***
Война между автоботами и десептиконами – война, продолжавшаяся тысячелетия – мирно закончилась ровно четыре миллиона пятьсот тысяч сорок четыре года после того, как началась. Война стала слишком дорогой экономически и уносила слишком много жизней. Так или иначе, мир должен был быть заключен. Итак, Мегатрон от десептиконов и Оптимус Прайм от автоботов сидели напротив друг друга в центре Кибертрон Сити на мирных переговорах. По негласной договоренности они сидели на тех же местах. После месяца дебатов обе стороны нехотя согласились занять свои половины планеты. Пока удавалось регулировать спор словами, не должно было быть сделано ни одного выстрела. - Пока соблюдаются новые законы, я соглашусь с этим. Это время приближалось – в конце концов, война должна была закончиться, – сказал Мегатрон немного угрюмо. Он постучал пальцами по поверхности стола и поднял взгляд, - Оптимус? - Если все так и будет, то я соглашусь. Честно говоря, я рад, что война закончилась, - ответил Оптимус. Лидер автоботов заметил грусть, охватившую его бывшего противника. Мегатрон не так высоко держал голову, как обычно, и больше опирался на стол. Это не была старость – никто из них не старел. Оптимус не мог понять, что же его беспокоило. Может быть, ему было просто скучно. Неудивительно - бесконечная дача показаний становилась утомительной. Больше разговоров, выступлений и политики. Оптимус все делал механически, его красно-синяя фигура расхаживала взад и вперед вдоль края стола, когда он излагал свою версию событий. Порой было больно вспоминать потерянных товарищей. Никто не знал, что он был близок к слезам – серебристая маска скрывала кривившийся рот. Настала очередь Мегатрона рассказывать аспекты своей жизни, о которых Оптимус никогда не знал. У десептикона не было такой роскоши, как маска, и было видно, какие воспоминания причиняли самую сильную боль. Он закончил свой рассказ и сел, подперев щеку ладонью и поджав губы. Иногда казалось, что Мегатрон был готов заплакать. Но больше всего он выглядел просто уставшим. Уставшим от боли, ожидания и формальностей. Заседание прервалось на двадцати четыре часа, чтобы все участники могли отдохнуть, подзарядиться и поесть. Все встали и смешались со своими сторонами. Все, кроме одной фигуры, сидевшей в одиночестве за столом, сложив руки и склонив голову. Оптимус приблизился к сидящей фигуре, подойдя так близко, что можно было сесть рядом. - Мегатрон? Другой трансформер поднял руку. - Не надо меня жалеть. - Я и не собирался. Я просто подошел спросить, все ли с тобой в порядке. - Ну, если так ты хочешь знать, то со мной не все в порядке, - Мегатрон прижал ладони к столу и выпрямился во весь свой внушительный рост. - В чем проблема? Мегатрон оскалился, заблестев клыками, - ты не десептикон. Тебе никогда этого не понять, - он глубоко вздохнул, и его гнев угас, как реактивный двигатель, слишком быстро отработавший топливо. Красная оптика сверлила взглядом золотистую оптику Оптимуса. Мегатрон ткнул в середину маски Прайма. - Тебе это больше не нужно, война уже закончилась. Прекрати прятаться за маской. Я начинаю думать, что у тебя нет рта. Оптимус тихо засмеялся, чтобы скрыть неловкость, вызванную колкими словами Мегатрона. Они так долго были противниками, что стоять вот так близко друг к другу казалось как-то… неестественно. Оптимус был не против, так как у него было время полюбоваться стойкостью и внешним видом Мегатрона. В самом деле, по кибертронским стандартам тот был далеко не урод. Высокий, темный и представительный. - Ну… - Оптимус попытался заполнить паузу в разговоре, - хорошо отпраздновал Бельтайн? Мегатрон фыркнул на это, - я наблюдал за Юникроном и Праймусом. - Ты не принимал участие? - Я не участвовал уже двести лет. После него… - его оптика потускнела, и он встряхнул головой. - Эх, может, и к лучшему. Зная свою везучесть, он был автоботом, и ничего бы не получилось. С этими словами Мегатрон медленно направился сквозь толпу кибертронцев к светящемуся дверному проему. Перед тем как выйти, он остановился и оглянулся на Оптимуса. И этот взгляд прожег Прайма до самых внутренностей. Затем он ухмыльнулся и пошел дальше.***
Радикалы нанесли удар по сектору двадцать четыре сто. Хотя война официально была закончена, некоторые преступники все еще пытались снова внести смуту. По всему городу сообщалось о шести заложенных бомбах. Власти считали, что все шесть бомб найдены. Очевидно, кто-то установил седьмую про запас. Оптимус шел на очередной раунд мирных переговоров, когда половина капитальной застройки Кибертрон Сити взорвалась. Кругом поднялся беспорядок, начался сильный пожар, везде боль и крики. Дым заслонил звезды. Повсюду были разбросаны тела, покрытые серыми пятнами до такой степени, что было невозможно отличить автобота от десептикона. - Скрытая бомба, - кто-то закричал. -Там был Мегатрон! - закричал кто-то еще. - Я видел, как он входил внутрь. Взрыв… - Обломки усыпали город. То, что осталось от постройки, скрипело, грозясь обрушиться. Оптимус, не задумываясь о своей собственной безопасности, бросился к пыльным обломкам и начал помогать другим ботам. «…он прыгнул на бомбу. Он просто прыгнул на нее… Потерь могло бы быть больше. Он спас много жизней…» Оптимус увидел группу десептиконов, вытаскивающих тело из-под обломков. Аварийный персонал унес его прежде, чем он смог добраться до него, но Оптимус узнал плечевые накладки и зазубренные антенны. Мегатрон… Он схватил ближайшего парамедика, чей желтый корпус смутно напомнил ему Хот Шота. - Куда они его забирают? - На ремонтную базу автоботов. Она ближе всего. Им придется иметь дело с десептиконом, - медик отдал честь. Оптимус ответил тем же и трансформировался в грузовик, чтобы проследовать за спецмашиной.***
Единственная белая лампа освещала занятую платформу в ремонтном отсеке. Ремонтные бригады выходили друг за другом, неся части внешней брони Мегатрона и инструменты, испачканные маслом, энергоном и хладагентом. Увидев Мегатрона таким, лежащего там, Оптимус почувствовал боль в своей искре. Взрыв пришелся прямо на серединные секции. Его ноги были искалечены, руки скоро отнимутся, и он отказывался от любого снятия боли, несмотря на очевидную мучительную боль. Ремонтные бригады только покачали головами. Ничего нельзя было сделать – он был навсегда нетрудоспособен. Мегатрон все переносил с мужественным лицом. Оптимус восхищался этим. У Мегатрона было много восхитительных качеств. Он просто был слишком занят, видя в нем только врага, чтобы осознать это. - Если ты собираешься глазеть на меня, - начал Мегатрон, - мог бы с таким же успехом войти и посмотреть мне прямо в лицо. Оптимус расправил плечи. Конечно - его отражение четко вырисовывалось в окнах у операционной платформы Мегатрона. Десептикон знал, что он околачивался там все время. - Я не хочу нарушать твое право на частную жизнь, - сказал Оптимус. - Давай, юмори, старый солдат. Это было почти невыносимо мучительно. Оптимус заставил себя войти в комнату полностью и посмотреть на поврежденный корпус Мегатрона. Десептикон был взорван. Его системы, трубки с охлаждающей жидкостью и камера искры были обнажены, но накрыты серой простыней. Он повернул голову и хмуро посмотрел на своего противника. - Единицы и нули. - Что? Мегатрон вздохнул через приоткрытые губы. Они были пухлые, круглые, с бледными пятнами энергона в одном уголке, что указывало на то, что его недавно вырвало. Рвота была очень плохим знаком - она означала, что поврежденное тело Мегатрона не принимало питание. Топливо, которое не могло быть использовано, всегда отторгалось. - Вот за что мы дрались все эти годы. За программирование. Единицы и нули. И вот теперь все кончено – война… - Она должна была когда-нибудь закончиться, - Оптимус сел на табурет рядом с платформой. Его синий шлем и серебристый фейсплет блестели в свете лампы. - М-м, - оптика Мегатрона следила за его движениями. Он чуть заметно улыбнулся, - ты оказываешься везде, где появляюсь я. Я начинаю думать, что теперь тебе нравлюсь. - Хе, хе, - тихо засмеялся Оптимус, - думаю, это потому, что мы сейчас разговариваем вот так. Мне нравится. Обычно мы деремся. - Ты был… превосходным противником, – Мегатрон вздохнул, и уголки его оптики внезапно стали влажными. - Теперь война окончена. У меня нет больше цели. Я выполнил свою программу. Это… это - то, чего я всегда боялся, Оптимус. Не проиграть тебе, или проиграть всю войну; не саму смерть – а вот этого самого момента. Война окончена, и что мне остается? Он звучал так… грустно. Оптимус наклонился вперед, протягивая руку, – Мегатр… Мегатрон отшвырнул его руку и сжал кулаки, – Ты можешь найти новую цель. Ты можешь быть перепрограммирован. Вся твоя жизнь не была драками и сражениями, как моя, Оптимус. Ты можешь идти дальше. Я не могу. Я ничего не знаю, кроме войны. - Это… это неправда. Ты можешь делать больше, чем драться. У тебя блестящий ум. - Я лишен трудоспособности и становлюсь еще больше нетрудоспособным с каждым часом. - Ну и что? – Оптимус смягчил свое выражение под маской. – Ты все еще можешь быть полезен. - Полезен... Полезен? Полезен! - Мегатрон прищурил оптику. Он поднял руку и ударил Оптимуса по лицу. Удар был очень легкий, но голос десептикона был все еще сильным. - ВОН ОТСЮДА! Оптимус просто стоял там, когда кулак, не причинив вреда, отскочил от его фейсплета. Кулак Мегатрона вернулся для второго удара, затем третьего. Слезы из глаз Мегатрона стекали по его лицу. Оптимус разрешил ударам прийти. Он знал, что он больше не смотрел на врага… Это был Кибертронец, которому было больно. Жар в груди Оптимуса достиг его горла. Он поймал сжатый кулак Мегатрона и задержал его. Мегатрон вырывался, извергая такие отвратительные ругательства, что Оптимус содрогался в ужасе от абсолютной ненависти, льющейся из каждого слова. Мегатрон кричал, пока боль не заставила его, обессиленного, отступить. Наконец он заметил, что Оптимус все еще держал его сжатый кулак. Фиолетовые пальцы Мегатрона разжались и схватили темно-серую кисть Оптимуса. Он странно посмотрел на их сплетенные пальцы. - Я… не могу поверить, что ты… не ушел. - Тебе больно, - ответил Оптимус. – Тебе надо было освободить свои системы от этого. Так много ненависти вредит тебе. - Мы ходим по тонкой грани. Любовь и ненависть… Иногда я думаю… что это одно и то же, - Мегатрон взглянул в золотистую оптику Оптимуса. - Любовь очень легко может превратиться в ненависть, не так ли? – он поглаживал шарниры кисти Мегатрона большим пальцем и остановился только тогда, когда заметил, что Мегатрон снова смотрит на их руки. - И наоборот. Вздыхая, Оптимус кивнул головой в знак согласия. Он схватился за переносицу, чья небольшая часть выглядывала из-под маски. Этому жесту он научился во время, проведенное среди людей. Мегатрон с любопытством наблюдал за ним. – Знаешь, сколько лет я тебя знаю, не помню, чтобы видел тебя когда-нибудь без маски. Серьезно. Он высвободил руку и потянулся к серебристой пластине, закрывающей лицо Оптимуса. – Что ты прячешь под этой дурацкой штукой? Оптимус неловко передвинулся. – Я не выгляжу… воинственно без своей маски. - Не ври. Ты пользуешься ею, чтобы скрыть, что ты чувствуешь. Эти слова заставили Оптимуса избегать взгляда Мегатрона. Он тут же мысленно проклял себя за то, что язык тела выдал его волнение. - О, я задел за живое, не так ли? – усмехнулся Мегатрон. – Давай. Я хочу увидеть, хорошо ли у меня работает воображение. - Зачем разрушать прекрасный мысленный образ? - Увиливаешь, Прайм? Как типично. Он опустил голову и подавил в себе порыв выругаться. Мегатрон явно наслаждался его нежеланием. – Интересно… Ты никогда не производил на меня впечатления стеснительного типа. - Я и не такой. - Тогда убери маску. Вздохнув, Оптимус отвернулся, чтобы Мегатрон не мог видеть его, и с металлическим щелчком убрал серебристую пластину в шлем. Гладкое голубое лицо под ней было совершенно ангельским. Кончик его носа был вздернут, и рот имел форму сердца – почти точная копия статуй Праймуса, виденных в исторических материалах. - Дай мне взглянуть на тебя, - сказал Мегатрон теперь более настойчиво. Оптимус задрожал и наклонился к свету. Тысячелетиями маска была стеной между ним и внешним миром, позволяя ему прятать его эмоции. Без нее он чувствовал себя незащищенным и уязвимым. Мегатрон все увидит. Слезы из глаз Мегатрона полились по щекам. Благоговейный трепет явно читался на его лице. Оптимус почувствовал, как холодные пальцы слегка коснулись его щеки и обрисовали его полные губы. Он не сделал ни движения, чтобы остановить их. Мегатрон не знал, но это был не первый раз, когда он трогал его вот так. - О… Это… лучше… чем я себе представлял… - лидер десептиконов заставил себя приподняться на локтях, медленно приближая лицо. Его взгляд стал отрешенным, вспомнилось прошлое. - М-мегатрон? Следующее, что осознал Оптимус, были гладкие, соблазнительные губы, прижимающиеся к его рту. Жар распространился по его схемам. Он расслабился и медленно ответил на поцелуй. Может быть, ему не нужно было больше скрывать. Может быть, он мог рассказать… - Твои губы кажутся мне знакомыми. Как странно… Клянусь, что я где-то видел лицо, как у тебя, раньше… О, я думаю, что знаю… Бельтайн… - Мегатрон, - вздохнул Оптимус, ему вспомнился праздник Бельтайн два столетия назад. В это праздник все всегда прятали знаки отличия автоботов или десептиконов, чтобы символизировать единство. Некоторые маскировались временной краской, чтобы их нельзя было узнать, и выходили в ночь в поисках сексуального удовольствия. Та ночь… двести лет назад… Оптимус замаскировался и искал Мегатрона. Лидер десептиконов всегда волновал его схемы. Его лицо, голос, его жестокость и сила было именно тем, что Оптимус искал в любовнике. Поэтому он покрасил себя полностью в черный цвет, убрал маску и надел красный визор, чтобы замаскировать оптику. Он нашел Мегатрона, и они отконнектили друг друга прямо в глухом переулке. Это был единственный раз, когда у Оптимуса хватило смелости трогать Мегатрона так, как он всегда хотел – но, сделав это, ему стало стыдно, что он скрыл свою личность. Это был Бельтайн… И это не имело бы значения! - Оптимус, - Мегатрон прошептал в сомкнутые губы, - Ты настолько совершенен… Жаль, что ты скрывал свое лицо так долго. Ты сногсшибательный, Прайм. Настолько потрясающий, что из-за тебя можно было бы прекратить войну. Оптимус отодвинулся и отвел взгляд. Он хотел открыть свой секрет, но поверили бы ему? Возможно, если бы он услышал то событие с точки зрения Мегатрона, он бы понял, как лучше сказать правду. - Мегатрон? Десептикон повернулся к нему. Его лицо было невозмутимым, несмотря на подтеки на серых щеках. - Что случилось на Бельтайне двести лет назад? - Ах, да, - он улыбнулся настоящей, искренней улыбкой, и его голос приобрел мурлыкающий тембр. – Я был на Кибере два, наблюдал за Праймусом и Юникроном, празднующим ритуальное воссоединение. И этот изумительный парень нашел меня… Он уложил меня, и мы… Это было лучшее, что было в моей жизни… Из-за него я перезагрузился три раза подряд. Один раз от его рта у входа в мой порт и дважды во время соединения. Он владел мной, и мне это нравилось… но он ушел. Праздники до этого были просто… эх… но этот! Он был хорош… так хорош… Я больше его никогда не видел, но всегда помнил о нем. Он не занимался со мной сексом… Он занимался со мной любовью. Он трогал меня так, как будто знал и любил меня. Я перестал слоняться по узким переулкам после этого, я не мог позволить кому-то еще дотронуться до себя. Такое бывает только раз в жизни, я думаю. Но… эх, я могу только мечтать. Интересно, мечтает ли он обо мне. - Я бы не удивился, если он все еще думает о тебе, - ответил Оптимус. - Льстец, - сдавленно засмеялся Мегатрон. – У тебя был когда-нибудь опыт такого Бельтайна, как у меня? - Да. Воспоминания снова промелькнули перед Оптимусом. Его руки на корпусе Мегатрона, их губы и языки встречаются в горячем поцелуе; стоя перед ним на коленях и проталкивая свой язык в его открытый порт – вкус горячих металлических схем – и Мегатрон, обнажающий клыки, достигнув кульминации от оральной стимуляции. Он помнил, как положил Мегатрона, забираясь на него сверху, соединяя их порты. Второй раз они перезагрузились вместе, крепко обнявшись. Мегатрон страстно целовался во время перезагрузки. Оптимус почувствовал, как нагревается внутри, вспомнив последний раунд – Мегатрон, прижимающий его всем своим весом к земле. Как он установил цикл обратной связи, который завел их обоих – руки Мегатрона, царапающие его грудные пластины, клыки кусают его нижнюю губу, и, в итоге, лежа бок о бок, обнимая его сразу же после того, как они закончили. Да… Лежать с Мегатроном в своих руках, нежно целуя его в темноте… это было самое любимое воспоминание Оптимуса о Бельтайне. Потом Оптимус вспомнил, как потом поплелся в тень, прежде чем Мегатрон вышел из сексуального оцепенения. Прайм боялся быть узнанным. Но он оставался достаточно долго, чтобы наблюдать… Мегатрон был так возбужден тем, что произошло, что самоудовлетворился прямо там, в переулке. Но не само это действие было незабываемым, а то, что он сказал, когда довел себя до последней, яркой перезагрузки: «Кто бы ты ни был… Я никогда не забуду твои прикосновения. Я люблю тебя, бот-призрак. Найди меня когда-нибудь снова и дай мне посмотреть на тебя при свете». С тех пор Оптимус больше никогда не мог смотреть в оптику Мегатрона с абсолютной ненавистью. Каждый раз, когда он пытался, ему вспоминался Мегатрон, бьющийся в экстазе в том переулке. Как он мог ненавидеть того, кто так красиво говорил? - Мой лучший Бельтайн тоже был двести лет назад. Я… - медленно расползающаяся улыбка осветила его лицо. У него были идеальные, ровные зубы, но без клыков. Узнав, что Мегатрон вспоминал ту ночь с такой любовью, Оптимус осмелел. Он обвел нижнюю губу Мегатрона и провел суставами по щеке, – занимался любовью с кое-кем в переулке. Тот кое-кто сказал, что никогда не забудет мои прикосновения, что он любит меня. Он хотел увидеть меня при свете. У Мегатрона слегка отвисла челюсть. - Тот парень, весь черный, – это был ты? – спросил он недоверчиво. - Я больше никогда ни к кому не прикасался после тебя. Я… не был здесь в прошлый раз, но я думал о тебе. - Оптимус почувствовал, как последний из его страхов улетучился. Реакцией Мегатрона было не отвращение, а удивление. Приятное удивление. Оптимус сорвал поцелуй так же, как делал это на празднике. – Мегатрон, у меня были чувства к тебе уже давно. Та ночь – это был шанс показать тебе. Прости меня, что скрыл свою личность от тебя. Он услышал стон, но был ли это стон боли или удовольствия, он сказать не мог. Внезапно Мегатрон задышал с трудом и завалился назад. Он бы ударился головой об платформу, если бы Оптимус не держал его. Мегатрон поднес руку ко рту. Понимая, в чем дело, Оптимус усадил его и подставил металлическое ведро, пока десептикона рвало ярко-фиолетовым энергоном. - Б-э-э! Извини, – его вывернуло в ведро. – Я не хотел оскорбить твое потрясающее умение целоваться. - Это вне твоего контроля, - он погладил спину Мегатрона и вытер его лицо тряпкой. Он помог ему снова лечь, поправляя простыни вокруг ран, из которых уже тоже сочился энергон. Мегатрон начал задыхаться, что говорило о том, что насосы для подачи охлаждающей жидкости были повреждены, и заставляли его тело стабилизировать повышенную температуру потоком воздуха. - Ты был потрясающий той ночью. Почему ты не раскрыл себя? Почему ты сбежал? Праймус, Оптимус, все эти годы я провел, ненавидя тебя… - Я… я струсил. Оптимус ожидал, что Мегатрон разозлится. Вместо этого десептикон улыбнулся грустной и задумчивой улыбкой, смотря в потолок, и взял Оптимуса за руку. У него была эта странная, чувственная манера гладить пальцы по всей длине. - У меня было предчувствие, когда ты наклонился к свету. Я даже надеялся, что был прав. Теперь я знаю, - он запнулся, - да, сейчас, когда я трогаю тебя, все это возвращается ко мне. Твои руки тебя выдают. Как было глупо с моей стороны не замечать, когда я хватался за них во время боя. Они возбуждали меня… Долгие годы я ломал голову над этим. Из-за твоих дурацких рук я провел так много времени в одиночестве. Это рассмешило Оптимуса. Мегатрон тоже засмеялся, хотя смех заставлял его задыхаться от боли. Он успокоился и расслабился, пока не заснул. Видеть его спящим было необычно – он немного похрапывал, и одна рука была рядом со щекой. Наступило временное затишье. Время от времени Оптимус впадал в дрему, периодически просыпаясь, чувствуя Мегатрона, поглаживающего его руку. Иногда он просыпался достаточно надолго для того, чтобы поцеловать кончики пальцев Мегатрона. Мониторы пикали вокруг них. Было так спокойно, темно и тихо. Затем, совершенно неожиданно, Мегатрон прошептал, - отключи меня. - Что? – Оптимус отдернулся, как от удара. Он правильно это расслышал? – Я… не могу этого сделать! Ты не в состоянии бороться со мной! Я не могу тебя так убить. - Не заставляй меня умолять тебя, Оптимус, - прорычал Мегатрон. Боль и отчаяние были видны в его глазах. – Мои руки скоро перестанут действовать. Я не хочу проводить свои дни, беспомощно мочась в пробирки, везде возимый на тележке медперсоналом. Я не хочу, чтобы меня жалели, и, в особенности, я не хочу забыть, кто я такой. С такими повреждениями происходят последовательные отказы систем. Зачем уходить из жизни так, когда я могу покончить с этим сейчас? Если ты действительно любишь меня, ты это сделаешь, – он посмотрел вверх, его нижняя губа дрожала. – Пожалуйста, Прайм, помоги мне умереть, пока я еще не потерял достоинство. Он хотел умереть, как воин, не утратив ясности ума. Оптимус понимал его рассуждения. Мегатрон заслуживал достойной смерти. Прайм наклонился, вытянул руку под простыней и нашел выключатель позади камеры искры Мегатрона. Щелчок выключателя погасит искру и безболезненно закончит его жизнь. Мегатрон протянул руку, чтобы смахнуть слезы со щеки Оптимуса. – Не закрывай свое лицо больше. Ты слишком потрясающий, чтобы прятаться под маской. - Я не буду. Ради тебя. Еще одна слабая, усталая улыбка. – Если у меня откроется рот, когда я умру… Сделай одолжение – закрой мне его. Я…не хочу выглядеть так, как будто я умер, крича. – Боль заставила его застонать. Когда-то давно он вот так стонал от удовольствия. - Тшшш, я прослежу за этим. – Оптимус прижал руку к его щеке. - Успокойся, солдат. - Солдат… - Мегатрон сдавленно засмеялся, – привычка – вторая натура. – Неестественная улыбка на его лице превратилась в гримасу. – Давай закончим это. Оптимус тяжело вздохнул. Без сомнения, это было самое мучительное, что ему доводилось делать в жизни. Он встал и напряженно отдал честь Мегатрону. Десептикон поднял свою дрожащую руку и отдал честь в ответ. Они смотрели друг другу в оптику, оба вспоминая войну, страдание и боль. Затем Мегатрон взял Оптимуса за руку. Притушив оптику, Оптимус наклонился, чтобы снова поцеловать павшего лидера десептиконов. Мегатрон открыл рот; языки соприкасались и танцевали, как тела во время Бельтайна. Это было страстно, возбужденно, как выражение слов, которые они были слишком горды, чтобы сказать вслух, пока не истекло время. - Сделай это, - прошипел Мегатрон. – Я устал и мне больно. Прекрати эту боль. Прекрати эту войну. - Мегатрон… Я… - Щелкни выключатель, Оптимус. Не говори мне, когда соберешься это сделать. Просто сделай. Пожалуйста, Оптимус… Оптимус собрался с силами и неистово прижался в поцелуе к открытому рту Мегатрона. Он щелкнул выключателем и сразу почувствовал, как внутренние системы десептикона остановились. Мегатрон ничего не почувствовал. Он даже не знал, что его выключатель был выщелкнут, и ему оставалось жить всего тридцать секунд. Оптимус продолжал держать руку под простыней. Тридцать, двадцать девять… Мегатрон вздрогнул. – Мне так холодно… - Все будет хорошо, - с трудом выдавил из себя Оптимус между поцелуями. Он слегка проводил своим ртом вдоль нижней губы Мегатрона. Осязание было последним чувством, которое исчезало, когда умирал кибертронец. Оптимус хотел, чтобы последним осознанным воспоминанием были их губы, соединенные в любви. Мегатрон все еще отзывался на поцелуи, движения его губ и языка становились медленнее и слабее. Двадцать четыре, двадцать три… Мониторы запикали более беспорядочно. Оптимус вытянулся и отключил сигналы предупреждения об опасности, чтобы они не встревожили Мегатрона. Через секунду после того, как он сделал это, мониторы замигали световыми индикаторами. …двадцать один… Мегатрон схватил его за руку. – Обними меня… как тогда на Бельтайне. Там было достаточно места, чтобы залезть на стол. Оптимус вытянулся рядом с Мегатроном и обнял его, нежно целуя его лоб и щеки. Мегатрон вытер слезы со своего лица, и Оптимус соединил их пальцы. Без своей маски он был совершенно неспособен скрыть свою боль. Праймус, это разрывало его изнутри! … одиннадцать… Мегатрон сжал его руку в своей, и Оптимус поднес ее ко рту и поцеловал. Он положил руку Мегатрона вокруг себя и наклонился вперед. Их рты нашли друг друга и снова соединились. Оптимус взял лицо Мегатрона в руки, взглянул прямо в его мерцающую оптику и увидел в ней отражение своего заплаканного лица. То, как светились глаза Мегатрона, навсегда врезалось в его память. Он снова видел тот взгляд – такой же не угасающий, любящий и страстный, который он видел на празднике Бельтайна два столетия назад. … семь, шесть, пять… Оптимус не раздумывал, когда он сказал следующие три слова. Они просто вылетели из него в приливе чувств между поцелуями. - Я люблю тебя. Мониторы начали показывать прямую линию. - Оп… ти… мус… - прошептал Мегатрон в губы Оптимуса. Это было благословение, слетевшее с его уст. Три нежных слога, которые говорили о прощении, любви и желании. Затем он вздохнул, будто избавляясь от тяжкой ноши. Его руки безвольно повисли, оптика погасла, как расплавленная сталь, погруженная в воду, и его рот полностью расслабился. Оптимус застыл, широко раскрыв оптику. Его губы все еще касались губ Мегатрона, ища ответной реакции, хоть вибрацию, подергивание, но не было ничего. Ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что рот Мегатрона был закрыт только потому, что его поцелуй не давал ему открыться. Он задрожал и отодвинулся. Смерть была для Оптимуса не в новинку, он видел ее миллион раз, так что он знал точно, что он видел. Мегатрон больше не был похож сам на себя – его оптика была черной, и его рот широко раскрыт, обнажая клыки в безмолвном крике. Он ушел. Из всех смертей, свидетелем которых был Оптимус, эта смерть причиняла боль больше всех. Он обвил шею Мегатрона руками, прислонившись щекой к его щеке. Было странно чувствовать Мегатрона лежащим так неподвижно, когда он двигался и разговаривал всего несколько секунд назад. Разговаривал этим красивым, низким голосом. Теперь он замолчал. Навсегда. - Война окончилась для тебя, Мегатрон, - прошептал он. – Все кончено. Она не должна была закончиться сейчас. Они могли прекратить ее двести лет назад. Но нет – он был вынужден прятаться под черной краской или за серебристой маской, потому что он был автоботом, а Мегатрон – десептиконом. Он прислушивался к толпе, вместо своих собственных чувств. Если бы той ночью на Бельтайне он смог высказаться... Если бы он не сбежал… Впустую. Утраченная любовь. Упущенные возможности. Омыватель хлынул потоком по лицу Оптимуса. Он вздрагивал, пока, в конце концов, не сломался и не зарыдал взахлеб. Он плакал впервые за … за… он даже не мог вспомнить. Его слезы смешивались со слезами на щеках Мегатрона, превращаясь в большие, стекающие капли. Оптимус рыдал, пока кибертронское солнце не засветило в окно, отбрасывая белые узоры на противоположной стене. Весь плач во вселенной не вернет Мегатрона, но он все равно плакал. Он рыдал и рыдал, пока лицо Мегатрона не промокло от его слез. Он плакал до тех пор, пока не смог издать ни звука. Прошло три часа, прежде чем он смог восстановить что-то отдаленно напоминающее душевное равновесие. Три тягостных, мучительных часа, прежде чем он осознал, что не может держать своего умершего возлюбленного вечно. Он должен положить его и отпустить. Оптимус опустил Мегатрона обратно на стол и положил его руки по сторонам. «Если у меня откроется рот, когда я умру… Сделай одолжение – закрой мне его. Я…не хочу выглядеть так, как будто я умер, крича». Вздохнув, Оптимус положил руку под челюсть Мегатрона и, нажав, закрыл ее. Он подсунул свернутое полотенце под его подбородок, чтобы рот держался достойно закрытым. Это было наименьшее, что он мог сделать. Мегатрон сейчас больше походил на себя, хладнокровного и расчетливого. Нет, не совсем… Он выглядел даже лучше – он выглядел счастливым, как будто в середине чудесного сна. Оптимус коснулся губами рта и лба Мегатрона, взглянул еще раз на спокойное лицо и натянул простыню ему на голову. Он приглаживал простыню до тех пор, пока не удостоверился, что она не соскользнет и не выставит на обозрение неподготовленным зрителям ужасные раны. В конце концов, больше ничего нельзя было сделать. Оптимусу хотелось кричать. Он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Боль потери скривила его изящные губы в безобразную ухмылку. Каждый, кто попадался на его пути, обходил его стороной. У входа в здание он остановился, чтобы сказать: «Мегатрон мертв. Позаботьтесь о нем и не допускайте, чтобы его рот был открыт». Это было все, что он сказал, прежде чем трансформироваться и уехать прочь.***
Оптимус нашел радикалов, ответственных за подкладывание бомб. Свидетели сказали, что он ворвался в их убежище, прокричал имя Мегатрона и казнил их на месте. Без суда, просто пять быстрых смертей. Это было так жестоко и не похоже на него. Народ ликовал, когда он сделал это... что вызвало у него отвращение, когда он пришел в себя и осознал, что совершил. Оптимус поклялся, что это были последние пять жизней, которые он забрал, пока на Кибертроне сохраняется мир. Правительство даже заплатило ему за казни. Тела радикалов были выставлены напоказ как средство устрашения против дальнейшей террористической деятельности. С тех пор, как тела перешли на всеобщее обозрение, сообщений о подложенных бомбах больше не поступало. Останки Мегатрона были демонтированы через семь дней после его смерти. Оптимус не наблюдал за процедурой, но он видел ее последствия, перевозимые на конвейерной ленте. Он пожалел, что посмотрел. Его искра заныла, когда он увидел Мегатрона, похожим на кучу бесполезного хлама. Его части ссыпались в кучу других скончавшихся трансформеров, которые завещали свои тела на использование их частей. Сверху на останки Мегатрона наваливались части других, погребая под собой все, кроме двух его зазубренных, похожих на оленьи рога, антенн и одного плечевого звена. Его меньшие части - оптические линзы, сервоприводы, турбины, трубки и болты будут сохранены и трансплантированы кибертронцам, нуждающимся в них. Остальное будет либо расплавлено и переработано в строительный материал для кораблей, либо использовано для создания тел новых кибертронцев. В куче останков не было дискриминации. Автоботы и десептиконы хранились вместе. Невозможно было сказать, чья это была часть, пока случайно не натолкнешься на кого-нибудь с узнаваемым знаком. - Оптимус Прайм? Оптимус повернулся к курсанту. Тот был синего цвета, с заостренной головой. Нет, это был не Траст, он был слишком низок для Траста. Оптимус мог поклясться, что видел этого курсанта раньше – он был маленьким парнем, превращавшимся в устаревший биплан. Курсант тоже удивленно смотрел на Оптимуса. Должно быть, из-за недостающей маски. Когда Оптимус не носил ее, это всегда сбивало других с толку, потому что без нее он не выглядел сурово. - Да, я Оптимус. Не думаю, что мы знакомы. Курсант быстро отдал честь, – Курсант Пропеллер, сэр. - Вольно, - сказал Оптимус. – Чем могу помочь? Курсант Пропеллер потянулся к панели на своем боку и вынул предмет, завернутый в материю. – Когда я скачал последнюю волю Мегатрона из его процессора, мне было поручено отдать вам это. В точности слова Мегатрона были: «Это принадлежит и всегда будет принадлежать Оптимусу Прайму». Когда Оптимус взял подарок, Пропеллер снова отдал честь. Он напомнил Оптимусу о его курсантских годах, когда в его искре было больше храбрости. Война имеет свойство вытравливать отвагу достаточно быстро. Этому курсанту не придется волноваться об этом. Оптимус слегка улыбнулся, его голубое лицо смягчилось. – Спасибо, курсант. Свободен. Еще одна честь, и Пропеллер поспешно ушел. Его стремление рассказать своим друзьям, что он только что разговаривал с Оптимусом Праймом, было очень заметно. Такое часто случалось с молодежью. Интересно, с Мегатроном десептиконские курсанты вели себя так же, подумал Оптимус, развернув металлическую коробку. Он поднял крышку, и его оптика мгновенно затуманилась. Это была камера искры Мегатрона, отполированная и начищенная до гладкости. У Оптимуса встал комок в горле. Его губы задрожали, когда он поворачивал золотой предмет в своих руках. Камеры искры были сердцами кибертронцев. Они вмещали в себе их сущности, их души. Лишь немногие имели золотые камеры. Возможно, один на миллион. Не думая больше ни о чем, Оптимус открыл свой грудной отсек, обнажая свои внутренние механизмы. Затем он открыл переднюю часть своей грязной, запачканной войной стальной камеры искры, которая покоилась прямо под матрицей лидерства, и вдавил в нее камеру Мегатрона открытой стороной. Его искра переместилась без проблем. Он втолкнул новую камеру искры в свою грудь, вынув старую, и закрыл панель. Прайм отнес грязную, изношенную камеру на конвейерную ленту. Затрясшись, с механическим воем, лента пришла в движение. Оптимус смотрел, как его старая камера искры уносилась прочь, унося с собой его боль, печаль и страдание. Отвернувшись, Оптимус увидел небольшое скопление курсантов, нетерпеливо следящих за ним. Их возбужденные глаза и любопытные улыбки были, как спаивание ноющего боевого шрама. Оптимус улыбнулся им в ответ. – Кто хочет услышать историю о войне? Крики: «Я!» - почти заглушили механические шумы отсека для металлолома. - Расскажите нам о ваших битвах с Мегатроном! – выкрикнул кто-то еще. - Какую именно? – засмеялся Оптимус и вытер оптику. Слезам нет места перед курсантами. - У меня их был миллион. Больше взволнованной трескотни. Оптимус сел на транспортный контейнер и решил начать сначала. Его рассказ охватывал долгую историю войны. Он отвечал на вопросы и разъяснял детали тем, кто пришел позже и присоединился к рассказу. Он закончил всю историю чуть меньше, чем за пять часов. Его заключительные слова были такими: «Если вы когда-нибудь полюбите кого-то, просто скажите им. Не ждите до последней минуты». Оглядевшись по сторонам, Оптимус осознал, что курсанты десептиконов сидели вместе с курсантами автоботов. Он бы не заметил, если бы не увидел их знаки. Две группы сидели вместе, объединенные рассказом о войне, продолжавшейся дольше, чем их жизни. Война ненависти, закончившаяся любовью. Все едины… Оптимус почувствовал, как эмоции снова захлестнули его. Нам не надо больше делиться на фракции, Мегатрон. Жаль, что ты не можешь этого увидеть. Твоя жизнь не была никчемной и не была прожита зря. Она учит их тому, чему научились мы на своем горьком опыте. Я клянусь, что сделаю рассказ нашей истории молодым поколениям делом всей своей жизни. Я… Это было слишком. Оптимус закрыл маской фейсплет и положил руку на оптику. Сказались все годы сохранения бесстрастного выражения лица. Слишком много эмоций разрушили стену, которую он больше был не в состоянии удерживать. Скрывание под масками… вот что является причиной войн. Больше не буду прятаться. Он опустил руку и снова убрал маску. Он позволил курсантам увидеть его слезы, позволил им увидеть, как сильно он любил Мегатрона и как сильно горевал по нему. Молодежь тут же обступила его, некоторые забирались ему на колени, некоторые хватали его за руки, другие обнимали его за шею, и продолжали спрашивать, все ли с ним в порядке. - Я… со мной будет все хорошо, - сказал он, смотря вверх. Оптимус вдруг почувствовал себя смирившимся с потерей Мегатрона. Они любили друг друга только несколько часов… Но он открыл свои истинные чувства и обнаружил, что они были взаимны. Он не мог представить себе более прекрасного конца – умереть с поцелуями и в объятиях любви всей жизни. Оптимус будет помнить этот драгоценный момент всегда. В его памяти возникло изображение Мегатрона, как он выглядел в тот день, когда уходил с мирных переговоров. Образ Мегатрона обернулся через плечо, усмехнулся и пошел дальше, пока не исчез в дверном проеме высоко в синем небе. Война… Она только что закончилась для меня. Он повернулся к курсантам и улыбнулся. Слезы стекали по его лицу им на руки. Все закончилось, и со мной все будет хорошо.