Игры Питера Пэна

Тихий ветерок с едва заметным запахом соли и звёздная тишина. Первое - признак близости моря, второе - просто приятно. Надоела уже эта лесная духота. Она всюду сопровождается неприятной атмосферой ссор и утаиваний. Раздражает. И я ушёл со своего же корабля потому, что хотел прогуляться по острову один в темноте. Без вечных ссор и споров. Думал, может, вспомню что-нибудь приятное. Ан нет. Потому что вспоминать просто нечего уже. Всё приятное в моей жизни уже давно заляпано грязью, кровью. И ядом тенистого дурмана обрамлено по краям. Это как рубцы на груди от боевых ранений. Ткнёшь в один - брат. Второй - Мила. Третий - несвершённая месть. И так далее. Пока шрамы не кончатся. Я иду по берегу, и мои волосы треплет ночной бриз. Я сворачиваю с тропы так, чтобы не видеть корабля. И чтобы меня с него не было видно. И просто бреду куда-то. Обратный путь в любом случае найдётся. Пэн не позволит своему противнику умереть так скучно, заблудившись на его острове. Или он может превратить это в игру. Мне уже плевать. Ибо Генри вернут и без меня. А после возвращения Нила я как будто стал невидим. Для Эммы. Мне казалось, что у меня могут возникнуть к ней чувства. Вновь. Как было с Милой. Я ошибся. В глотке пересыхает. Достаю фляжку с ромом. Когда это я успел всё выпить? Ну да ладно, видимо, пора возвращаться. Разворот на 180 градусов и вечно довольная рожа. Прямо перед моим лицом. Я даже отступаю на шаг. Если бы я так хорошо не знал Питера, то сердце бы ёкнуло. Он ухмыляется. Он здесь хозяин, и потому у его возможностей практически нет границ. Наверное, ему скучно. Я угадал? - Здравствуй, Киллиан, - произносит он вкрадчивым голосом, в глазах черти, сразу видно, что что-то задумал. - Чего тебе надо, Пэн? - спрашиваю, не церемонясь. - Ну зачем же так грубо, а? А я тебе, между прочим, подарок принёс, - и он протягивает бутылку с ромом. Я беру её в руки. Но что-то здесь не так. Подозрительно как-то. - А что я буду должен тебе за это? - Ну, скажем, выпить за моё здоровье? Не знаю, Крюк, к чему всё это, я просто решил помочь, - он состроил обиженную моську. - У тебя никогда ничего не бывает просто так, - но я открываю бутылку. У свежего рома неповторимый запах. Я делаю пару глотков. Он чуть тёплый, сладковато-горький и льётся в горло, словно мёд. Но в нём что-то не так. Что-то лишнее. Я не могу понять что. Меня затягивает в воронку. И я не вижу ничего, кроме двух зелёных глаз с хитрым прищуром. Я не слышу ничего, кроме мальчишески звонкого голоса. Я плыву за ним. Я практически не ощущаю тела. Я не знаю, что я делаю, не знаю, кто я. Да и зачем всё это? Уже неважно здесь, в этом чёрном густом будто нефть тумане. Мыслей нет вовсе. Им не осталось места. Голос сменяется чудесной музыкой. В ней сплетаются нити сотен духовых, хотя подозреваю, что инструмент лишь один, а сознание играет со мной злую шутку. Но я иду на звук. И на свет этих зелёных глаз. А больше ничего и не нужно. Разум слегка проясняется. Но я ощущаю толчок в грудь и падаю. Падение кажется вечным. И заканчивается, когда то ли от приземления, то ли от того, насколько эти зелёные глаза оказались близко, исчезает весь воздух из лёгких. Теперь я вижу лицо Пэна. Я лежу на кровати в каком-то шалаше. - Что за хрень? - спрашиваю я, но в ответ получаю лишь эту ухмылку, за которую ему хочется дать в морду. - Это наша новая игра, мой дорогой пират. Мой крюк куда-то исчез. Мне даже пошевелится тяжело, не то, чтобы спихнуть с себя наглеца. Наверное, последствия того, чем он меня опоил. И его руки издевательски нежно и медленно начинают раздевать меня. - Что, на острове без девочек оголодал, на мужиков бросаешься? Я получил довольно таки сильный тычок под рёбра за попытку сострить. Перед глазами запрыгали звёздочки, а я просто распластался на кровати, пережидая боль. И Пэн этим пользуется. Он раздвигает мои ноги и садится между. И очухиваюсь я уже голый по пояс. Зато сил немного прибавилось, и я наконец могу двигаться. Пэн прикусывает кожу на шее, а я шиплю и пытаюсь его оторвать. Он отстраняется, ухмыляется. У него губы в крови, а я прижимаю здоровую руку к шее. - Нет смысла сопротивляться, Джонс, неужели не ясно. Ты целиком и полностью в моей власти. И запястья болезненно сдавливает над головой. Даже ту руку, что покалечил Крокодил, вытащить невозможно. А у Пэна в руках появляется коротенький клинок. Он наклоняется к моему уху, а холод лезвия упирается в бок. - Будешь брыкаться, и я начну вырезать на твоём теле свои инициалы, - таким нежным голосом, однако ничуть не успокаивающим, нагнетающим обстановку. И он кусает мочку уха, затем шею, пуская кровь. - Меня всегда забавляли эти твои эльфийские ушки, Киллиан. Он проводит по краю раковины языком. Этот переход с жёсткого на мягкий напрягает. И будто Питер прочёл мои мысли, я чувствую, что по боку потекла тёплая струйка крови. Он снова сел, распорол мои брюки ножиком. Схватил одну штанину и дорвал остальное, повторил то же со второй. Я остался разве что в сапогах. Но что-то они не особо скрывают мою наготу. И я как-то внезапно понял, что здесь, оказывается, прохладно. Он сгибает мои ноги в коленях, устраивается поудобней. И я начинаю паниковать: - Хей, Пэн! Ты что, мальчика посексуальней себе не нашёл? На кой чёрт тебе я? - Мне нравится играть с тобой, Джонс, вот и всё. Из его злорадной улыбки хочется выбить пару-тройку зубов. А на тело снова наваливается тяжесть. Видимо, боится, что заеду ему пяткой в челюсть. Лезвие скользит по внутренней стороне бедра. Совсем низко, и кожа начинает щипать. Его пальцы скользят от пореза вниз. И меня всего передёргивает, когда он дотрагивается меж ягодиц. Недолго думая, он размазывает кровь. И приставляет член. - Стой-стой-стой! - лепечу я. Но он кидает на меня раздражённый взгляд и входит. И шипит, а я стискиваю челюсти, сжимаю мышцы. Это больно и мерзко. Пытаюсь оттолкнуться, что есть вообще сил в теле. Но их совсем мало. И Пэн, несмотря на мои попытки испортить ему кайф, начинает двигаться. Сразу резко и рвано. Вжимая меня в кровать и лишая воздуха. И вздохнуть становится немного страшно. Но ему быстро это надоедает. - Киллиан, ты бревно! Ты разве что не скрипишь, когда тебя трахают! - в глазах появляется какая-то детская обида. Несмотря на свой статус, он остаётся ребёнком. - А чего ты ожидал, умник, что я буду извиваться под тобой, как сучка? - выпаливаю с максимальной злостью. Но почему он снова улыбается? Откуда снова эти черти в глазах? Он смеётся. И мы меняемся местами. Я восседаю на его бёдрах, а его член упирается мне куда-то в поясницу. А руки снова скованы, только теперь за спиной. И голова кружится. То ли от усталости, то ли от чего-то ещё. Руки Пэна ложатся на мои бёдра. Он подталкивает меня сесть на свой член, и меня пронзает. Не боль, что-то очень странное. То, от чего член вздрагивает и начинает твердеть. Грёбаный фокусник, он решил-таки сделать из меня сучку. И улыбается во все свои 32. И снова толкается бёдрами, отчего я не сдерживаю стона удовольствия. У меня окончательно и бесповоротно стоит. И я едва сдерживаюсь, чтобы не начать скакать на нём, как портовая девка. Моё дыхание стало тяжелей, а он протягивает руку к моей щеке, мнёт большим пальцем нижнюю губу. - И как я сразу не догадался на тебя немного повоздействовать? Он снова толкается бёдрами, и мне становится плевать на всё. Это до одури приятно. Дикое чувство бьющих по нервам молоточков. Словно волной тёплого воска обдаёт внутренности. В висках стучит кровь, а я насаживаюсь на член этого мальчишки, откинув голову назад и не сдерживая голос. Вообще плевать. Я даже не замечаю, как он освобождает мне руки. Я просто продолжаю, чувствуя, что долго так не протяну. И он сталкивает меня, показывает стать на колени. Я покорно становлюсь, отставляя зад. И толкаюсь навстречу, когда чувствую его член. Пара его толчков, и меня накрывает. Дыхание захватывает, и только поэтому я не ору в голос. Из груди стремится вырваться, выплеснуться всё это удовольствие. Но оно удерживается за рёбра и щекочет внутренности. Я кончаю прямо на простыни. Но Пэна это не останавливает, он то ведь ещё не кончил. И мы продолжаем трахаться. Я не знаю, сколько это продолжалось, но в итоге я был абсолютно выжат и вымотан. И таки заставил кончить Пэна. Я просто повалился на заляпанную простынь и вырубился, когда он насытился. Проснулся только в полдень. В шалаше кроме меня никого. Сквозь импровизированный потолок пробивается яркое солнце. И я, в крови и сперме. И записка на подушке рядом: "Мы ещё поиграем позже, пират".