Оттепель

Этой ночью Рихард спал очень плохо. Ему снились настоящие кошмары, в одном из которых он оказывался целиком запутанным в липкую розовую субстанцию, мерзко воняющую псевдоклубничным ароматом. Барахтаться в ней без всякой надежды на удачное высвобождение было страшнее, чем в реальности провалиться в настоящее болото. В другом эпизоде за ним с грозным шуршанием гонялись его же собственные штаны, покрытые плотной коркой льда и безмолвно вопрошающие при этом «за что?» А перед самым пробуждением он оказался намертво приклеенным к какому-то жесткому стулу всё той же дурно пахнущей липучкой, вокруг него с жужжанием кружились чашки горячего кофе с валившими из них клубами пара, и каждую секунду их содержимое грозило пролиться на его голые коленки. Круспе проснулся в холодном поту, и обязательный утренний стояк вызывал непередаваемое чувство тотального раздражения. Казалось, что у него стоял на эту самую жвачку и вчерашние глубокомысленные размышления о манипуляциях с опрокинутыми чашками. Всё утро измученный ночными ужасами несчастный мужик пытался себя чем-нибудь занять, лишь бы привести в порядок свои растрёпанные чувства: провёл в душе не менее часа, усердно тренировался на беговой дорожке и даже за продуктами сгонял в супермаркет. Полезных занятий ему в аккурат хватило до обеденного времени, и Рихард позвонил Линдеманну, условившись встретиться с ним возле подъезда. К двум часам дня он практически пришёл в норму, отчётливо осознавая, что клубнику он разлюбил окончательно и бесповоротно, а на жвачку теперь не сможет смотреть без определённого чувства гадливости. А тут и Тилль подоспел, улыбающийся и в отменном настроении. Оказалось, что у него что-то там зацвело в оранжерее в очередной раз, и он принялся хвастаться своими достижениями в области растениеводства, нимало не заботясь о том, что Круспе это неинтересно совершенно. Рихард вообще с трудом понимал это увлечение цветами, с его личной точки зрения – абсолютно немыслимое для мужчины. Его разбирал гомерический хохот каждый раз, когда этот упитанный седеющий герр с глупой улыбкой начинал сюсюкать со своими розочками. Но сейчас он с удовольствием переключился на обсуждение размера и цвета распустившейся, наконец-то, Blue Parfum – благо можно было окончательно отвлечься от собственных мыслей. Линдеманн был бесконечно благодарен Рихарду за то, что тот не потащил его обедать в какое-нибудь пафосное заведение. Тилль действительно проголодался и не хотел вместо поглощения пищи без конца раскланиваться и здороваться. Удивительно, как он сам не обратил внимания на небольшое кафе, уютное и чистенькое, расположенное совсем недалеко от его собственного дома. Столики, словно нарочно, на двоих, с весёленькими скатертями в бело-голубой горох, скромный букет живых цветов посередине, милые девушки-студентки с улыбками, в которых явно зашкаливал процент обычного приветствия. Было понятно, что узнали, но виду не подавали – держали марку. Тилль сделал в уме заметку обязательно черкнуть пару слов на салфетке после, как отобедает, а то и не попросят ведь, скромницы. Круспе, подтянув свой полосатый рукав повыше, некультурно водрузил локоть на стол и, ковыряясь в салате, сказал: – У Пауля опять какие-то неприятности в семье, слышал? – и, задумчиво облизав вилку, посмотрел на Тилля. – Меньше бухать надо Паулю твоему, меньше неприятностей тогда будет, – ворчливо изложил свои личные соображения по поводу проблем согруппника Тилль. – Почему это «моему»? – едва не подавился веткой рукколы Рихард. – Ну, ты же за него беспокоишься, не я, – хохотнул Линдеманн, отрезая очередной внушительный кусок шницеля. Круспе продолжал без энтузиазма цеплять на вилку салат из миски, с неодобрением косясь в тарелку Тилля, полную мяса с гарниром из пюре и зелёного горошка. – Ты такой кислый, Рих, потому что не жрёшь ничего, – внезапно выдал Тилль, расправившись со шницелем и приступая к суфле из рыбы. – Сам вчера сказал, что я только и делаю, что жру! – обиделся Круспе и тут же опять припомнил и жвачку, и холодильник, и... Ему как-то резко стало нехорошо и неуютно в обществе старого друга, которому удалось недавно облапить его задницу. Пусть не нарочно, в шутку и вскользь, но у Рихарда последний аппетит пропал, когда он внезапно припомнил свои вчерашние раздумья на полном серьёзе о чашке с кофе. Тилль ни сном ни духом о происшествии не поминал, спокойно пережёвывая обед и изредка поглядывая по сторонам, а между тем официантка поставила перед Рихардом капучино и удалилась. Линдеманн в это время лихо расправлялся с тирамису и не обращал особого внимания на терзания приятеля. Если вчера Рихарду и приходило в голову пошалить с пролитым кофе, то сейчас он этого делать совсем не собирался. Как-то уж по-детски всё это выглядело. – О чём задумался? – Тилль отставил в сторону пустую десертную тарелку и подвинул на край стола свою чашку. – Да так, ни о чём и обо всём, – с лёгкой улыбкой произнёс Рихард, отхлебнул в меру горячий и сладкий напиток и вернул емкость на блюдце. И вот тут произошло непредвиденное. То ли Круспе неосторожно опустил чашку, то ли сервиз основательно поизносился, то ли кто-то наверху подслушал тщательно запрятанные даже от самого себя мысли Рихарда и решил помочь с развитием событий, но, предсмертно звякнув дном о свою опору, чашка развалилась ровнёхонько пополам, следом по непонятной причине треснуло само блюдце, и из всей этой поминальной конструкции на скатерть, а затем и на Круспе хлынул довольно горячий ручей красивого тёмно-бежевого оттенка. Изумлённый Рихард с разинутым ртом смотрел на восхитительные разводы жидкости на своих многострадальных штанах, стыдливо припоминая, что вчера он хотел нарочно провернуть такую штуку. Однако его опередили исключительно дружественно настроенные высшие силы, не дав ему даже время на раздумья. – Ну, ё-моё! – лицо у Тилля вытянулось, и он тоже сидел в полном ступоре, не зная, что предпринять. Рихард тем временем, ничтоже сумняшеся, зачем-то схватился за осколки и чуть не заорал благим матом. Остатки белого блюдца мгновенно окрасились красным, и к потёкам кофе со сливками добавился мрачный бордовый колер. Хрен бы его знал, что именно зацепил на пальце Круспе, но кровища из тонкого и небольшого пореза хлестала вовсю. Возле столика материализовалась парочка натянуто улыбающихся девиц, которые наперебой стали предлагать помощь, убирая негодную посуду, пытаясь протереть стол и джинсы Рихарда одновременно. Сам он при этом сидел бледный как мел, вытянув над столом раненую конечность и жалобно посматривая на Линдеманна. Круспе побаивался крови, впрочем, как и все настоящие мужчины. Нет, конечно, во времена своего славного борцовского прошлого чего ему только не доводилось видеть: и носы разбитые, и переломы открытые, но ярко-красная жидкость, в большом количестве и без остановки капающая из глубокого пореза, вызывала в нём откровенный страх. Наконец Линдеманн отмер, хлопнул ладонью по столу, разогнав несостоявшихся помощниц, без толку суетящихся вокруг полуобморочного Круспе, и, подхватив его под локоть, поволок к выходу, не забыв, впрочем, оставить на столе внушительную сумму за обед и сверх того. Порезанные пальцы Рихарда он просто обмотал салфеткой, надеясь, что пропажу льняной тряпки персонал кафе не учтёт. И пока он транспортировал молчащего приятеля до дома, в голову ему настырно лезло ощущение дежавю. Всё это уже было – испорченные штаны, незапланированный визит к нему домой, помощь попавшему в переделку другу... Странно всё это, очень странно. Усадив по-прежнему молчащего как рыба Рихарда на табуретку в кухне, Тилль принялся оценивать масштаб ущерба. Оказалось, что порез пересекал ровной полоской аж три пальца, острый край тонкого блюдца задел, видимо, какой-то сосуд, потому кровь и хлестала без остановки довольно продолжительное время. – Больно? – участливо поинтересовался Линдеманн, осторожно вытирая кровь вокруг раны ватным тампоном. – Не очень, – тихо сказал Рихард и попробовал распрямить свои пострадавшие пальцы, лежащие на ладони Тилля. – Ох! Круспе скорбно вздохнул, жалея себя и удивляясь, с какой нежной аккуратностью Тилль заботился о нём, и как было тепло его руке в большой лапе Линдеманна, и что ему становилось совсем не больно и не страшно. Тилль в это время туго перебинтовал кисть, с сожалением констатировав: – С гитарой в ближайшее время придётся завязать, пока не пройдёт, – порезанная рука по несчастью оказалась правой. – И как тебя угораздило только, блять! На ровном месте! Законченная одна насущная проблема плавно перетекла в следующую. Пока Линдеманн выбрасывал использованную вату, испачканную салфетку и приводил в порядок заляпанный стол, Круспе безуспешно пытался расстегнуть левой рукой пуговицу на штанах. И добро бы она одна была, но качественные «ливайсы» были оснащены полным комплектом пуговиц на гульфике, высокомерно обойдя вниманием удобную и демократичную молнию. Ко всему прочему Рихард имел весьма мерзкую привычку всегда покупать себе штаны впритык, чтоб сидели, как влитые, и обтягивали всё по самое не балуйся. И вот теперь это самое «не балуйся» никак не хотело из штанов выбираться, хоть ты тресни. Круспе кряхтел, сопел и извивался самым непотребным образом, держа на весу правую руку с красивой белоснежной повязкой. Кофе уже, конечно, давно остыл, и теперь в залитых им штанах было холодно и неуютно, снять их хотелось немедленно. Насквозь мокрая ткань противно прилипала в коже сладким капучино, а вредные пуговицы стояли насмерть, как японцы в Пёрл-Харбор. Наконец Рихард окончательно упал духом и, робко глянув в сторону суетящегося Линдеманна, позвал: – Тилль, помоги, а? Тот и сам уже понял, что без его помощи Круспе не обойтись, поэтому без лишних романтических вступлений припёр Рихарда к стене, нагнулся к его ширинке и принялся бороться с неподдающимися гадами. При этом Линдеманну как-то в голову не пришло, что, бесцеремонно ковыряясь пальцами в паху приятеля, он помогал не только скорейшему освобождению того от насквозь пропитанной холодной жидкостью шмотки, но и запустил при этом некие неконтролируемые процессы в организме друга. Тёплое и невнятно-приятное полыхнуло внизу живота, и Рихард с ужасом осознал, что ещё пара таких манипуляций и у него встанет целиком и полностью. А Тилль между тем уже освобождал его от одежды, назидательно приговаривая при этом: – Большая чашка оказалась, твою мать, весь промок, насквозь. Линдеманн выпрямился, стягивая с Рихарда джинсы вместе с нижним бельём, и оказался лицом к лицу со стремительно краснеющим Круспе. Похоже, у него входило в привычку зависать с зажатым в собственных ладонях голым задом Рихарда. Только сейчас Тилль не завис и, скользнув пальцами по холодной коже его бёдер, поймал взглядом пламенеющие ярко-малиновые уши отводящего глаза согруппника. Этот факт весьма заинтересовал Линдеманна, и он попытался заглянуть в неестественно яркие глаза Круспе, упорно отворачивающего от него лицо. Какая-то смутная догадка скользнула по краю сознания: «Вчера – жвачка, сегодня – кофе, а завтра?» Все эти дежавю выглядели как запланированный сбой в матрице, целенаправленно ведущий к полному краху системы. Решив до конца проверить свои ещё не оформившиеся толком догадки, Линдеманн придвинулся ближе к Рихарду, который и так уже слился со стеной, и, поборов вполне понятную, чисто человеческую брезгливость, огладил его пах. Рихард сдавленно зашипел сквозь зубы, пытаясь убраться с линии огня, но Тилль решил выяснить до конца причину этих малопонятных игрищ в ежедневное одевание-раздевание. Тем более под его ладонью с фантастической скоростью наливалась кровью мягкая и податливая плоть, которую было неожиданно приятно трогать. Тилль со спортивным интересом наблюдал за вертящимся как уж на сковороде, кусающим губы Рихардом и недоумевал, почему тот до сих пор не двинет ему в челюсть. – Это что такое, а? – неожиданно хрипло произнёс Тилль, продолжая ощупывать каменный член Рихарда, задевая кончиками пальцев жесткие волоски в паху. Дыхание внезапно сбилось, словно что-то мешало воздуху проходить в горло, мысли в голове собрались в кучу и застыли, напуганные своей бредовостью, а затылок заледенел от чёткого понимания, что осталась всего секунда, чтобы избавиться от собственной одежды. Линдеманн положил ладонь другой руки на живот Рихарда, заворожённо наблюдая, как тот словно разделился пополам в его вынужденных объятиях. Снизу Круспе раздвигал ноги и едва ли не толкался горячим членом в его пальцы, а выше пояса отпихивал его от себя свободной рукой и отворачивал пылающее лицо с бешено горящими глазами. Тилль уже не соображал, что делал, оглаживая его живот, бока и бёдра, беззастенчиво тиская мягкую, гладкую кожу. От этого увлекательного занятия его отвлёк полузадушенный писк Рихарда: – Отпусти меня, – он отчаянно замотал головой и сделал попытку вырваться, ещё больше притираясь пахом к Тиллю. – Отпустить? Правда? А зачем, если завтра с твоими штанами опять что-нибудь произойдёт и мне снова придётся тебе помогать? – Линдеманна внезапно взяло зло на этого подозрительно покладистого манипулятора, который вытворял чёрти-что. – Скажи честно, что тебе надо? – Да ничего мне не надо! – истерично взвизгнул Круспе и, наконец, посмотрел прямо в глаза Тиллю. Одного взгляда на его возбуждённое лицо с помутневшими, испуганными глазами было достаточно, чтобы Тилль понял – ещё пара неосторожных движений, и эта зараза кончит ему прямо в руку. Но отпускать мягкое тепло кожи не хотелось. Хотелось вообще хрен знает чего. И Линдеманн чуть заметно двинул подбородком вперёд, к самому лицу Рихарда. Круспе в ту же секунду синхронно дёрнул головой, весьма ощутимо приложившись затылком о стену. «Я что, поцеловать его хотел, что ли?» – с изумлением подумал Линдеманн, с не меньшим испугом разглядывая упавшую на лоб чёрную прядь, высокие скулы и побледневшие губы, которые, видимо, и были конечной целью его притязаний. Ситуация становилась катастрофически идиотской. Они оба замерли, вцепившись друг в друга мёртвой хваткой, как два дикобраза колючками. Продолжать было до головокружения страшно, и оторваться сейчас, на данном этапе, вообще не представлялось возможным. Внезапно Рихард зажмурился, обречённо процедив сквозь зубы его имя, уткнулся носом в плечо Тилля и, всхлипывая от стыда, толкнулся ему пахом в ладонь. Линдеманн отвернулся от вздрагивающей макушки и с силой провёл сжатыми вокруг его члена пальцами. Ещё и ещё, уже не пытаясь бороться с желанием гладить его напряжённую спину и удивительно круглую задницу. Круспе вздрогнул всем телом, резко и бесстыже подался вперёд, сжал зубы на плече Линдеманна, заглушая пошлый стон. Не сказать, чтобы Тиллю было очень приятно ощущать в ладони чужую сперму, но он был вынужден честно признаться самому себе, что хотел того же. Чтобы было так же душно, жарко и сладко, через невозможный стыд и неловкость сунуться членом в мужскую руку, и чтобы подрочили, или, может, даже отсосали, а может... Неизвестно до какого развития событий додумался бы в итоге Линдеманн, но его эротическую мечтательность развеял требовательный звонок в дверь. Рихард ошпаренной кошкой заметался по кухне, сшибая все углы разом, пока Тилль не ухватил его за плечи и не впихнул в ванную – всё равно ему туда было нужно в итоге. Затем, ухмыляясь, оттёр с руки следы позорной капитуляции Круспе, и пошёл открывать дверь.