soon we'll be found.

Sia: Soon We'll Be Found Elastic Heart Chandelier Ты стоишь напротив меня, внимательно, словно хищник, следящий за добычей, улавливаешь каждое мое движение, каждую смену эмоций на лице. Мы – олицетворение тех самых “двух сторон медали”, прямо сейчас. Сражение, которое я заведомо должен проиграть – таковы правила телевидения, да? Что может быть лучше? Твои ответы четкие, эхом разносятся по студии, аргументированные выпады, рушащие любые попытки возразить. С грацией чертового тигра, нападаешь, отвечаешь с выдержкой, которой позавидуют военачальники. Пусть так. Пусть эту незначительную схватку я проиграю. На том уровне, на котором все это вижу я – все честнее некуда. Ты – жесткий, словно специально подаренный этому миру воин, твое несчастье – родиться именно в этот век. Твои глаза прожигают меня лютой ненавистью, потому что ты обязан поддаться, а я знаю, что ты можешь легко дать отпор. Ты даже не стараешься отвечать, изображая растерянность, когда якобы не находишь ответа на мои слова. Это забавляет и вызывает отвращение одновременно. Хочется думать, что это именно я имею над тобой такую власть – но мы же честные, верно? Хороший и плохой. Добро и зло в глазах десятков людей, тупо пялящихся в телек этим субботним вечером. Как бы ты отвечал наедине? С какой злостью ты бы разносил все мои попытки ответить? Твои глаза стали такими темными, пусть это лишь освещение – но зрачки сейчас почти полностью заполняют радужку. О чем ты думаешь, когда закусываешь губы, когда прикасаешься к подбородку пальцами? Об ответе? Ты перехватываешь всю инициативу – не даешь мне даже слова вставить, будто спешишь куда-то. К жене и ребенку? Подальше от меня и этого тупого шоу? В гримерку, подальше от камер, где можно прийти в себя и скурить пару сигарет? Отточенные движения, каждое слово – сокрушающий удар. Что я могу возразить? Мне нельзя отпираться сейчас, а ты наслаждаешься этим. Правда? Макаревич объявляет мою победу и опрокидывает эту чертову коробку - дань старым шахматным турнирам. Ты пожимаешь мне руку, и я чуть ли не шиплю от того, как ты стискиваешь мою ладонь, с победной ухмылкой, так не вяжущейся с ситуацией – благо камера берет крупным планом мое лицо, и все что требуется – не поморщиться. Разжав пальцы, кривляешься, в притворном удивлении от такого же притворного проигрыша. Пусть так. Мы не слушаем, что дальше говорит Иван. Сейчас перерыв в съемках, и я надеюсь, что ты скользнешь в темное помещение гримерной вслед за мной. Камеры отъезжают, давая хоть какую-то передышку, а ты тут же уходишь от стойки в середине сцены. Толпа приглашенных зрителей поднимает уже привычный гул, кто-то поправляет макияж, большинство залезает в телефоны. Я слежу за тем, как ты рукой топорщишь челку, тоже доставая телефон – какой шанс, что тебе пишет жена? Какой шанс, что ты просто хочешь отвлечься от всего. Какого тебе чувствовать мой взгляд? Тебе было приятно, когда я случайно касался тебя, пока объективы не ловили нас? Ты прячешься за дверью в дальнем конце студии, и я спешу туда же, толком не понимая, что буду делать. Я не закрываю дверь, уверенный, что ты тут же распахнешь ее. Надеюсь, во всяком случае. Ведь не может так прошибать, словно электричеством, меня одного? Пожалуйста, Евген, ты ведь тоже?.. Телефон вибрирует очередным сообщением – Лена говорит, чтобы был потише, когда вернусь со съемок. В мыслях проскальзывает нечестное, почти гадкое, но распаляющее кровь в венах: “Если вернусь, пока ты еще будешь спать”. Дверь с тихим щелчком закрывается за человеком, полностью закутанным в черную одежду и сарказм – сколько твоих подколок они вырежут на этот раз? Ты отводишь взгляд от экрана, тут же впиваясь своими почти прозрачными глазами прямо в меня, так, что я замираю у двери, даже не убрав руку с металлической ручки. Ты напряжен, но будто бы ожидал, что я примчусь сюда сразу же. Ни страха, ни удивления – лишь любопытство. Я не могу разобрать, я настолько предсказуем, или же, наоборот, действую не так, как ты себе вообразил? Да какая разница? Ты откладываешь телефон на стол, предварительно выключив звук, и почему-то не поднимаешь на меня взгляд, будто бы заинтересовавшись чем-то на стене. Пересекаю расстояние небольшой комнатушки, искоса поглядывая на тебя, и начинаю рыться в сценарии, кипой бумаг развалившемся на столе. Мы до омерзения близко, соприкасаемся бедрами, и ты замираешь, словно картонная декорация. Ты горячий, это чувствуется через два слоя одежды – или это самовнушение, и легкое прикосновение обжигает так только потому, что это – ты. Человек, от чьего поведения, малейших движений, меняющихся интонаций проходит дрожь по телу и напрягается все то, что по сути, не должно реагировать на мужика. Ты увлеченно просматриваешь бумаги, скользя взглядом. Я уйду, а твое шоу еще не законченно, и ты повторяешь роль. Звучит убедительно если бы не беглые взгляды в мою сторону. Значит, мне нужно действовать первым? “Российские комедии это хорошо, потому что…” “Трахнуться с тобой в гримерке это хорошо, потому что… Мы оба этого хотим.” – и моя рука опускается на твою задницу, потому что какая к черту двусмысленность, когда так мало времени. Ты все-таки не выдержал первым, и листы бумаги распадаются на столе. Усмехнувшись, поворачиваю голову к тебе, и твоему полному безумия взгляду, который ты так упорно прятал. Чувствую, что сердце стучит как бешеное – ну и плевать, когда напротив стоит человек, жадно кусающий губы и все настойчивее сжимающий твой зад. Ты горячо выдыхаешь, как только я рывком вжимаю тебя в столешницу, крепко ухватив за бедра. Напряжение, которое должно было рассеяться, только собирается вокруг нас сильнее, и я шиплю тебе в шею – ты откидываешь голову, присаживаясь на стол и разводя ноги. Не должно быть никаких следов, намеков на эту глупость, на то, что у нас все-таки сорвало крышу – и я скалюсь, удерживая себя от того, чтобы сомкнуть зубы на твоей шее. Впиваюсь, что есть силы в твой черный пиджак, будто стянув его, я стяну и твою надменность, злобу и вечную мрачность. Сейчас не до того, чтобы вскрывать твою настоящую натуру – кому какая разница? Я – попсовый актеришка, в твоих глазах более близкий к дешевой шлюхе, чем к человеку. Ты – сосредоточение ненависти и сарказма, обличающий пороки индустрии в которой я работаю. Совершенно не то место и время, чтобы вскрывать и вытаскивать что-то настоящее. И я хрипло выдыхаю, когда ты прижимаешь свою ладонь к моему члену, через ткань джинсов. Бедрами неосознанно подаюсь вперед, ты будто бы полностью растворяешься в моих руках. Своеобразная плата за победу на шоу? Идиот, ничего это не значит. Как и то, что происходит сейчас. Но ты так жарко дышишь. Руки путаются в ширинке твоих штанов и все же расстегивают молнию. Ты сцепляешь ноги за моей поясницей, откидываясь на стол и утягивая меня за собой. Не слушающиеся твои руки освобождают от штанов и белья мой член. Тут же облизываешь свои пальцы и опускаешь их к своему входу. У тебя явно есть опыт, хотя зная твою работу, это почти не удивляет, только наталкивает на пошлые анекдоты. Так спешишь, будто думаешь, что я трахну тебя на сухую. Или, просто, хочешь поскорее закончить. Это было бы правильно. “Быстрее” – потому что так я приучен, всегда спешить. Всю жизнь. И ты еле сдерживаешься, это видно по глазам, это чувствуется в резких движениях – а может, просто так ты обычно действуешь? Я почти впервые стелюсь под кого-то, с кем работаю, из чистого желания, а не потому что так будет выгоднее. Интересно, ты думаешь об этом? Да какая разница, когда так обалденно горячо и хорошо, когда ты входишь. Как бы я не сдерживался, сиплый стон рвется из горла, и я раздосадовано кусаю губы. Прижимаю ногами сильнее, будто бы пытаясь зацепиться хоть за что-то. Не место для ненависти к самому себе, не время думать о своей ничтожности. Не время заботиться о том, что ты обо мне подумаешь – это и так почти кристально ясно. Упираюсь в теплую стену руками, срываясь и вдалбливаясь в извивающееся в ощущениях тело. В тебя. Будь я чуть ближе к реальности сейчас, подумал бы, что с таким потенциалом ты слишком мало светишься по телевизору, который я почти не смотрю. Но сейчас совсем, совсем не до этого. “Быстрее” – потому что времени мало. Потому что сводит челюсть от всего этого. Потому что хочется. И я двигаюсь на пределе своих возможностей, вырывая с каждым резким толчком очередной громкий вздох. От недостатка смазки, от бешеного ритма становится больно, но это ничто по сравнению с горячим дыханием и почти сводящим с ума удовольствием. Впервые, изменяя инстинктам тянусь к губам, поддаваясь желанию поцеловать. Но останавливую себя, зажмуриваясь, и надеясь, что ты не заметишь. Это же так глупо. Кто хочет целовать шлюху? “Находиться здесь с тобой хорошо, потому что… Боже, блять, как хорошо.” Случайный секс, должно быть, имеет свои правила – и ты, один из тех, кто уже зазубрил их. Например, “никаких лишних движений”. Никаких поцелуев. Но ты тянешься ко мне, почти соприкасаясь – я навис прямо над твоим лицом – и в последний момент отворачиваешься, зажмурившись, будто обвиняя себя во всех грехах одновременно. И я ловлю одной рукой тебя за подбородок, чуть сжимая пальцы на челюсти, разворачиваю к себе. Кажется, оба замираем, но всего лишь на секунду и в общем бешеном ритме этого совсем не заметно. Я вжимаюсь губами в твои, влажно и рвано кусаю их, не особо заботясь о том, что это должно значить. Это, наверное, сравнимо по ощущениям с прорывом блокад соперника – если уменьшить масштаб, конечно. Твои губы такие жаркие, и порывистые поцелуи, не столько физически, сколько морально приносящие удовольствие – сводят с ума. Казалось бы, знакомое всем “нормальным” людям ощущение, но такое непривычное для меня. И я закрываю глаза, проваливаясь в бурлящий поток ощущений-рук-вздохов-поцелуев. Целоваться неудобно, ты слишком жестко и быстро толкаешься в меня и губы постоянно срываются на щеки, подбородок, скулы, но мы отчаянно стараемся не отрываться друг от друга. Во всяком случае я, нашедший что-то сверх важное во всем этом. Ты ведешь себя так, будто на каждый лишний вздох тебе нужно отдельное разрешение. И это не по-хорошему заводит, как будто в руки дается полная власть, контроль над желаемым телом. Хочется мотнуть головой, отгоняя от себя это слишком заманчивое ощущение, но ты так отчаянно жмешься к моим губам. Я двигаюсь на грани ощущений, я знаю, что могу оттянуть разрядку – но время, да? Чертово время. И я кладу ладонь на твой член, умелыми и быстрыми движениями распаляя тебя еще больше. Ты жалобно хватаешь губами воздух, отрываясь от исступленных поцелуев. Ты срываешь своими действиями все границы, ведешь себя так, будто все это – не противно тебе. С самого начала, полностью отдаешь себе отчет во всех взглядах и движениях, заставляя меня думать, что я просто попался в сеть, и сейчас – лишь трепыхаюсь в ней, словно муха. Я задыхаюсь от каждого выверенного прикосновения, подмахивая бедрами, словно обезумевший. Мы уже расшатали стол, и я жмурюсь от всего этого, будто бы это хоть как-то может помочь. Еще пара быстрых толчков, еще пара… Твой громкий стон резонирует от стен, а я шиплю тебе в шею, кончая. Ты сжимаешься, и перед глазами начинает все мерцать. Твои ноги отпускают меня, опускаясь на пол. Ты встаешь, прижимаясь ко мне, обхватывая тяжелыми руками плечи. Мы опираемся на столешницу, в пустой, темной комнате, в которой воздух все еще вибрирует от всей этой хуйни, что мы натворили. Моя грудная клетка вздымается в такт твоей, в безумном, тяжелом ритме. Я прикрываю глаза, стараясь унять дрожь в руках, уперевшихся в стол за твоей спиной. Не надо слов, да? Пусть так. Как же безумно лениво ехать сейчас домой, вырываясь из плена этой гримерной, в которой пусть и на недолгое время, но все-таки удалось почувствовать себя живым. Ты не отходишь, не морщишься брезгливо в мою сторону, лишь стоишь рядом, спиной прикрывая меня от необходимости возвращаться к реальному миру, к делам. Сам не зная почему, опускаю губы на горячую, чуть влажную от пота, кожу твоей шеи и шепчу, на грани беспамятства: “Если дождешься конца съемок…” То что? Что, блять, я могу предложить такого, чтобы ты не отказался? Взрослые же мужики. Все что хотелось – сделано. А если были нужны цветы и посиделки в кафе – раньше надо было думать. Я обреченно упираюсь в твое плечо, чувствуя, как мои собственные плечи опускаются. - Дождусь.