Мечты о мире

Меня давно не видели в мире. Слухи твердили, что моя история окончилась в кошачьем желудке. Глупости. Она там началась. Смерть – это всегда больно и некрасиво. Но смерть от съедения заживо ещё и унизительна. Кот был так голоден, что заглотил меня целиком, даже не жуя. Тесный рот. Ещё более тесная глотка, сжимающая меня как обвалившийся туннель. И, наконец, мой финал - желудок, полный зловонной жидкости. Говорят, крысы – вонючие создания. Глупости. Ничто не пахнет так же отвратительно, как кошачьи внутренности. И вот я иду вдоль реки, впадающей в бескрайние воды. И вот возвращаюсь обратно, вопреки уговорам и течению. Между этими двумя путешествиями океан потраченного времени. Хочется верить, что потраченного не впустую. Мои крысы ждут меня. Перед уходом меня спросили, когда я вернусь. Ответ был: "Не скоро". И это правда. Все мои знакомые уже мертвы. Мертвы их дети, дети их детей, и их дети тоже. Остаётся только удивляться, что меня ещё помнят. Но меня помнят. Я не Утёс, скрывающийся в туннелях от всех живых. Я не Полночь, не имеющая ни семьи, ни племени. Я люблю быть среди своего народа. Я хочу быть его частью. Пусть даже мои сородичи живут так мало и умирают так часто. Я иду домой. Туда, где прошла моя жизнь. Туда, где она закончилась. Туда, где продолжалось моё существование, пока жажда помощи не погнала меня прочь из родных мест. Это был долгий поиск. Это было долгое обучение. Полночь – связующее звено всех нас. Под "нас" я подразумеваю не крыс, а тех, кто не может упокоиться и после смерти не ложится в землю, а продолжает ходить по ней, получив вдобавок новые навыки. И так как Полночь единственная, насколько мне известно, может разговаривать с другими, она объединяет нас всех. Даже если мы не стремимся объединяться. Она - знание. Утёс – предчувствие. А я – я действие. Не будь я действием, лежал бы сейчас мой путь к моим сородичам? Нет. Нора, в которую можно забиться – вот это стало бы моим будущим, будь я Полночью, Утёсом или кем-то ещё из неупокоившихся. Но я выбираю жизнь среди моего народа. Я меняю бессмертную жизнь легенды на старый амбар. Полночь не понимает. У неё никогда не было дома – только убежища. А это не одно и то же. Убежище – это безопасное место. Дом – это место, куда хочешь возвращаться. Даже если там небезопасно. Я вижу его. Вижу мой амбар. Мой дом. Его деревянные стены переворачивают моё сознание, и я срываюсь и, забыв об опасности, со всех лап бегу к нему. Но развернувшаяся картина заставляет меня остановиться и вспомнить о том, кто я. Я крыса. А крысы должны быть осторожны, иначе закончат свою жизнь в кошачьих когтях. Как эти бедняги. Двое мертвецов уже лежат друг на друге, и на солнце сверкают их шёрстки и кровь. Третий пытается сбежать. Глупец. Крысы должны прятаться, а не бегать. Если уж они удирают, им больше ничто не поможет. Хрусть – и всё содержимое его раздавленной головы течёт прямо в рот ненасытному чудищу, и он урчит, довольный этим тройным убийством. И после этого крыс называют отвратительными существами. Хотите увидеть по-настоящему мерзкое создание? Посмотрите на довольного кота и поймите, что он мурлычет, предвкушая новые убийства. Утёс бы сказал – не вмешивайся – и сейчас он был бы прав. Я ничем не могу помочь беднягам. Я даже не могу отомстить за их смерть. Крыса, мстящая коту – где вы такое видели? Крысы, мстящие котам – а вот это вы увидите довольно скоро. Котяра уходит, подобрав мертвецов, а я смотрю ему вслед и чувствую ненависть. О, если бы можно было убивать взглядом, слабейшие стали бы сильнейшими, потому что никто не может ненавидеть так, как тот, кто ничего не может сделать. Но я смогу. Скоро мы сможем отомстить. Но один взгляд на мой амбар - на мой дом – прогоняет всю злость из сердца. Нам не нужна пустая месть. Мы не собираемся уничтожать всех котов на свете. Мы просто хотим жить в мире. Я проскальзываю в приоткрытую дверь амбара и втягиваю воздух. Да, наша стайка ещё здесь. Коты не заставили их убраться. Дом всё ещё дом. Будь я обычной крысой, слёзы радости потекли бы из моих глаз, но я призрак. Призраки не плачут. Тем временем меня замечают мои сородичи. Они узнали меня. Они подходят ко мне. Замирают и тихо пищат: "Ты вернулась". Я вернулась. Прикасаются к шерсти и шепчут: "Ты вернулся". Я вернулся. Я не вижу здесь ни одной знакомой мордочки. Но я знаю, это – моя стая. Эти крысы никогда не видели меня. Но они знают, я – их лидер. Дожидаюсь, пока соберётся достаточно народа, и начинаю свою речь. Вся та нежность, вся та злость, все те ожидания, вся та надежда, что копились во мне долгими сезонами, сливаются в один страстный монолог. Я говорю с ними о том, что могут понять только крысы. Я говорю с ними о боли и смерти – им это понятно с полуслова. Я говорю с ними о страхе – это понятно даже без слов. Но вот я приближаюсь к переломному моменту и, собрав всю силу духа, произношу: "Есть способ бороться" и, помедлив, добавляю ещё одно слово. Все отшатываются. Все в ужасе. Тысячи тёмных глаз устремлены на меня, и в каждом я вижу знак, которым отмечены все крысы с самого рождения; знак, высеченный, выцарапанный, выжженный на каждом из нас – знак вечного крысиного страха. В них всех бушует погибельный пожар страха, а я ищу только одну искру – искру надежды. Биение сердца. Другое. Третье. Я до сих пор считаю время сердечным стуком, хотя моё сердце уже никогда не оживёт. Четвёртое. Пятое. Шесто… Есть! Крысёныш, почти скрытый спинами взрослых, смотрит на меня, а я на него, и мы видим это в глазах друг друга. Мы видим проблески надежды. И, словно загорясь от наших тихих огоньков, надежда начинает сиять в глазах то одного, то другого… вот уже весь амбар пылает ликующим пламенем. Хотя радоваться пока нечему. Им не был предложен подробный план. Они вообще ещё не слышали даже начало моей идеи. Всё, что их вдохновило – слово на кошачьем. Полночь научила меня говорить по-кошачьи. Но для того, чтобы заставить наших мучителей оставить нас в покое, этого будет мало. Разговор – это хорошо, он поможет котам понять, чего мы хотим. Но чтобы заставить их прислушаться, нам нужна сила. И она у нас есть. Множество крыс, и у каждой острые зубы и цепкие коготки. В странствие меня погнали поиски способа сделать нас сильнее. Но лишь спустя время до меня дошло - мы уже сильны. Мы можем бороться. Всё, чего нам не хватало – руководитель. Голова всего дела. И ею предстояло стать мне. К моменту моего возвращения у меня сложилась картинка того, что нам нужно делать. Может, моя посмертная способность – военная тактика? Забавно было дать такой дар крысе. Но я воспользуюсь им по полной. Начались тренировки. Моим крысам нужно было запомнить, как передавать сигналы прикосновениями и что они означают. С этим не было проблем. Прятаться – вот то, что мы умеем в совершенстве, а тому, кто прячется, необходимо быть бесшумным. Звуки для сильных существ, для тех, кто пугает одним своим видом. Тот, кто мал, обычно молчалив. Но его сердце подчас снедают более сильные страсти, чем у его могучего недруга – ведь тот может выкрикнуть всё, что его не устраивает, поломать пару хребтов, утешить себя насилием. Слабым приходится сдерживаться, и эта сдержанность делает их кровь горячей, умы изобретательными, а сердца безжалостными. Другой, более сложной частью тренировки было моральное окаменение. Моим крысам предстояло вселять страх в котов – но прежде они сами должны были избавиться от страха. Моё мяуканье наводило на них дикий ужас, но постепенно, день за днём, они привыкали. Следующим шагом стали вылазки из амбара с целью посмотреть на котов. Обычно мы всем отрядом наблюдали за одним котом, охотящимся на дичь. Под землёй была целая сеть туннелей, так что наше присутствие оставалось незамеченным. Через некоторое время наша армия осмелела настолько, что даже смогла прогнать пробегавшую мимо амбара собаку. Но котов мы пока не трогали. Мне было известно, что в ущелье поселилась какая-то кошачья стая. Надо было прогнать их оттуда, но, покажись мы какому-нибудь одинокому коту заранее, и никакой неожиданности бы уже не получилось. У меня была надежда удивить и припугнуть их своими разговорными навыками и обойтись без пролития крысиной крови. Но накануне нашей планируемой встречи произошло одно событие. В тот вечер мне стало известно, что погибло трое крысят. Тела, как обычно и бывает, были съедены. Я, наверное, по пальцам могу пересчитать все те разы, когда нам было что хоронить после смертей наших сородичей – не считая тех случаев, когда кто-то съедал какую-нибудь дрянь и умирал от отравления. Всё же мне было непонятно, почему крысята сбежали из безопасного амбара. - Они поверили, что могут одолеть котов, - процедил один из крыс. Он был отцом этих троих, это мне было известно, но всё же где-то ещё я его… И вдруг мне стало понятно, кто это. Тот крысёныш, что первым откликнулся на мою надежду. Теперь он, конечно, вырос, но надежда не умерла в нём. Он передал её своим детям, а они… Они были слишком юны, чтобы понять, где кончаются реальные возможности и начинаются бесплотные мечты. - Мы отомстим им? – выдернул меня из размышлений крыс-отец. – Отомстим сегодня? - Я планирую начать завтра переговоры… В его глазах вспыхнул огонь. Маленький проблеск надежды на мир стал большим полыхающим пожаром войны. - Никаких переговоров. Они. Должны. Умереть, - по словам произнёс он. И впервые мне чётко стало ясно, что миром уже ничего решить не удастся. Принеся моим крысам способ избавления от нескончаемых истреблений вчера, сегодня я обрекаю их на ещё одну резню, которая будет грандиозным завершением многодневной войны между нами и котами. Сегодня мы победим или умрём – но кровь прольётся в любом случае. Всё делалось ради мира – но пока мы не принесём кровавую жертву во имя отмщения, мир в наших сердцах невозможен. Одно слово слетает с моих губ, и все знают, что оно значит. - Сегодня. Сегодня мы принесём нашим обидчикам возмездие. Сегодня мы положим начало пути к миру. Сегодня десятки из нас умрут. Наш переход к их пещеркам заканчивается к ночи. Звёзды увидят, как кровь польётся из котов, атакованных кучей – нет, армией – крыс. И как эти крысы поплатятся за свою дерзость жизнями. - Помните – когда я скомандую отступление – вы отступите быстро и без возражений. Крысы переглядываются одними глазами, не шевельнув и головой. Бесшумность – наше всё. - Почему бы не перебить их всех, пока они не ждут этого? - И умереть самим? Нет. Мы развяжем войну сегодня, но главное сражение будет происходить на нашей территории – в амбаре. По мордам моих сородичей видно, что они мало довольны такой перспективой. - А если они просто испугаются и уйдут? Я мечтаю об этом. - Не уйдут. Не смогут. - Почему? - Потому что мы убьём трёх их детёнышей, и тогда они захотят мести. Я прекрасно знаю, что, какими бы чудовищами не были коты, они пекутся о своих мелких подобиях. Если мы убьём хоть одного из них, войны не избежать. Но она и так неизбежна. Я не могу игнорировать сегодняшнее происшествие. Не могу и не собираюсь. - Почему только их? - Жизни трёх котов за жизни троих детей, погибших сегодня. Остальные сами придут к нам и получат по заслугам. Все крысы уже на позициях? Мой вопрос едва заметной волной пошёл по нашим рядам. Через некоторое время, после утвердительного ответа и моего приказа, началась атака. Нам не удалось застать их врасплох из-за их дозорного, но это укладывалось в план. Коты всё равно были растеряны нахлынувшей волной яростных крыс, к тому же спросонья не сразу понимали, в чём дело. Пожалуй, их действительно можно было перебить прямо здесь и сейчас. Для этого потребовались бы вся моя нескончаемая ненависть к этим убийцам – и половина моей армии. Моих сородичей. Моего народа. Того, которому я обещаю мир, но приношу только войну. Того, который не заслужил все эти притеснения и всего этого кровопролития. Я действительно защищаю своих крыс или только удовлетворяю нашу родовую ненависть? Меня опять посещают мысли – и я опять понимаю, что поздно что-либо менять. Каким бы ни был исход моих действий, я принимаю его. Мне приходит сигнал о том, что цели убиты, и командой "хватит" я отзываю всех воинов назад. Наши быстро отступают, всё ещё оставаясь начеку, ведь коты могут погнаться за ними. Так и случается – некоторые из разгорячённой молодёжи яростно кидаются следом и почти догоняют последние ряды крыс. Это приводит меня в ярость, и я кричу им по-кошачьи: - Довольно. Они останавливаются в недоумении, а к ним подбегает коричневый в полоску кот – их предводитель. Ну что ж, у меня не будет шанса лучше, поэтому я выхожу на возвышение и показываюсь им на глаза. Я уже неделю как создаю, переделываю и репетирую речь, но начало её, первые три слова, сложились у меня в голове только сегодня, когда наконец стало ясно, что моя мечта о мире близка к осуществлению – и к кровавому кошмару. - Вы все умрёте. И ужас в их глазах дорогого стоит.