Заклинатель

      Клаудия Стилински была совершенно невероятной женщиной и самой лучшей матерью, о которой только можно мечтать. Красивая и светлая, она освещала все на своем пути. Снимала раздражение после долгого рабочего дня, полного опасностей и человеческой глупости, одной мягкой улыбкой, обращенной к Джону. Ненавязчиво журила Стайлза и направляла его неиссякаемую энергию в полезное русло. Оберегала семью, вселяла в них уверенность и веру друг в друга и безвозвратно разбила их сердца, когда внезапно угасла, оставив после своего ухода только невосполнимую тянущую пустоту где-то под ребрами.       Стайлз был совсем ребенком, когда мамы не стало, но до этого момента она успела вложить в неспокойную голову своего сына все то, что впоследствии проросло в нем, пустило корни и превратило его в того человека, которым он является.       Мама ненавязчиво и шутливо рассказывала истории, не давая мальчику заскучать ни на одно мгновение. Кажется, у нее была бесконечная коллекция присказок и легенд, которыми она щедро делилась с любопытным ребенком. Стайлз тогда не знал, выдумывала ли их мама сама или прочитала в какой-то книге, но Клаудия с самого первого слова как будто приподнимала завесу и позволяла взглянуть на тот мир, о котором рассказывала. Пространство гнулось и безвольно плавилось под силой ее звонкого голоса.       Днем женщина была улыбчивой сказочницей, превращая в захватывающее приключение самые обыденные дела. Нелюбимая мальчиком уборка вдруг превращалась в веселые поиски клада или охоту на дракона, дышащего огнем и переливающего цветной чешуей под обжигающе-ярким солнцем, или спасение похищенной принцессы, только обязательно рыжеволосой. Воскресный пикник становился рыцарским турниром или полушутливым поиском лесных гномов.       Но самое любимое время для Стайлза наступало перед сном, когда мама приходила пожелать ему волшебных снов и рассказать последнюю историю — очередную легенду, таинственную и немного мрачную. Тени вокруг внезапно оживали и начинали шелестеть ветками и сухими листьями, мягкая трава чуть заметно сгибалась под ногами статных нимф и загадочных дриад. А по углам зажигались опасные желтые глаза, и раздавался тихий утробный рык. Но все это совершенно не пугало мальчика, он как завороженный смотрел на то волшебство, которое творила его мама.       Наверное, в какой-то из прошлых жизней она была талантливым бардом или одиноким менестрелем, кутающимся в дорожный плащ и изливающим свою душу только верной лютне. Хотя судя по тому, как легко Клаудия подчиняла себе слова и сплетала из них новые миры и вселенные — она была ведьмой, мрачной и опасной. Когда-то она точно завораживала случайных путников одним жгучим взглядом своих золотых глаз, сводила с ума тихим шепотом, проникающим до самых дальних уголков души. Тонкими пальцами сплетала обереги и варила самые сильные яды. Наверное, она жила где-то глубоко в лесу, в такой глуши, что даже свет не проникал сквозь туго переплетенные ветки кривых деревьев, наверное, она была преемницей природы и избранным хранителем, оберегающим все лесные тропы и живые ключи. Наверное, она была невероятно сильной, потому что даже тысячу миров спустя, она все так же созидает, бережет и творит новое.       В этой вселенной Клаудия Стилински складыватель галактик, она прибавляет одну, вычитает две, умножает друг на друга обыденность и загадку, а то, что получилось, отдает своему сыну. Она учит Стайлза творить такое же волшебство, учит его словами выплетать прекрасные узоры и бережно укрывать их от варварских глаз, стремящихся опошлить и обесценить эту почти прозрачную красоту.       Ребенок быстро учится, подхватывает мамины истории и уже сам вдыхает жизнь в новые миры и вселенные. Клаудии кажется, что со временем он переплюнет ее в этом мастерстве, но узнать наверняка ей так и не удается. Она продолжает говорить, пока силы окончательно не покидают ее ослабевшее тело.       А потом, когда женщина может только вяло смотреть из-под полуприкрытых век, ее сын, тот, в кого уже сейчас утекает ее странная сила и тот, в котором будет возрастать и бурлить наследство ее рода, сжимает тонкую руку своими вечно холодными пальцами и начинает рассказывать за нее. Он рассказывает странные истории про людей, которые могли обращаться в животных, про мальчика сумевшего укротить их дикий нрав и красивую огнегривую девицу, ставшую помощницей и спутницей не хуже, чем она для папы.       Он говорит до самого последнего вздоха, чтобы надолго замолчать в тот момент, когда жизнь окончательно покидает некогда прекрасное тело и оставляет мальчику только пустую бездушную оболочку.       Он молчит, когда наконец-то приезжает папа, молчит на похоронах, когда не потерявшую красоту даже в смерти женщину кладут в лакированный гроб и навсегда погребают под метрами холодной земли. Молчит в ответ на все жалостливые взгляды и слова сочувствия. Молчит на мольбы отца, а потом на приеме у психолога, участливо заглядывающего ему в глаза.       Сказать хоть слово кажется невероятной пошлостью. Как будто, если Стайлз заговорит, он обесценит память о маме, сотрет из головы воспоминания о ее звонком смехе и таинственном шепоте, которым она рассказывала свои легенды. Вычеркнет из жизни память о ее нежных руках и медовый сладкий аромат полевых цветов, который всегда витал вокруг женщины. Он молчит ради нее и в память о ней. Запрещает себе выдумывать истории, запрещает вспоминать мамины сказки и открытые ей галактики.       Он давит это желание на корню. Пока в один момент, темнота по углам не начинает шевелиться, а тени не оживают зловещими и темными фигурами. Они тянут к мальчишке свои крючковатые руки, и нет никого, кто бы мог его защитить. Мамы больше нет, и  осознавшие вседозволенность существа, метр за метром отвоевывают его комнату. В тот момент, когда отступать становится уже некуда, а удушливый страх сжимает холодные пальцы вкруг горла так, что становится невозможно дышать, Стайлз слышит в голове мамин голос: «Сынок, просто скажи им уйти».       Мальчик замирает на какое-то мгновение, а потом вдруг осознает, насколько он неправ в своем молчании, насколько он жесток по отношению к папе, сколько миров успело угаснуть от его скорби. Он одним словом прогоняет взбунтовавшийся лес из своей комнаты и бежит на поиски отца, он плачет на груди ошеломленного мужчины, непрестанно просит прощения и обещает сохранить память о маме в каждой своей истории и каждом слове.       Миры бросаются навстречу юному заклинателю, как щенки толкутся под ногами, пока Стайлз вспоминает, как их оживлять, в какой пропорции смешивать рутину и чудеса и куда потом складывать получившиеся галактики.       Мальчик взрослеет, и вместе с ним взрослеют его истории. Скотт, ставший хорошим другом, страдает от астмы и хронической неуверенности в себе только в реальном мире, а в том, который создал Стайлз, Скотт отращивает опасные когти и уверенно бежит по теперь послушному лесу. Сын Клаудии втягивает в эту вселенную совершенно разных людей. Например, забитая невзрачная девушка, кажется, Эрика, кокетливо улыбается и вгрызается в алое яблоко хищными зубами, а тихий и болезненный Айзек одним взглядом подавляет обидчиков, Стайлз не оставляет без внимания и Лидию, ставшую недостижимым идеалом, он представляет ее томной ведуньей, полной жгучей и опасной силы.       В этой вселенной все быстрее, сильнее и обязательно счастливее, чем в жизни. Стайлз иногда представляет, как он бежит по лесу, ноги утопают в мягком мхе, а рядом с ним несутся звери, обдают горячим дыханием, сопровождают и отгоняют все ночные опасности.       Он бережно хранит эту историю, с особой тщательностью оберегает ее от посторонних глаз, вдумчиво вяжет канву слов и ужасно удивляется, когда выдуманный им мир внезапно выплескивается в реальность. Большой хмурый волк без стука и приглашения врывается в повествование и без всякого предупреждения рвет завесу, почти насильно вываливая в повседневность лес, острые клыки и невероятную силу вкупе с легендами и песнями о луне.       В реальности Эрика оказывается еще красивее, чем Стайлз себе представлял. Она, как грациозный хищник, мягко ступает по школьному коридору, приковывает взгляды и насмешливо улыбается на удивленный шепот за спиной. Девушка целенаправленно подходит к Стайлзу, чтобы совсем не целомудренно впиться в его губы на глазах у замершей школы, и так же грациозно уйти, оставив ошеломленному мальчишке только вкус ветра на губах и самое алое яблоко, которое ему только доводилось видеть.       Айзек появляется внезапно, тихо откидывает зарвавшегося Уитмора, тихо прикладывает его лбом о шкафчик и так же тихо исчезает, напоследок чуть заметно кивнув решившему ничему больше не удивляться Стайлзу.       В день полной луны приходит Скотт и приводит странного незнакомца. Тот хмурит брови, упрямо поджимает губы, но, в конце концов, говорит, что его зовут Дерек, и он проделал долгий путь, потому что почувствовал зов. Стайлз кивает, хотя ясно осознает, что вообще не понимает, что тут происходит и о каком зове идет речь, он порывается что-то спросить, да вот только Скотт так счастливо улыбается, все время за что-то благодарит и не дает вставить ни слова. А потом луна выходит из-за облаков, и оба ночных гостя просто уходят в темноту, чтобы через минуту Стайлз увидел звериные силуэты и услышал протяжный вой.       Мама определенно может им гордиться, хотел он того или нет, но сказочная вселенная ожила, выплеснулась и невероятно гармонично прижилась в реальности. Стайлз стал не просто носителем дара, он разжег искру до невероятного пламени, приручил свою способность и прославил память о маме в оживших легендах.       Невероятное тепло разливается в груди, когда Стайлз выходит во двор, на ходу натягивая теплую парку, и видит, как под окном нетерпеливо скребут когтями мерзлую землю огромные статные волки. Звери фыркают, тянут носом лесные запахи и смиренно ждут, когда их заклинатель появится и даст отмашку для ночной прогулки. Из тени, навстречу Стайлзу выходит огнегривая ведьма. Встряхивает волосами так, что едва заметные искры бегут от корней к кончикам, и величественно протягивает руку. Она все делает неторопливо и статно, но по чуть подрагивающим пальцам парень понимает, что она тоже охвачена предвкушением.       Стайлз теребит подставленные волчьи головы, крепко сжимает девичью кисть и больше не оттягивает момент. Делает глубокий вздох, чтоб в следующую секунду сорваться с места, увлекая за собой не ждущую второго приглашения стаю.       Лес расступается перед своим хранителем, покорно показывает тропы и отгибает ветки. Стайлз смакует каждое мгновение, краем глаза ловит неприкрытый восторг на лице Лидии, чуть сжимает ее ладонь и ловит благодарный и теплый взгляд. Сын Клаудии думает, что однажды он, так же как когда-то мама, будет учить своих детей заклинать вселенные и творить галактики, передаст это таинство своим потомкам, чтобы сберечь память о невероятной женщине и самой лучшей матери.       А пока рядом бежит та, от которой сердце сбивается со своего ритма, а сила закипает, как горящая лава и те, от которых тепло разливается от груди в каждый уголок души, Стайлз абсолютно и неприкрыто счастлив. Самая желанная история воплотилась в жизнь и безвозвратно захватила парня, однажды поверившего, что словом можно творить вселенные и изменять миры.