О первом дне весны и котах

      Долгожданный звонок в дверь, и Россия подрывается с места, дабы открыть дверь. Он точно знает, кто это, а на случай незванных гостей есть нежно любимый и обожаемый кран, который скромненько так теснился между зонтиков, стоящих у вешалки. Распахнув дверь, Иван первым делом получил каким-то жёлтым веником по лицу, и, отступив на шаг, Брагинский оглядел некогда шедевр флористического искусства, потирая щеку, на которую пришёлся удар этого самого жёлтого веника.       Жаль, что этот шедевр не выдержал атаки со стороны жестокой реальности в виде лица России. Букет смялся, но Иван забрал его, глядя в голубые глаза самого дорогого человека, от которого он мог вытерпеть не только букет в рожу, но и много чего ещё другого.       "Вздор! — скажете вы, — две сверхдержавы не могут проживать на одних и тех же квадратных метрах, при этом не причиняя друг дружке тяжких телесных повреждений". Отчасти так оно и было, только вместо драк были споры, и иногда эти споры выходили за рамки разумного и вообще того, что можно понять, но державам было абсолютно всё равно, ибо на здравый смысл они оба наплевали ещё очень и очень давно.       Альфред, когда влюбился в русского, бегал за шугающимся Иваном с букетами цветов и конфетами, звонил по тысяче раз на день и всячески старался уделять внимание, если бы не правительство, которое с помощью спецслужб ловило американца по всему миру. Получались весьма занимательные гонки по вертикали, за которыми наблюдал весь земной шар с замиранием сердца и ожидания, когда же рванет.       Но вот в мире вроде всё относительно утряслось, и Джонс, даром времени не теряя, усилил напор на «даму сердца», который вскоре не выдержал и решил: раз вселенная даёт шанс побыть счастливым так почему бы и нет. Конечно, довольно долго ещё оба параноили, но вскоре смирились.       Иван смирился с тем, что он может проснуться засыпанным подсолнухами или другими цветами, смирился и с раздавленными стеклами очков по всей квартире, которые американец опять забыл или на полу, или на кресле, диване, стуле. Привык и к тому, что его могут выдернуть из постели буквально в чём мать родила и, наспех одев, могут увести, например, к Меттью или же потянуть в лес. Альфред же постепенно привык к тому, что ночью на кухне может что-то разбиться, и это вовсе не означало, что там были приведения, к тому, что русский разговаривал со всеми вещами в доме, привык и к тому, что каждый праздник, пусть и незначительный, был для Брагинского Праздником! И именно с большой буквы. Именно поэтому Иван и получил по лицу цветами.       Россия чуть отступил, запуская Альфреда в квартиру и откладывая букет в сторону. Стоило Брагинскому отвернуться, как он услышал жалобный голос Америки:       — Вань, в общем, я... это... не смог мимо пройти.       И повернувшемуся России предъявляют двух котят, которые уютно прижались к теплому американцу и его мохнатому свитеру и заснули после мороза. Иван тихо усмехнулся и поцеловал Америку в щеку, забирая зашебуршившихся после расстегивания куртки котят.       — И тебя с первым днем весны*, дорогой.

***

      Россия сидел в кресле и поглаживал наевшихся и довольных котят.       После того, как их отмыли они оказались довольно милой расцветки: серый — пушистый, с «носочками» и «манишкой» и беленький с коричневым «воротником». Брагинский аккуратно поглаживал теплые тушки и улыбался своим мыслям. Пришёл в себя русский только после того, как на журнальный столик приземлилась ваза с букетом. Только сейчас Иван разглядел цветы.       — А что мимоза-то?       Россия поднял бровь и глянул на Америку.       — А если бы ты разозлился, то ей по лицу было бы не так больно получать, как сказал Франциск.       Брагинский только тихо хохотнул и прикрыл глаза, ощущая, как к виску прижимаются губы любимого человека, на коленях спят две маленьких жизни, а по комнате плывёт нежный аромат мимозы.