Разные

      Разные. Они были чертовски разные. Двое совершенно непохожих людей в просторной комнатушке, освещённой яркими лучами утреннего Эдо.       Хиджиката курил, сидя на небольшом диванчике: осанка его, как всегда была безупречной, а одежда идеально выглаженная и чистая, словно он только что получил её на складе Шинсенгуми. Взгляд отличался безукоризненной прямотой, и даже дым, чёрт возьми, дым, который выходил из его лёгких, был также идеален в своём направлении. Гинтоки порой приходило на ум, что зам. командующего проводил долгие годы тренировок, дабы выпускать изо рта струю серого облака под углом ровно в сто восемьдесят градусов. Или же при рождении он уже был с сигаретой в зубах, из-за чего процесс курения был отточен до совершенства, если можно было так выразиться. А быть может, он был всего лишь киборгом, и главной задачей его операционной системы являлась поддержка имиджа? Гинтоки не знал этого, но точно подозревал: что-то здесь явно не чисто. Точнее, чисто так, что аж глаза режет от всей этой идеальности и правильности. Сам же Саката, наоборот, никаким из вышеперечисленных качеств зам. командующего не обладал, разве что бывал почти таким же серьёзным, когда так настойчиво ковырялся в носу. Проводить время за этим занятием он мог до бесконечности долго, точно так же как и Тоширо – курить.       Хиджиката тем временем хмуро и куда более сосредоточенно наблюдал за чересчур важными действиями блондина, довольно неуклюже развалившего на диване, что находился прямо напротив. Почему-то у Тоширо сложилась безумно стрёмная, неприятная и совершенно идиотская ассоциация, от которой хотелось избавиться как можно скорее. Саката напоминал ему соплю. Так бесформенно и совершенно бездейственно мог выглядеть только Гинтоки, всем своим видом показывая полную бесполезность не только для самого замкома, но и для всего общества в целом. Глупо, но такое представление ещё надолго отпечаталось в сознании Хиджикаты.       Изредка обмениваясь косыми взглядами, которые, как известно, тоже были абсолютно разные, пара мужчин продолжали таить молчание. Пара чашек, стоявших на столике, разделяющем пару низких диванчиков, уже перестали отдавать своё тепло и напитки в них практически остыли. Гинтоки, кстати, всегда был уверен, что замком пьёт исключительно чёрный кофе, сидит на подоконнике, травит свои лёгкие табаком и думает о нём — о квартальном отчёте по борьбе с преступностью, конечно же. Но оказалось, что Хиджиката предпочитает крепкий, горячий чай, с умеренным количеством сахара. В отличие от Гинтоки, который любит холодный сахар с кофе. Да, именно так, по-другому это сладкое пойло нельзя было назвать, считал Хиджиката. А ещё он считал, что бессмысленно сидеть тут вместо того, чтоб ловить всяких Кацур и прочих местных нарушителей правопорядка. Только вот встать и пойти заняться делом что-то мешало, из-за чего брюнет так и оставался на месте, выкуривал очередную сигарету и ритмично постукивал пальцами по столешнице. Гинтоки этот стук напоминал удары барабанных палочек перед шумным вступлением какой-то из песен Отсу-чан – спасибо Шинпачи за то, что теперь они не выходят из головы. Один, два, три удара и вот сейчас точно должно что-то произойти, так надо, так должно быть, но почему-то ничего не меняется. Это становится утомительным для обоих, подтверждением чего являются почти синхронные вздохи.       Хиджиката встаёт, рефлекторно отряхивает свои идеально выглаженные брюки, разворачивается к выходу. Ступает так же идеально прямо, и даже когда он наклоняется для того, чтобы надеть свои идеально вычищенные туфли, его идеальная осанка по-прежнему кажется несгибаемой.       — Бывай, — махнув рукой на прощание, он уходит, когда Гинтоки только-только небрежно поднимается со своего места, небрежно шаркает босыми ногами по полу, небрежно прощается ответным жестом уже перед закрытой дверью.       Выходя на лестницу, Тоширо вдыхает на удивление свежий, уже полуденный воздух Эдо, спускается вниз и думает: в следующее утро он обязательно найдёт что сказать.       Вернувшись в комнату, Саката тянет носом тягучий дым, который ещё долго будет выветриваться, после кидает взгляд на пепельницу, полную окурков, и уже прикидывает в уме то, что ему обязательно стоит ответить в следующий раз.