Стать прокси

Дома меня встретила девушка-нянька, грозно сдвинувшая брови и скрестившая на груди руки. Была бы я в спокойном расположении духа, а не в нервном состоянии, то обязательно пошутила бы по поводу ее комичного вида: будто мамаша встречает распутного ребенка. Но в этот момент мне было не до веселья. Совсем. Откровенно говоря, мне хотелось плакать от своей трусости — казалось, ситуация была безысходной. Желание орать на весь мир увеличивалось с каждой секундой, хотя точно также мне хотелось замотаться в одеяло и залезть под кровать, в надежде, что меня в одну из ночей не вытащит оттуда монстр. — Ты где была? — Неважно, — отмахнулась я, поднимаясь наверх. Но вопреки моему «Отстань!», девушка быстро оказалась возле меня и схватилась за верхнюю часть моей руки, решив твердо стоять на своем. Обычно на моем месте люди теряются, когда собеседник становится непоколебим в своем деянии и даже нарушает личное пространство, но этот случай был исключением. Ее прикосновение оказалось болезненным, обжигающим. Мозг среагировал истерично — «Чужое прикосновение!». Она усугубляет ситуацию, невольно показывая, насколько я беззащитна и слаба. Точно так же Он нападет на меня. Легко и напрямую. — Не трогай меня! — громко взвизгнула я, вырываясь из хватки. Но в тот же момент остановилась, понимая, насколько сильно извожу сама себя. Обычное прикосновение без моего согласия... И фееричный взрыв отрицательных эмоций. Не дожидаясь ответной реакции, я побежала наверх и влетела в комнату, хлопнув дверью. — Успокойся, успокойся, успокойся, — бесперебойно, как мантру, шепчу я, мысленно скрываясь от посторонних глаз, сильно опуская голову, когда руки соприкоснулись в молитвенном жесте. Как оказалось, встречаться с чем-то потусторонним было совсем не весело. Вся эта дебильноватая история знатно проехалась по моим нервным клеткам, отчего стало понятно, что, как минимум, будут необходимы систематические походы к психологу. Черт бы побрал эту человеческую сущность или мою натуру — встретившись с чем-то страшным и непонятным я не по-детски пугаюсь и лучшее, что могу сделать в своем положении, это беспрерывно истерить и изредка впадать в ступор. — Успокоилась, — вздохнула я. Промычав сквозь зубы что-то невразумительное, я приподнимаю голову и несколько минут рассматриваю комнату, а в голове зарождается самое скверное за всю мою жизнь предположение. Малли ничего не помнит. Ее озабоченный, встревоженный вид, красное от обиды лицо и полное непонимание всеобщего осуждения ясно говорило за нее. Была ли в голове девушки та странная ночь, или же я неправильно понимаю ситуацию, мне было до сих пор непонятно. Но если вспомнить наш разговор сначала до конца... Надеюсь, на данный момент я сделаю верное предположение. Я верю Малли. Почему - сама понять не могу. Казалось, весь скептический взгляд на мир мигом испарился и я взглянула на него другими глазами. Несмотря на всю нервотрёпку, я заметила, что у меня больше не болит голова, а привычные колики в животе прекратились, и, если на секундочку забыться, то чувствую я себя очень здоровой, а это прекрасно. Чего никогда не было дома, когда я целыми днями сидела и пялилась в монитор компьютера. Впрочем, я готова перемотать время назад, чтобы оказаться в своей уютной комнатке, серьезно засесть в доме и продолжить вести привычной образ жизни, отказавшись от поездки к бабушке. Последнее, казалось, родное слово, больно резануло по сердцу, и я поникла духом. Родные бабушка с дедушкой уехали на непонятную, на какую-то чертову вышку, и оставили свою любимую внучку на попечение невнятной девки-няньки, что ходит вечно недовольная! И мне все равно, что мне девятнадцать лет и я вполне взрослая девушка, которая не нуждается в их попечительстве! Я приехала в гости к бабушке и дедушке на неделю, а те уехали на заработки! В самый важный для меня момент, когда я нуждаюсь в поддержке и защите. В конце концов, я оказалась в сидячем положении за столом, читая первую запись в своей тетрадке. Взяв в руки ручку, я продолжила записывать свои наблюдения. Сказать по правде, этот дневник больше не являлся посланием для других людей, а стал для меня чертогами для раздумий. Как оказалось, если записывать свою проблему, то думается лучше. Из-за этого я больше не терялась в мыслях и могла более-менее разложить все по полочкам, а не хаотично бегать кругами, вспоминая все страшное и приплетая туда вещи пострашнее. Как у практически любой представительницы женского пола, у меня отлично работала индукция, как у мужчин и следователей дедукция, что дает им совершать ряд цепочку мыслей и приходить к точному выводу. Моя индукция, впрочем, как и у всех женщин, была ужасная и, если что-то случалось, я непроизвольно расширяла тему моего негодования и находила наихудший вариант того, что сейчас происходит или должно произойти. После этого я опять расширяю свой круг и нахожу еще наихудший вариант, и так может быть несколько раз. Таким образом, я создаю из маленькой проблемы большую, как из мухи слона. И при споре бросаюсь не фактами, а выводами, которые получились у меня при конечном результате индукции. И записывая все, что со мной случилось, я пытаюсь пользоваться дедукцией, холодным расчетом, стараясь не запутаться в своих суждениях. «Сегодня я нашла девушку, которую видела ночью. Это оказалась Малли — нервная, как и я, девушка, почему-то расстроенная. Она казалось несчастной. При разговоре со мной она была очень мнительной и преимущественно говорила только я, пытаясь разговорить Малли. Как оказалось, все напрасно... Я не знаю в чем дело, но Малли совершенно не помнит ночь, когда она встретилась с нечто. В первый момент она отвергала все мои доводы (но почему!?), говорила, что я ошибаюсь, могла ее с кем-то спутать, а потом призналась, что ничего не помнит. Разве такое возможно? Это похоже на фильм — пух! — и человек не помнит именно отрезок этого времени. Все так легко и просто? Как? Хотя, о чем я говорю? Совсем недавно я убегала от безликого мужчины(?), который мог...» Тут я остановилась, поразившись своей догадке. «...стереть ей память о случившемся». На этом моменте мне хотелось долго и бешено смеяться. Невольно создалось ощущение, что я пишу какой-то роман с жанром мистики. Сижу и сочиняю от нечего делать. О, да, почувствуй себя великим мужиком писателем или в подростковом возрасте девочку, которая не знает, куда вложить свои силы и что делать. Впрочем, последнее относится и к мужику. На этой ноте я зачеркнула последние несколько слов, потом и все предложение. Задумчиво посмотрела на него, непонятно чего стыдясь, и начала активно крутить ручкой, создавая синие полоски, дабы скрыть свою фантастическую мысль. Когда этот промежуток оказался закрашенным, появилось неприятное, тянущееся сомнение, и как бы я не пыталась начать писать снова, у меня ничего не получалось. Мысленно поспорив с самой собой, я написала это предложение снова и вдумалась в значение этой мысли. И снова зачеркнула. Процедура повторилась с небольшим различием: я закрашивала слова еще усерднее, изредка еще переходя на первое предложение. И, будто назло, сомнение вернулось с новой силой, с невероятным упорством шепча, что у меня плоское мышление и невообразимо большое мнительное чувство, не дающее многогранно думать. Лучше записать много предположений, даже самых невероятных, чем пропускать все и остаться ни с чем. В конце концов, у меня всегда найдется время посмеяться над этой мыслью и разорвать дневник в клочья. В какой-то момент я напомнила себе маленькую наивную девочку, которая верит в единорогов, Санта-Клауса и мужиков без лиц. Но размышление летит в бездну. Предложение записывается в третий раз, и я читаю, не вдумываясь, и в этот раз ничего не испытываю. Пусть так и будет. «Но почему со мной ничего не случилось? Что меня отличает от той самой Малли? Дайте подумать! Я помню, как Малли приняла цветок... Вот оно! В отличие от Малли, я не принимала цветок, хотя еще мгновенье, и взяла бы его. Вспоминаю это сейчас и мысль о том, что этот монстр может стирать память, теперь кажется дельной. Роза была... Очень странной. Я просто посмотрела на цветок, и меня словно накрыли сантименты. Я вспомнила случай, когда смотрела на синие розы по телевизору в детстве, но он был настолько давний, что я бы его никогда не припомнила. Никогда не питала к розам особой любви, да и ко всем цветам отношусь нейтрально. Если подумать, то это не было чем-то особенным для меня, волшебным или прекрасным. Цветы, как цветы. Но в тот момент я почувствовала невероятное восхищение и даже удовлетворение. Такое чувство возникает, когда ты получаешь то, чего очень долго хотел, что было тебе недоступно». Думаю, этого достаточно. Потрепав тетрадку некоторое время, я спрятала ее обратно. С мыслями было покончено, и первая половина дня подходила к концу. Вместе с этим я поняла, что игра в следователя тоже подходит к концу, так как мне в голову, наконец, пришла действительно дельная мысль — найти таксиста, который довезет до ближайшего вокзала, а оттуда я поеду в родной город. Безусловно, остаться тут было бы более правильным решением, так как я не поговорила с бабушкой и дедушкой, а также не извинилась перед Малли, но передо мной предстала жуткая картина будущей ночи. Мало кто согласится ночевать в стареньком домике, когда по улице ходит нечто. Ладно если бы ситуация обстояла иначе — была бы я придурковатым подростком без инстинкта самосохранения или больной на всю голову - тогда даже с радостью, но я была совершенно здоровым, взрослым, здравомыслящим человеком и оставаться более тут никак не хотела. Выйдя на улицу, я встретилась глазами с сидящей девушкой-нянькой и сконфуженно подумала, что веду себя, как городской балованный ребенок, страдающий припадками и манией величия. С одной стороны, обстоятельства не самые лучшие и мое поведение может быть даже из разряда адекватных, когда некоторые могли уже фольгу на голову надеть, но бедная девушка ничего об этом не знает и вряд ли мое поведение составило лучшее досье на меня. Девушка, не моргая, твердо поднялась, явно намереваясь поговорить снова, и я испытала адский коктейль противоположных эмоций. Она не могла не восхитить своим упорством, когда я бы давно плюнула на это затею и позвонила родителям бестолкового взрослого ребенка, считая дело провальным, а подопечного идиотом. Человек оказался не из робкого десятка и решил идти до конца. Но в тоже время я видела, простите, «упорное» упорство — если говорить объективно, то данная личность напоминает мне носорога, который будет тупо идти напролом и биться своим рогом обо все преграды, вместо того, чтобы обойти их, решив тем самым проблему. Я разрушила тишину раньше: — Как тебя зовут? Девушка удивленно останавливается, а потом смотрит на меня недоверчивым взглядом, будто с этим вопросом я сделаю что-то, из ряда вон выходящее. — Джефри, — произносит она. — Клэр Купер, — отвечаю в ответ я, чуть поклонившись. Джефри, глядя на мои действия, взбадривается. Активно поправляя платок, что удерживает светлые и прямые от природы волосы, она удовлетворённо улыбается, явно выискивая новые темы для разговора во время уходя за хозяйством. Я улыбнулась в ответ, когда в этот же момент моя совесть очистилась до белоснежного белого цвета и я больше не чувствовала себя виноватой перед этой особой. — Что же, спасибо, мне пора! — Как? Куда?! — Таксиста искать. Где у вас главное здание? — Здание напротив нашего магазина, — ошалело произнесла Джефри. — А зачем тебе? — Домой собираюсь ехать. С этими словами я сорвалась прочь и направилась по знакомому маршруту. Моя персона не понаслышке знала, что в деревнях нет сети таксистов, как в городах, потому что такой услугой здесь пользуются в исключительных случаях. И если тебя припирает этот самый случай, то придется либо идти к главному зданию, где тусуются люди со связями, и подберут тебе доброго дядюшку, который не прочь заработать денежку, либо проси об этой услуге своего соседа. Солнце нещадно светило, а старая дорога настырно желала оставить на мне свой след в виде пыли на шортах и крупно осесть в дыхательных путях. Я шла практически бегом, не обращая внимания на пение насекомых и отдаленные звуки крупнорогатого скота, что был на пастбищах. Желание попасть домой увеличивалось в прогрессии, и чем ближе я подходила к главному дому, тем тревожнее становилось на душе. Будто ты опаздываешь на поезд и как бы быстро ты не бежал, он уедет прямо перед глазами. Достичь соглашения не составило труда. Оказалось, что свободных граждан, имеющих транспорт, уйма и мне предложили договориться с любым понравившимся человеком. Подавив саркастическое замечание, что я не на свидании, чтобы знакомиться и договариваться, решила зайти с другой стороны и попросила, чтобы мне выделили самого лучшего водителя на их взгляд и поспешили позвонить ему или дать мне номер телефона. Спустя некоторое время я мысленно прощалась с этим местом, как и с четвертью моих денежек в качестве оплаты жизненно необходимой на данный момент услуги. Единственное, что огорчало, было то, что заедут за мной через три часа. А через два часа начинает темнеть. Впрочем, я благоразумно решила, что впадать в истерику не стоит. Иначе мне действительно понадобится психиатр, если я продолжу нервно оглядываться по сторонам и впадать в ненормальное состояние, когда ночь вступает в свои права. Да, я должна быть спокойной... Быть благоразумной. Интересно, как там Малли? Мысль пришла вместе с горечью. Мои плечи виновато опустились, как и глаза. Я невольно остановилась на полпути к бабушкину дому, не в силах сделать шаг. Я виновата перед ней. Мне не хотелось даже думать, что с этой девушкой что-то случилось. Я готова была молиться, надеясь, что эта глупая особа просто побежала домой, в объятия той странной женщины. Она должна была просто обидеться на меня, как на всех. Ругаться, материть. Но она никак не должна была пропасть... Тут, сейчас, среди белого дня. Буквально после нашего разговора. Ничего такого! Я широким шагом последовала домой, усердно выкидывая плохие мысли из головы. Лучшее, что я могу сделать — это уехать отсюда! Забыть эту чертову деревню! Придя домой, я с удивлением отметила, что Джефри пропала. Стало боязно — откровенно говоря, я рассчитывала на присутствие девушки. Толпой не страшно. Фантазия сразу нарисовала, как девушка с немым укором смотрит на меня, тяжко вздыхает, но все-таки остается до приезда водителя. Теперь же в голову лезет только чудовище, которое так же рядом стоит со мной и хищно улыбается. И я нервно улыбаюсь в ответ, чувствуя, как через секунду умру от страха, как заяц. Внутри дом не казался крепостью. Он больше напоминал капкан, ловушку для меня. Какая-то часть сознания подсказывала, что монстру войти в дом не составит труда, когда для меня это будет проблематично. Вытащив чемодан из шкафа, я принялась спешно кидать в него вещи, которые успела распаковать за эти дни. С трудом застегнув застежку, я глубоко вздохнула и плюхнулась на диван. Затхлый воздух неприятно ударил в ноздри — комната не успела обзавестись хозяином и впитать его натуру. Пришлось открыть окно. Было решено, что прямо перед отъездом я заберу дневник. Потрепанные вещи в пакете, спрятанные под кроватью, лучше оставлю. Если найдут, попрошу, чтобы сожгли. Неуловимо приближалась ночь. Не желая создавать панические атаки, я со всей своей спокойностью легла на кровать, пытаясь расслабиться. Телефон с играми неплохо помог. Позвонили мне тогда, когда за окном была темнота. Я взяла трубку и услышала спасительные слова. За мной скоро приедут. Я встала с кровати и спешно оказалась внизу, открывая дверь. Надо было встретить человека. О том, что я рано вышла на крыльцо, мысли не было. Наверняка человек только собирался ехать. Было мрачно, но моя натура воинственно продолжала стоять, напыщенно-вальяжно облокотившись о косяк двери. Где-то вдалеке работал фонарь изредка слабо подмигивал, хотя свет полностью не исчезал, только становился тусклее. Рука привычным движением сняла блокировку с телефона, чтобы посмотреть время. Прошло пять минут, а водителя не было. Я все ещё не могла побороть жуткое чувство перед темнотой этого вечера. И вроде бы уже начала привыкать к тонким ветвям деревьев, что бились в окно из-за порыва ветра, но тревожное чувство не хотело покидать меня. Я стояла некоторое время на месте, в той же расслабленной позе, пытаясь подавить в себе страх, что с каждой секундой неуловимо рос и никак не хотел искореняться. На секунду перед моим взором показалось что-то невероятное. Я подпрыгнула на месте вглядываясь в темноту двора и ничего не находя. Обведя двор беглым взглядом, быстро зашла в дом. Закрыв большую дверь на ключ, я глубокого вздохнула, шустро сняла обувь и сделала шаг к середину комнаты. Босая нога наступила на что-то мокрое и слизкое, будто на полу был разлит кисель. Я ошарашенно опустила глаза и от ужаса закрыла рот рукой. Много. Слишком много крови. Она будто большим неровным кругом была вылита из какой-то емкости с небольшой высоты — вокруг были характерные брызги. И судя по всему настолько свежая, что только начала сворачиваться. Но еще ужаснее было то, что в ней были маленькие точно такие же красные комочки. "Мясо" — поняла я, делая шаг назад и упираясь в твердую дверь спиной. Что-то мне подсказывало, что стоит побороть страх и отвращение, склонится над кровавой лужей, лучше рассмотреть. Но зубы, словно ожившие своей жизнью, стали стучать с невероятной скоростью, выбивая все мысли из головы. Поборов первый ступор, я медленно, словно в замедленной съемке подняла голову и увидела еще кровь. Но теперь она небольшими каплями уходила в дом, словно кто-то раненый прошел здесь. Я вытерла наворачивающиеся на глаза слезы и попыталась еще отступить на шаг, чувствуя себя на грани полноценной истерики. Присутствие телефона в руках странным образом успокаивало и удерживало от того, чтобы забиться в конвульсиях или совершить самоубийство сию же секунду. Что-то все это время находилось в доме и даже стояло возле двери. В горле словно ком застрял. Я попыталась сглотнуть — неприятно преследовало ощущение, что я проглотила песок. Но организм меня не слушался. Я аккуратно пошла вперед, следуя по следам. Те привели меня к лестнице. Аккуратно, все так же продолжая трястись, я легонько выглянула, отмечая, что наверху нет света. Но я нигде не выключала свет.