My pleasure

Гарри Харт никогда не замечал за собой тяги к молодым нагловатым юношам, но Эггзи, кажется, это не волнует, и потому он сводит мужчину с ума сам не ведая того, какое сильное влияние оказывает на своего наставника. Молодой человек словно исключение ко всем известным правилам. Он не поддается систематизации, его поступки не знают законов логики и каких-либо рамок. Он просто есть – с самоуверенной белозубой улыбкой, светлыми волосами и уникальным умением притягивать к себе неприятности. Галахаду хочется запереть пацана в бункере, которому не страшен даже направленный ядерный взрыв, и оберегать от всего мира, упиваясь тем фактом, что лишь он один может смотреть на Анвина, лишь он один может касаться его везде легко и трепетно, лишь он один может ловить едва слышные хрипловатые стоны с красных, припухших губ. «Ты мой» - агенту хочется выжечь, вывести зубами эти слова у Анвина в сладком местечке за ухом, стимуляция которого просто сводит парня с ума. Чтобы тот знал, кому он принадлежит. Чтобы все это знали. Гарри не потерпит, если кто-то будет касаться Эггзи так же, как касается юноши он. Анвин лежит под ним прекрасный и полностью лишенный последней неловкости. Его футболка задрана, открывая взгляду подтянутый живот и тяжело вздымающуюся грудь, а яркая кофта, повиснув на предплечьях, мешает свободно шевелить руками, оставляя совершенно беззащитным. Если смотреть на него слишком долго, подмечая каждый маленький и прекрасный дефект кожи – как, например, это небольшое родимое пятно на правом плече – то можно ослепнуть. И потому Харт не смотрит. Он осязает. Дергающийся кадык и ямку между ключицами – губами, твердый сосок – языком, белоснежность кожи бедер – кончиками пальцев. Его руки путешествуют по поджарому телу, а подушечки прослеживают линии напряженных мышц, выписывая эти прихотливо изогнутые графики на холсте их общего безумия, пока они делят на двоих один вдох, целуясь до изнеможения, до кровавых подтеков в уголках губ. Мужчина осязает кожей каждую тень на тренированном теле, каждую микроскопическую капельку пота. Ему безумно нравится ощущать ладонями чужое тепло, гладкость, силу, томление, он жаден до этого как никогда, он словно сходит с ума по телу Гэри, по его голосу, по привычке закусывать щеку и трагически надламывать брови. Гарри наигрывает сонату Баха на выпирающих ребрах Анвина, когда тот – такой гибкий! – буквально становится на мостик в его руках, не в силах больше терпеть подразнивающие прикосновения, и прикусывает нежную молочную кожу на боку, старательно отгоняя от себя мысль о том, что ему хочется попробовать на вкус горячей молодой крови. Красное и белое – оно будет замечательно смотреться вместе, но сейчас еще рано, еще не время. Разрушить утонченность момента, совершенство этой кожи – настоящее кощунство. И потому агент двигается в противоположном собственному желанию направлении, оставляя еле ощутимые поцелуи там, где темнеют крапинки родинок. Парень весь – словно кусочек янтаря, яркого и теплого, с утопленными в глубине искорками скрытых талантов и прекрасных мелочей. Этих самых «искорок»-родинок у Эггзи много, и вскоре, утопленный в нежности, задыхающийся, он буквально скулит, вымаливая разрешение на что-нибудь большее, потому что терпеть полутона и намеки уже нет никакой возможности. Руки Гарри словно обнимают парня сразу со всех сторон, губы – клеймят, а кончики пальцев цепляют длинную тень от ресниц на щеке, скользят дальше, к приоткрытому рту, пробираясь внутрь. Там тепло и мокро, и парень умоляюще смотрит яркими, повлажневшими от слез, вызванных неконтролируемым желанием, глазами. Он извивается всем телом, в попытке прижаться теснее, и посасывает чужие пальцы, старательно втягивая щеки. От этого зрелища мужчину бросает в дрожь, и он все же прикусывает плечо Анвина, оставляя свою метку у того на теле. Харт находит в себе силы вновь отстраниться, раздвигает стройные ноги с острыми коленками в стороны и смотрит точно в глаза своему протеже. Мужчину сводит с ума этот терпкий и одновременно сладковатый запах молодого тела, нежность кожи бедер, которые он ласкает так, словно от этого зависит жизнь потенциального агента Kingsman. Галахад вслушивается в громкие, несдержанные стоны, почти крики, в проклятья, которые срываются с несдержанных губ, когда Эггзи умоляет его быть напористее, дать то, о чем он так просит, о чем молит его тело, заставляя гореть словно в огне. Но Гарри все никак не может успокоиться, спускаясь еще ниже, к узким стопам, чтобы провести по красиво вогнутому своду языком и втянуть в рот большой палец. В этот самый момент агент поднимает взгляд на своего ученика, и тут же имеет возможность наблюдать, как закатываются от удовольствия потемневшие глаза, и слипшиеся влажные ресницы темным веером стараются удержать остатки сознания парня. - Знаешь, тебе достаточно будет просто один раз коснуться меня… там… чтобы я кончил. Так что просто сделай это, - Анвин растягивает губы в слабой улыбке, комкая простыни сведенными судорогой пальцами. А затем буквально рыдает от наслаждения и облегчения, когда Галахад ласкает его тело в том месте, где это сейчас нужнее всего…