Значит, судьба?

Мидорима был холодным, высокомерным и нелюдимым. Наверняка, считающим себя лучше, совершеннее и умнее большинства окружающих. Свое свободное время он предпочитал проводить за игрой в сёги или чтением-заучиванием медицинских справочников, Кисэ даже порой удивлялся, каким ветром его вообще занесло в баскетбол. Каким ветром их всех туда занесло? — Может, побросаем мяч, Мидорима-чи? — Рёта вопросительно заглядывает в глаза, и Шинтаро невольно вздрагивает, откладывая книгу в сторону. — Один на один. — Ты же с этим предложением обычно за Аомине бегаешь, — замечает Мидорима, мгновением позже возвращая себе утраченное было самообладание. — Вот с ним и играй. — Ну, сегодня мне хочется сыграть с тобой! — пожимает плечами, весело скалясь, а у собеседника от одной его улыбки ком в горле встает, который не вытравить и литром воды. — Пойдем? — Я занят. — И это не то, чтобы «честная правда», но вполне неплохой предлог для очередного отказа. Когда Кисэ это понимает, то перестает лыбиться и хмурится так, словно Мидорима его в самом деле чем-то обидел. Сам Кисэ был излишне — по мнению Мидоримы — импульсивным, до невозможности упрямым — «ослом», — чересчур общительным и дружелюбным. Но — недоверчивым. И в этом, пожалуй, была их единственная схожесть. Они не доверяли. Никому. То ли сильно «обожглись» в прошлом, то ли… То ли просто так и не научились доверять кому-либо. — Ты меня когда-нибудь предашь, а, Мидорима-чи? — Рёта откидывается на спину и расставляет руки в разные стороны так, словно собирается делать «снежного ангела». Шинтаро сдержанно хмыкает: «Тоже мне ангел». — Мне-то откуда знать? — он пожимает плечами и переворачивает страницу учебника по истории. Скукота: кто-то снова кого-то убил ради власти, а затем его же отравила чья-нибудь жена или любовница. Истории европейских стран до тошноты банальны. — Ты об этом совсем-совсем не думал? — Рёта удивляется так, будто в самом деле не понимает, как можно было ни разу не подумать о предательстве своего друга. Партнера?.. Шинтаро это даже немного смешит: вот уж точно — параноик. — Хочешь сказать, что ты каждый день перед сном планируешь, как бы меня наиболее качественно предать? — Я просто не отвергаю и эту возможность. — Глупо. В общем, они были… вместе. Кисэ абсолютно не представлял, как у них все так вышло, а Мидорима закатывал глаза и говорил, что у судьбы на все свои причины. — Значит, судьба? — Рёта смешно фыркает. — Ты правда веришь, что наши отношения — это судьба? — Скорее, наказание. — Ха-ха! Мидорима-чи, знаешь, а мне даже нравится этот твой вариант с «судьбой». Они были вместе. И от этого одиночество уже не казалось столь пугающе-неизбежным, от этого все вокруг внезапно наполнялось хоть каким-то смыслом, и Мидорима не раз утверждал, что его новой «неизбежностью» стал Рёта, ну, а Кисэ… Кисэ просто смеялся, говоря, что он постоянно принимает все очень серьезно. В их случае серьезность — это, скорее, минус. Шинтаро часто думал о том, что однажды непременно женится на привлекательной женщине, создаст новую «ячейку общества», станет хорошим отцом для своего наследника. Рёта не сомневался, что в будущем его ждет одна «большая-чистая-любовь», про которую обычно только в книжках пишут. Разумеется, не с Мидоримой. Оба ставили под вопрос и собственную ориентацию, и совместимость друг с другом: гороскопы, личные предпочтения и все такое. Они были уверены, что, когда придет подходящее время, то смогут сказать друг другу «Прощай» без лишней сентиментальной чепухи и никогда не будут сожалеть о сделанном выборе. Но сейчас — в этот самый момент — они, такие разные, до сих пор были вместе и не представляли для себя ничего… счастливее. Потому что уже были вполне счастливы. — Возможно, я люблю тебя, Мидорима-чи. — Возможно? — Шинтаро угрюмо смотрит на веселящегося парня. — Ага, — Рёта снова скалится, и в золотых глазах играются задорные искорки азарта. — А возможно я даже когда-нибудь смогу сказать тебе это без «возможно». — Спасибо, наверное. — Эй, я тебе тут душу раскрываю, между прочим! — Да, спасибо за это. И были даже почти влюблены друг в друга. Сейчас. Пока еще. Ведь судьба же. Что с нее возьмешь?