Esta mique

Розовые лучи уходящего солнца ласково касались верхушек деревьев, а легкий ветерок, тревожа их покой, осторожно поигрывал с листвой, заставляя ее беспокойно шелестеть. Шепот серебристой листвы плавно сливался с тихим напевом, доносящимся из-под одного из деревьев, ничуть не перекрывая его, а наоборот внося новых нот и сливаясь с ним воедино. Темноволосый нолдо пел проникновенно, бережно и осторожно будто бы пробуя на вкус каждую ноту и каждое слово, будто бы он пел эту песню впервые. Его голос очаровывал, заставлял мелкую дрожь пройти по телу, он будто бы дергал за скрытые струны души, о которых не было известно никому. Финдекано возвел глаза к небу, продолжая петь еще более чувственно, более глубоко, проницательно и искренне, будто бы чувствуя все произведение каждой клеткой тела, будто бы растворяясь в нем… Майтимо, притаившись неподалеку, с упоением слушал. Ему всегда безумно нравилось пение кузена, но сегодня оно производило на феанариона особое впечатление. Фингон не замечал его, а Нельо и не стремился себя разоблачать. Он втихаря наблюдал за другом, наслаждаясь песней и любуясь ее исполнителем. В свете стремящегося плавно ускользнуть за горизонт плода Лаурелина, Астальдо казался еще прекраснее, и у Майтимо перехватывало дыхание от вида любимого Фингона, а сердце замирало от чудного напева… Залюбовавшись, феаноринг внезапно потерял равновесие и плюхнулся в траву, но быстро принял прежнее положение и поспешил спрятаться за деревом. Сердце медноволосого нолдо бешено колотилось, и он мысленно отругал себя за произошедшую оплошность. Пение оборвалось и, казалось, даже ветер перестал шуршать листвой, интересуясь причиной прекращения их с принцем песни. Майтимо набрался смелости и выглянул из-за злощасного дерева. Но Финдекано там уже не было. Он тяжко вздохнул и подумал уже покинуть дивное место, но тут за спиной раздался голос, заставивший бравого Маэдроса вздрогнуть второй раз за вечер. - Подглядывать нехорошо, Нельо, – произнес Фингон как можно строже, но обезоруживающая улыбка испортила весь эффект. - Это совсем не то, что ты подумал, – растерянно пробормотал принц Первого Дома, и нахмурил брови, отчаянно пытаясь придумать себе оправдание. - А что же это? – прищурился Финдекано и откинул тяжелые косы за спину слегка небрежным жестом, который отчего-то на мгновение заворожил Майтимо. Астальдо знал, что Маэдрос наблюдает за ним уже не в первый раз. Это и смущало его и пробуждало какое-то смешанное ощущение, которого нолофинвион никак не мог понять. И вот сейчас разоблаченный Нельяфинвэ стоял перед ним и весь его до жути растерянный вид не мог не вызывать ласковую и беззаботную улыбку на лице Фингона. Таким, Майтимо удавалось увидеть весьма редко. Финдекано подошел чуть ближе и положил ладонь на плечо старшего сына Феанора. - Тебе не нужно ничего объяснять, Нельо. Приободряющая улыбка кузена, придала больше уверенности и заставила те самые, неведомые струны души рыжего нолдо откликнуться на это необъяснимое тепло и неуловимый свет, которые излучал Финдекано всем своим существом. Осторожным и легким движением, Финьо коснулся волос Маэдроса, освобождая серебристый листок, запутавшийся в переливающемся рыжем золоте прядей. Рука Финдекано на мгновение задержалась у шеи кузена, а щеки того загорелись легким и таким непривычным лицу принца Первого Дома румянцем. Он робко взглянул в глаза Фингону. - Что же вы, лорд Маэдрос, краснеете, словно барышня? – по-доброму усмехнувшись, спросил Финдекано. Майтимо нахмурился еще пуще, а румянец полыхнул на его щеках еще ярче, но он и не думал взаправду злиться на Фингона. Маэдрос легонько толкнул его в плечо и поспешно отвернулся, желая скрыть от взора кузена так и норовившую застыть на губах предательскую улыбку. Тем временем, в глазах Финдекано мелькнули озорные огоньки и в ответ, он толкнул феаноринга в спину, а сам немного отбежал в сторону, рассчитывая получить от Майтимо двойную компенсацию, которая могла бы и стереть беззаботную улыбку с лица самого Фингона. Эта вопиющая наглость заставила Маэдроса обернуться. Ему показалось, что Финдекано выглядел уж больно довольным и Нельо погнался за темноволосым нолдо дабы восстановить справедливость. Астальдо петлял меж деревьев, словно дикая лань, все никак не желая попасть в руки своему охотнику. Его смех был звонким и заливистым. Майтимо начинал злиться, ибо Финдекано все же был проворнее его и как только, казалось бы, вот-вот он будет пойман – Финьо ускользал и оказывался уже под другим деревом. Решая принять радикальные меры, Маэдрос, не церемонясь, напрыгнул на Фингона, как только появилась такая возможность, и принялся его щекотать. О том, что старший сын Финголфина боится щекотки, знал только он, и грех был этим знанием не воспользоваться в столь соблазнительной ситуации. Принцы барахтались в зеленом море весенней травы, веселясь и радуясь, словно маленькие дети. Стаи птиц, облюбовавшие верхушки деревьев, то и дело взмывали ввысь, побеспокоенные весельем двух эльфов. Финдекано задыхался от смеха и не мог боле противостоять Маэдросу, а потому взмолился прекратить эту пытку, сдаваясь и условно поднимая белый флаг. Победно улыбнувшись, Нельяфинвэ оставил кузена в покое. Вдоволь насмеявшись и навеселившись, принцы никак не могли отдышаться, а улыбки все не сходили с их лиц. Звонкий смех будто бы отдавался эхом в верхушках деревьев, заставляя птиц встрепенуться вновь, а безмятежный ветер стремился унести его отголоски вместе с шелестом листвы все дальше и дальше. Фингон пристроился совсем рядом с кузеном и встретился взглядом со взглядом Маэдроса. Кристально чистая гладь голубых глаз не излучала столь присущий ей отталкивающий холод, а напротив, хоть взгляд и оставался ясным и ярким, на дне светлых омутов таилось ласковое, лазурное тепло, а в этой глубине можно было утонуть, без шанса на спасение. Заинтересованно и заворожено, Астальдо то переводил взгляд на слегка приоткрытые губы, то снова глядел в глаза, будто бы ища ответ на немой неведомый вопрос. Финдекано находился в столь опасной близости, что Маэдрос, не давая себе отчета о своих действиях и не задумываясь об их последствиях, чуть поддался вперед и мягко накрыл его губы своими. В ответ на это раздалось лишь удивленное мычание, но отталкивать феанариона Финьо отнюдь не собирался. Сперва, он замер от неожиданности, вцепившись в плечи Нельяфинвэ, но уже спустя мгновение, и сам того не осознавая, начал отвечать на этот внезапный порыв. По началу, Майтимо целовал осторожно и бережно, нежно и невесомо, но постепенно в ласковый поцелуй вплетались новые нотки, новые оттенки… По телу будто бы проходили мелкие разряды, по коже бежали мурашки, это ощущение накрывало их обоих с головой и уносило на своих волнах куда-то прочь отсюда. Пальцы Финдекано путались в рыжей лаве волос Маэдроса, а тот крепче прижимал к себе принца, желая быть к Фингону настолько близко, насколько это только возможно. Языки яркого и неукротимого пламени Майтимо коснулись души Финдекано. Но он не обжигал, не наносил увечий. Этот огонь плавно обволакивал и проникал в самые сокровенные уголки, обдавал жаром и распалял все существо, порождая в самом Фингоне неугасаемый пожар… Маэдрос немного отстранился и мягко коснулся губами уголка рта Фингона, вызывая у того взволнованный вздох. Это пламя, которое не на шутку разыгралось, разожглось, распустилось, словно дикий цветок в сердце Финьо, взволновало его, его мысли, каждую его часть. Он чувствовал, как меняется все вокруг и он сам, все происходило так быстро, что охватить случающееся было жутко трудно и, борясь с этой стихией, поселившейся в нем, он лишь спрятал голову на плече у Майтимо и закрыл глаза, пытаясь унять участившееся дыхание и сердцебиение. Нельяфинвэ наконец получил то, чего так хотел и чего так боялся. Он провел языком по своим губам, все еще ощущая вкус Фингоновых уст, и облегченно выдохнул. Майтимо ласково перебирал смольно-черные пряди волос и крепче прижимал к себе темноволосого нолдо, будто бы тот – самое большое на свете сокровище, которое необходимо защитить от Тьмы, нависшей над миром. Финьо поднял голову и посмотрел на Майтимо так, как не смотрел еще никогда. Словно бы он был самым совершенным созданием, идеальным творением… Так, словно бы в нем был сокрыт весь смысл, словно он – единственное, что есть и единственное, что важно. Последние солнечные лучи озаряли лицо Нельяфинвэ и он сам казался Фингону солнцем. Маэдрос провел рукой по столь любимым, туго заплетенным косам кузена, и мягко поцеловал его в лоб. Внутри обоих бушевала буря и вместе они соединялись в одну, одно пламя на двоих, один пожар, один огонь. Одно сердце, одна мысль и одно дыхание. Этот обмен энергией, казалось, даже можно было увидеть. Они молчали и внимали музыке сердец друг друга, пока плод Лаурелина, безмолвный свидетель происходящего, скрывался за горизонтом, посылая последний луч этого дня…