Инициация

Боль в виске становится невыносимой. Там точно застряла острая игла, и шевелится, просится на волю. Ортенсия Пулидо поднимает руку, берётся за ушко иглы и вытягивает её из виска. Отлично. Теперь можно шить. На столе уже лежат чёрная плотная ткань и ножницы с угольно-чёрными лезвиями. Сначала маску, потом плащ. Раскроить и сшить, да. Это просто. Зорро мёртв. Упал с колокольни, и плащ летел за ним, словно крылья у подстреленного на лету ворона. Зорро упал, и каменные плиты под колокольней окрасились красным, и весь мир стал багровым, будто на закате. А полковник Уэрта сошёл по ступенькам, подошёл к трупу и сорвал с него маску. Ортенсия сжимает голову, и игла тут же норовит снова войти в висок. Боль немного отрезвляет. Нет времени плакать, нужно шить. Губернатор был тряпкой, а не человеком. Так сказал полковник Уэрта. И добавил, усмехнувшись: «Зорро убил нашего доброго губернатора». Где-то в словах полковника змеёй свернулась ложь, но Ортенсия никак не может ухватить эту змею за горло. Если б удалось – ух, как сжались бы пальцы, как бы потекло между них склизкое мясо! Как задёргался бы хвост подлой гадины!.. Забывшись, Ортенсия некоторое время не может понять, почему же так больно. Ах да, это ногти впились в ладонь. Где игла? Надо шить. Матушка велела сшить новую свадебную фату – старая порвалась, когда Ортенсия рухнула рядом с бездыханным Зорро, когда пыталась перевязать мертвеца. Матушка беспокоится, да... но сейчас время не для фаты, а для маски. Чёрная ткань ластится к рукам, будто лисёнок. Время чёрного, ночи и траура. Свадьбу пришлось отменить, ведь полковник Уэрта убил священника. Свадьбу – но не брачную ночь. Ортенсия кричала, она кричала и отбивалась, умоляла, напоминала, что грех, что нельзя... Полковник смеялся. А затем взял хлыст. Удары падали, как капли в клепсидре, отсчитывая секунды, отсчитывая дыхание полковника – он бил на выдохе. Полосы вспухали на обнажённых плечах Ортенсии, полосы почти такие же красные, что и камни возле церкви. Дальше была боль... и боль... и красные разводы перед глазами, и хриплые стоны Уэрты, и биение его сердца совсем рядом – протяни руку, дотронешься. Тогда в пальцах не было иглы – жалость-то какая! Потом полковник ушёл. Ортенсия лежала в смятой постели, на сбившемся в неопрятный комок одеяле. Рядом причитала мать, где-то вдалеке грозился убить Уэрту отец... Отец лгал. Он не посмеет. Слабак. А на следующую ночь пришёл Зорро. Он был призрачен, маску держал в руке, и лицо его – лицо губернатора – было печальным. Рядом переминался с ноги на ногу маленький негритёнок. Кажется, Ортенсия видела его мельком: этот день полковник Уэрта посвятил «подавлению мятежа»; мальчишка уныло болтался в петле, и верёвка почти совпадала по толщине с его цыплячьей шеей. Мать тогда прикрыла Ортенсии лицо веером. Глупо: чего она ещё не видала такого, что может хотя бы взволновать? Негритёнок разухмылялся и протянул Ортенсии чёрную лису. Та огляделась, фыркнула и спрыгнула на пол. Взяла руку Ортензии в зубы, слегка прижала. Затем подняла голову, поглядела прямо в глаза. - Ты только не бойся, - сказал негритёнок, а Зорро кивнул. Ортенсия улыбнулась, и лиса сжала зубы. Боли почти не было. Тонкая струйка крови потекла на пол, и жадный маленький язык лизал потемневшие доски. Зорро подошёл и поцеловал Ортенсию в губы. Негритёнок что-то негромко напевал, гладя насыщающуюся лису. - Теперь ты наша, - сказал он Ортенсии, и та сжала руку Зорро. Но рука развеялась дымом, а следом исчезли негритёнок с лисой. Что ж, наверное, у них ещё много дел. Справедливость много где нужно защищать, а здесь пока справится Ортенсия. Шить. Маску. А затем плащ. - - - Сеньора Пулидо в который раз смахнула слезу, глядя, как её дочь шьёт невидимой иглой невидимую ткань. Она сочувствовала Ортенсии, видит Бог, сочувствовала всем материнским сердцем... но что же делать? Если полковник Уэрта, накажи его Мадонна, не возьмёт девочку в жёны, семья не выживет. Они все умрут с голоду. Когда же приедет новый священник? Успеет ли Ортенсия оправиться? «Нервы, - твёрдо сказала себе сеньора Пулидо, - нервы, и ничего больше. Девочка придёт в себя и смирится. Такова женская доля. Стерпится, слюбится... Просто не надо волновать её раньше времени. И кормить получше. Вон, как похудела. И руку где-то поранила...» Тяжело вздохнув и стараясь не шуршать платьем, сеньора Пулидо пошла к себе. На душе скребли кошки. - - - Ортенсия подходит к зеркалу и примеряет маску. Та сидит просто идеально. В окно светит полная луна. Оглушительно трещат цикады. Сегодня, в тёплой и мирной ночи, прольётся кое-чья грязная кровь. И это хорошо. Из зеркала на Ортенсию Пулидо глядит Зорро.