: не жалеет и не жалела никогда. — То есть, ты просто отомстила, — Рафаэлло чуть качает головой. Не хочется это признавать — но да, это подтверждает худшее из его подозрений. — Жаль. — Именно. Жаль, что я не могу сделать так, чтобы тебя никогда не было, - Она смотрит на него прямо, жестко, и Рафаэлло еле удерживает горькую усмешку. — Жаль. Они молчат, не сводя друг с друга взглядов и прицелов, и Рафаэлло настойчиво пытается отвлечься от сходства Баунти с матерью. — Если я убью тебя, Марс на некоторое время выйдет из игры, и я смогу спокойно вздохнуть. — Жить-то с этим сможешь? - Она усмехается. — А ты? На улице раздаются одиночные выстрелы. Роше — отменный снайпер, но это значит, что счёт пошёл на секунды. На миг Баунти прикрывает глаза. Открыв, она переводит прицел со лба на сердце Рафаэлло, и тот незамедлительно отвечает ей тем же. — Ты вырос, брат. Только в сердце. — Извинись за меня перед мамой, пожалуйста. Я не хотел её смерти. И не хочу твоей. Усмешка. — Взаимно. С улицы слышатся крики и пальба, а в маленькой уютной квартире на окраине города одновременно раздаются два выстрела. — ... За остальное не ручаюсь, но жить будет. — Чёрт, я так надеялась, что его часть наследства отойдет мне! — Гарден! — Шутка, милый, расслабься. — Тихо вы, он, похоже, приходит в себя. Рафаэлло стонет, пытаясь заставить себя открыть глаза, но взгляд разъезжается. Левая сторона тела взрывается безумной болью, он не может пошевелить рукой. — Тише, тише, приятель, — Из мельтешения разноцветных пятен перед глазами до него доносится голос Эклипса, и руки семейного врача укладывают его обратно, не давая сесть или пошевелиться. — Роше, удивительно, что ты вообще успел. Ещё бы пара минут — и я бы не смог его вытащить. — Я не мог его бросить, — Голос брата искажен тревогой, и правой руки Рафаэлло едва заметно касаются теплые пальцы. — Пантера бы добилась своего. — Баунти... — тихо шепчет Рафаэлло, пытаясь поймать рукой пальцы брата. — Спи, братишка. Она мертва. Спи. Сон наваливается на Рафаэлло удушающим чёрным мешком. Фотография в его комнате с матерью и сестрой опущена всегда. Он действительно оправдал надежды на свое большое будущее, пускай и не так, как этого ждали все. Идеальный дипломат, один из лидеров семьи Ферреро. Талантливый, умный, как никто другой. Идеальный напарник и друг. И убийца из него тоже вышел отменный, даже с кодексом собственной чести. Он больше не прикасается к скрипке, подаренной матерью, ссылаясь на боль в плече; впрочем, та чудодейственным образом проходит, едва Роше приносит ему новый футляр с новым инструментом и просит сыграть для него. Роше — последний, кого Рафаэлло искренне любит, а потому спорить нет сил. Он играет вновь, но нет больше того света, тепла и лёгкости, что скользили в его музыке ранее. Новые мелодии, новые голоса, новая реальность, полная боли, крови и отрицания. И музыка — иная, новая, мрачно-изящная, словно идеальное оружие, что всегда разит цель наповал. Большое будущее? Да, пожалуй. Но не для той семьи.