Последняя встреча

Скрип массивной двери эхом отдается по комнате, наполненной мраком, и мой черный силуэт закрывает ее тут же за собой. Освещения почти нет. Только две свечки, догорающие на полуразрушенном деревянном столе. В комнате царит мертвая тишина, не считая хриплого прерывистого дыхания, которое слышно из угла комнаты, больше похожей на подвал. Хотя так и есть. Я снимаю пальто и кидаю его на стол, оставаясь в черной рубашке, так хорошо облегающей мое тело. Медленно поворачиваю и смотрю в твою сторону и, ты, прикованная цепями, которые удерживают твои руки наверху, а сама, упав на колени, опустила голову вниз. Металлические кольца, удерживающие твои запястья, настолько сильно натерли тебе нежную кожу , что кровь, скатываясь по рукам, капает на каменный пол. Твое измученное и изуродованное тело покрыто многочисленными шрамами и царапинами, оставленными мной пару дней назад. Некоторые из них даже толком не зажили и кровоточат, потому что я не кормил тебя и сил на исцеление у тебя нет. Впрочем, кажется, я выбил из тебя всё, что мог. Знаешь, я думал, что справлюсь, и твое убийство мне дастся с легкостью, но вот уже какой по счету чертов день я не могу завершить начатое. Понимаешь? Мне, тысячелетнему гибриду, у которого более тысяч смертей за спиной, трудно справиться с этим. Я истерзал тебя физически и морально, пытаясь заглушить эту слабость, испытываемую к тебе, но, кажется, у меня не выходит. Потому что с каждым твоим вздохом, наполненным очередной порцией страданий, у меня обливалось кровью сердце, отдавая болью по всему моему существу. Мне больно, Кэролайн, так же, как и тебе. Больно с тех пор, когда ты не давала мне шанса узнать тебя. Когда ты пользовалась мной при каждом удобном случае. Когда отвлекала меня, спасая задницы своих друзей, любезно болтая со мной и делая вид, что тебе интересны мои рассказы, и ты наслаждаешься моим обществом. Больно с тех пор, когда впервые увидел тебя и сразу знал, что ты никогда не будешь моей. Всю эту боль я вносил и хотел передать тебе, мучая всевозможными способами. Я откровенно издевался над тобой, когда ты умоляла меня о смерти, и усмехался над твоими жалкими попытками освободиться от цепей, когда ты трепыхалась, словно птица, заточенная в клетке. Ты пыталась разговорить меня, используя какие-то умелые психологические штучки, но я не хотел слушать твои бредни ,и все слова, сказанные в мой адрес, что я могу быть лучше, я считал лишь тем, что ты рассчитывала на мое благоразумие. Ты рассчитывала на то, что я тебя отпущу. Но нет. Эта игра зашла слишком далеко, чтобы после всего этого, я смог тебя так просто отпустить. - Пора просыпаться, дорогая, - поднимаю пальцами твой подбородок и вкладываю в свой голос столько нежности, сколько только могу. Ты, немного встрепенувшись и взмахнув своими пушистыми ресницами, открываешь голубые глаза, в которых нет и тени жизни, потому что я практически забрал ее. Не волнуйся, девочка моя, скоро всё закончится. Для тебя и для меня. - Может, хочешь что-нибудь сказать на прощанье? – я беру стул и сажусь напротив тебя, пристально изучая твое лицо, пытаясь запомнить каждую твою черту. Даже когда у тебя такой измученный и жалкий вид, ты все равно прекрасна, любовь моя. Ты поднимаешь свои безжизненные глаза, одаривая меня обреченным взглядом. Ты знаешь, что я пришел убить тебя. Ты чувствуешь. – Это наша последняя встреча, – говорю я в подтверждение твоих мыслей. Молчание. Скажи же что-нибудь, Кэролайн. Например, что тебе жаль. Что ты не хочешь умирать. Хоть что-нибудь. - Просто гори в аду, Клаус, – ты кидаешь мне свою короткую и сухую фразу, выдыхая воздух из легких. Готов поклясться, с каким трудом тебе дался этот вздох. Я молчу, опуская голову немного вниз, потирая пальцами подбородок. Я не злюсь на тебя. Уже нет. Я не рассчитывал на то, что ты скажешь что-то путное, чем очередную колкую и едкую фразу. - Я уже в аду. Я достаю из кармана пальто деревянный кол, который принес специально для тебя. Ты следишь за каждым моим движением, когда я подхожу к тебе и сажусь на корточки, чтобы наши лица были на одном уровне. Наши взгляды встречаются, но я не вижу в твоем даже толику разочарования или боли. Ты пуста. Я опустошил тебя. Нацеливаюсь на твое сердце, разрывая тонкую плоть на груди. Ты закрываешь глаза и давишь в себе крик, но я вижу, как прозрачная слеза скатывается из уголков твоих глаз. Боже, только не плачь, Кэролайн. Никто не достоин твоих слез. Даже я. - Я бы подарил тебе весь мир, - надавливаю сильнее, когда остается буквально дюйм от твоего сердца. Ты не представляешь, как мне тяжело. Как мне больно вместе с тобой. – Всё бы было твоим, если бы ты полюбила меня, – кажется, у меня у самого катятся слезы. А может, и нет. Ты молчишь, тебе нечего сказать, лишь ждешь своей неминуемой участи. Я собираюсь с мыслями и уже хочу сказать тебе еще что-нибудь важное, но потом не найдя в этом смысла, просто шепчу: – Прощай, Кэролайн, – мой голос леденеет, и я глушу в себе все чувства. Ты не должна видеть меня таким. Никто не должен. Я всего лишь монстр в твоих глазах. Надо оставаться им до конца. Твой последний вскрик заполняет комнату, когда острие кола достигает цели, а твоя кожа становится серой и покрывается венами. Твое тело падает на пол, освобожденное мной от цепей, и я закрываю рукой твои замечательные аквамариновые глаза, в которых когда-то раньше тонул. Надеваю пальто, не желая оставаться здесь больше ни минуты, туша пальцами яркий огонек на свечках. Комната заполняется тьмой, подобно той, что теперь поселилась в моей душе. Потому что я убил остатки своего света.