***
— Все прошло хорошо, — улыбнулась Кохане, перебирая пальцами ткань кимоно, которое одалживала у Ватануки для прошедшей церемонии. — Даже Химавари-сан с мужем приходили. Ее сын уже вырос, очень милый мальчик. Ватануки сложил оби и улыбнулся ей в ответ. — Рад это слышать. Кохане кивнула.***
— Что. Черт. Побери. Ты. Тут. Делаешь? — спросил Ватануки, скрестив руки на груди и глядя на неожиданного визитера сузившимися глазами. Доумеки, державший в руках два увесистых пакета, невозмутимо ответил: — Я хочу ояко-донбури. — Ты женился неделю назад, — сквозь зубы прошипел Ватануки. — Ояко-донбури, — кивнул Доумеки. Холодная волна гнева, поднявшаяся изнутри, заставила Ватануки вздрогнуть. Он никогда никого не хотел убить так, как сейчас. — Твоя жена?.. — выдавил он из себя. — Дома. Я сказал, что пообедаю у друга. Ватануки громко вздохнул и закрыл глаза. Когда он их открыл, Доумеки все еще стоял перед ним с дурацкими пакетами в руках. Ватануки отобрал их и передал Мару и Моро, которые молча наблюдали за их встречей. — Отнесите на кухню. Девочки кивнули и только затем приветливо улыбнулись гостю. — Приятно видеть тебя дома, Доумеки, — хором пропели они и исчезли из виду. Мокона все еще продолжал стоять около ноги Ватануки. — Ты тоже можешь идти, — бросил тот. Мокона вопросительно посмотрел на Доумеки: — Саке? — Можно, — кивнул тот. Мокона широко улыбнулся.***
— Спасибо за ужин, было очень вкусно, — чуть поклонился Доумеки, откладывая палочки в сторону. — Спасибо, что поел с нами, — ответил Ватануки, перекладывая пустые чашки на поднос и доставая бутылочку саке и две чашки. Мару с Моро тут же подхватили тарелки и утащили их на кухню, чтобы помыть. Мокона лениво развалился рядом с людьми. — Еда была вкусной, но теперь время выпить! — Это для тебя, — сказал Доумеки, указывая на бутылку, стоявшую рядом с Моконой. Ухо того любопытно дернулось и успело перехватить заветную посудину до того, как до нее добрался Ватануки. — Ха-ха! Это мое, Ватануки, и ты не сможешь отнять ее у меня! Мокона поставил бутылку на голову и резво выскочил за дверь, старательно хлопнув ею. Ватануки вздохнул. — Тогда твое завтрашнее похмелье будет не на моей совести, — пробурчал он, поднимая чашу, уже наполненную Доумеки. После они перешли из комнаты на крыльцо, чтобы понаблюдать за полной луной. Оба молчали, и тишина на террасе нарушалась только стрекотом цикад и шелестом ветра. После шестой чаши Доумеки отставил бутылку в сторону и растянулся на полу во весь рост. Ватануки перевел взгляд на него и негромко заметил, скорее для себя, чем для друга: — Ты носишь наперсток… Доумеки молча взглянул на него. — …И обручальное кольцо, — закончил Ватануки, потягивая саке. Внезапно появившийся на коленях дополнительный вес заставил посмотреть его вниз. Доумеки обнимал его ноги, крепко сжав в кулаках черную ткань юката. — Я не могу жить вечно. Его голос звучал приглушенно, но Ватануки слышал его ясно. Он отставил свою чашу в сторону и наклонился, обнимая Доумеки за шею и зарываясь носом в его короткие черные волосы.***
— Тебе понравился ужин? — спросил Ватануки, садясь рядом с гостем и наливая ему красного вина. Тот кивнул, и он мягко вложил чашу в дрожащие руки. — Рад, что угодил. По магазину раздавался топот многочисленных ног, смех Мару, Моро и Ханы — внучки Доумеки. — Совсем необязательно навещать меня ежедневно, — осторожно проговорил Ватануки, наблюдая за потягивающим вино Доумеки. — Твоя дочь приходит сюда каждый вечер, потому что ты не помнишь дорогу домой. — Но я хочу, — ответил Доумеки. — И буду приходить, пока помню, где находится этот магазин. Он случайно пролил немного вина на юката, и Ватануки, торопливо схватив салфетку, осторожно потер пятно. — Интересно, почему ты так упрям, — нахмурился он, отставив чашу подальше. Золотистые глаза обратились к нему. — Ты знаешь почему. Доумеки было почти восемьдесят лет, его лицо покрывали многочисленные морщины, а волосы, некогда черные, как смоль, полностью поседели. Он по-прежнему казался большим, но теперь его запястья были более тонкими, чем раньше, и руки постоянно дрожали. Но в глазах до сих пор не угасли решимость и те чувства, что были у него к Ватануки. Тот медленно придвинулся и обнял Доумеки, зарывшись носом в теплую шею. Слабые руки ласково погладили его по спине. Все верно, это тот же Доумеки. Он по-прежнему с ним. С ним. Живой.***
Это случилось летом. Было ужасно жарко, и Ватануки пытался охладиться вентилятором. Мару, Моро и Мокона баловались в саду с шлангом. Звонок телефона заставил Ватануки подняться на ноги и поднять трубку. — Здравствуйте. Ватануки-сан? Этот нежный голос он узнал сразу. Когда женщина, которой он принадлежал, была совсем маленькой, она приходила с матерью в магазин, чтобы забрать Доумеки домой. Потом она стала ходить за ним уже одна. — Харука, как ты? Как поживает Хана-тян? — улыбнулся Ватануки, приветствуя дочь Доумеки. Когда Харуке было двенадцать, он привел ее в магазин, потому что она хотела посмотреть на волшебника, о котором так много рассказывал ей отец. За исполнение этого желания она заплатила семейной реликвией — браслетом. Потом она выросла, вышла замуж и родила дочку Хану. Та, чуть повзрослев, запросила того же. И в награду отдала Ватануки куклу, сделанную бабушкой. Ватануки обожал их обеих. — Я… я в порядке, Ватануки-сан. Но Хана… очень грустит. Внезапное предчувствие огорошило Ватануки, заползло в его сердце, образовав внутри черную дыру. — Кхм, — прокашлялся он. — Хана… Хана-тян в порядке? Что-то с Доумеки?.. — Отец умер этим утром, — зарыдала Харука. — Я не могла сообщить вам раньше, это было ужасное потрясение… Мама нашла его в кровати, он уже не дышал… Сердце Ватануки застучало чаще. Неровный ритм. Быстрый пульс. — Ох, он держал в руках наперсток, что вы подарили ему… Думаю, вы захотите его вернуть. Я принесу его после похорон… — Да, — хрипло ответил Ватануки. — Принеси, пожалуйста. Я сожалею о вашей утрате, Харука. — Ватануки-сан, — тихо позвала его женщина. — Я знаю, что вам тоже грустно. Вы ведь были очень близки с отцом. — Я в порядке, Харука. Это было неожиданно, но я справлюсь, — из последних сил заверил ее Ватануки. Он понял, что голос предает его, и только сильнее сжал трубку. — Берегите себя. Он повесил трубку, прежде чем Харука успела сказать что-нибудь еще, и повернулся к безмолвным плачущим девочкам, стоявшим за его спиной. — Доумеки мертв? Он не может вернуться? Ватануки вздрогнул и мягко погладил их по головам. — Он ушел, и мы ничего не можем с этим сделать. — Разве Ватануки не грустно? Ватануки несчастлив? Тот вяло улыбнулся им и, снова погладив по головам, направился в свою комнату. Мокона, встретившийся в коридоре, промолчал, бросив ему вслед печальный взгляд. Ватануки как робот добрался до спальни, закрыл за собой дверь и, некоторое время простояв без движения, сполз на пол, дав волю слезам. В последний раз он плакал в день свадьбы Доумеки. Внутри воцарилась вторая черная дыра. Он потерял еще одного человека, который многое значил для него.***
В коридоре послышались уверенные легкие шаги. Ватануки медленно вдохнул дым из трубки, прислушиваясь к ним. Только один человек мог войти в магазин без колебаний. Ватануки снял наперсток с безымянного пальца и, поцеловав его, спрятал за пазуху. — Извините за вторжение, — улыбнулась Хана, открыв дверь. — Я привезла продукты. Ватануки не стал подниматься с дивана, лишь улыбнулся ей, легко кивнув головой. — Спасибо за помощь, Хана-тян. Женщина грустно улыбнулась, отмечая про себя, что глаза Ватануки больше не блестят, как это было раньше. — Кстати, я к вам гостя привела! — внезапно радостно воскликнула она и указала рукой в коридор. — Хм? — отозвался Ватануки и удивленно застыл, увидев кое-кого знакомого. В дверях появился высокий темноволосый мальчик четырнадцати лет, со спокойным лицом и золотистыми глазами. — Это мой сын. Шизука. И у него есть желание.