Человек Чести

      Он одинок, и не тяготится этим. «У Человека Чести есть жена – Честь и возлюбленная – Великая Талигойя», - повторяет он про себя. А вслух – незачем, ведь некому слушать.       Людвиг Килеан-ур-Ломбах – верный вассал Дома Волн. Он не молод, одинок и чаще всего - недоволен жизнью. Когда-то был старший брат Гвидо, который погиб во время мятежа, что поднял Эгмонт Окделл. Теперь брата нет. Нет никого, кому можно открыть душу. Цивильный комендант встречается с другими Людьми Чести, отбывает положенное время на службе, а дома раскладывает пасьянсы. Ему вовсе не скучно. Бумажные дамы, короли и рыцари – прекрасные безмолвные собеседники, и уж точно не будут стенать, жалуясь на здоровье, как кансилльер, не станут смотреть высокомерно и холодно, как супрем.        Общество нагоняет тоску. Король – безвольная толстая кукла, Первый маршал – хищная птица, королева – тоже кукла, но восковая. Воск плавится в руках, что одинаково хорошо держат шпагу, пистолет, бокал вина, поводья Моро и кэналлийскую гитару. В душе Килеан завидует Алве – но в этом не признается даже себе. Дорак – тоже хищник, только не птица, а паук. Он плетет невидимую паутину, затягивая ее все сильнее. Кардинал даже стареть умеет элегантно, без жалоб на здоровье – с его-то сердцем.       Ему никто не смеет перечить – просьбы всесильного Дорака равносильны приказам Первого маршала. И когда накануне Фабианова дня Сильвестр упомянул, что нежелательно пребывание в столице юного Окделла, цивильный комендант подумал, что придется нарушить обещание, данное графу Штанцлеру. Конечно, его брат воевал против Олларов плечо к плечу с Эгмонтом, но их давно нет в живых. А брать наследника мятежника – себе дороже. Конечно, кансилльер повздыхает, посочувствует, да и отступится. А самому цивильному коменданту оруженосец ни к чему.       Зачем взваливать на свои плечи обузу длинною в три года? Да еще молодого человека в самом неприятном возрасте, когда в голове гуляет ветер вперемешку с глупыми мыслями. Зачем ему все эти мальчишки с блестящими глазами? Покой – вот что главное, и он, Людвиг Килеан-ур-Ломбах, не собирается нарушать его.       Но кто бы мог подумать, что Сильвестр вызовет лично его? Шадди горчит. Комендант не любит столь резкий вкус, но послушно пьет, глядя на всесильного кардинала и готовясь к любым неожиданностям. - Вы уже решили, кого выберете в День святого Фабиана, граф Килеан? - Нет, Ваше Преосвященство. Я полагал, что могу помочь юному герцогу Окедллу, но вы сказали… Кардинал не прячет улыбку. - Абсолютно верно, - говорит он ставя на стол изящную фарфоровую чашечку, - вы возьмете куда более достойного юношу. - Кого же? - Первого из фабианцев – юного наследника герцога Колиньяра.       Речь Сильвестра действует завораживающе. Когда-то Людвигу довелось видеть багряноземельского заклинателя змей. Вот так же звук дудочки действовал на смертельно опасную кобру, что прикрывала глаза тонкими пленками век. - Юноша очень достойный молодой человек, талантливый, умный. С ним не будет хлопот, он получил прекрасное воспитание. К тому же, Эстебан из очень влиятельной семьи. - Его зовут Эстебан? - Да, - кардинал глянул в окно, - через несколько недель Фабианов День. Надеюсь, вы не забудете мою просьбу? «Интересно, - подумал цивильный комендант, - найдется ли в Талиге безумец, способный «забыть» просьбу Его Высокопреосвященства? Разве что Ворон».       В этом Людвиг Килеан убедился в пресловутый Фабианов День, когда Алва назвал фамилию герцога Окделла. В это время Эстебан, маркиз Сабве, стоял за его креслом и скучающе смотрел на оставшихся на площади унаров. Когда же Ворон в своей ленивой манере назвал Ричарда, то наследник Колиньяров злобно усмехнулся. Это не укрылось от взгляда его эра. Впрочем, мальчишка быстро взял себя в руки. - Теперь вы – мой оруженосец, - сухо произнес Килеан, глядя на сидящего на неудобном стуле маркиза Сабве, - и я объясню вам, в чем будут заключаться ваши обязанности.       Оруженосец принял неписанные «правила» Человека Чести: он будет сопровождать своего эра во дворец, выполнять поручения, фехтовать по утрам. Остальное же свое время будет проводить по собственному желанию. Первые недели прошли относительно спокойно. Эстебан был с цивильным комендантом на празднике во дворце, где проводил хмурым взглядом Окделла, и следовал за Килеаном, не давая возможности тому побеседовать с Ариго. Тогда-то ему и пришло в голову, что мальчишку приставили, пользуясь случаем, шпионить для кардинала. Эта мысль вертелась в голове, не давала покоя и ныла, как больной зуб. Фехтовал первый из фабианцев куда лучше своего сеньора, успешно пользуясь новомодными штучками. Некоторые приемы использовал с удовольствием, выбивая шпагу из руки немолодого коменданта. А потом поднимал его шпагу, наблюдая, как тот потирает кисть, онемевшую от удара. - Простите, эр Людвиг, - говорил он без тени раскаяния. - Ничего, - сдержанно отвечал эр.       Неприятность пришла, когда оруженосец явился под вечер, и на конюшню привели короткохвостого коня. Конь не мог быть собственностью маркиза – уж слишком был неказистым. Но хуже было другое – на пальце Эстебана красовалось массивное кольцо, очень старинное, с надписью «Твёрд и незыблем» по ободку. Оно было велико, и постоянно соскальзывало с тонкого пальца маркиза. - Что это у вас, Эстебан? Цивильный комендант нехотя оторвался от пасьянсов. - Просто мне повезло в картах, - беззаботно улыбнулся оруженосец, - наверное, часть вашей удачи перешла и ко мне.       Удача отвернулась от Килеана, когда проигрыш Валме взял на себя герцог Алва. Марианна – приторно-сладкая красота Олларии не скрывала неприязни к престарелому кавалеру, что выиграл покровительство, пусть всего на один вечер. А Ворон играл легко, изящно, и в результате весь выигрыш достался кэналлийцу. А вслед за Марианной и деньгами ушел перстень с аквамарином. - Обыграйте своего оруженосца, или кого-нибудь другого, - посоветовал Алва. Обыгрывать не пришлось. Эстебан, покривившись, сам отдал перстень и коня. - Не следует задевать герцога Окделла, - осторожно заметил цивильный комендант, - Ворон не для того взял оруженосца, чтобы позволять всем и каждому издеваться над ним. - Он его взял, как замену покойному Придду, - ответил маркиз Сабве. - Прекратите, - поморщился эр Людвиг, - недостойно дворянина вести подобные разговоры. Раз герцог Алва взял Ричарда Окделла, значит, на то были свои причины. На это мальчишка ничего не ответил, только упрямо вздернул подбородок, а в глазах мелькнули недобрые огоньки. Упрямым оказался наследник обер-прокурора, и вздорным. Но до поры не демонстрировал свой нрав эру. Колиньяры могли подольститься к тому, от кого зависели. Или, хотя бы, сделать вид.       Серьезный разговор состоялся через некоторое время. Во дворце один из братьев Ариго сказал, что Окделл вызвал на дуэль семерых. И что один из них – его оруженосец, остальные – бывшие однокорытники, с которыми чаще всего проводил свободное время маркиз. - Эстебан, - комендант старался не повышать голоса, - вы снова нарываетесь на неприятности. Я предупреждал вас, чтобы не связывались с оруженосцем Ворона? Да или нет? Последний вопрос остался без ответа. - Я не вызывал его на дуэль, вызвали меня. Как дворянин, я не могу не принять вызов. И замолчал, давая понять, что не желает далее обсуждать эту тему.       В тот вечер Людвиг Килеан долго не мог заснуть. Он вспоминал уложения Золотого Договора, пересчитывал кошек, вертелся с боку на бок. «В конце-концов, какое мне дело до драки мальчишек, - думал он – если Окделл так глуп, что вызвал на дуэль семерых, то поплатится за свою глупость. Конечно, будут разговоры, пойдут сплетни, но где их нет? Я тут не при чем, и вообще, мог не знать ни о каких дуэлях. Ариго будет молчать, ему тоже своя голова дорога». Под утро он задремал, и ему снилась Марианна в багровом платье, с алой ройей на шее. Звезда Олларии призывно улыбалась ему, а по шее струилась кровь, которую было не видно на платье.       Комендант проснулся от шума во дворе особняка. Он наскоро оделся и вышел из комнаты. Тут же к нему подошел, точнее, подбежал дворецкий: - Господин, привезли вашего оруженосца. Он ранен, я послал за лекарем. - Все верно, Клод, - рассеянно кивнул Килеан.       Цивильный комендант топтался под дверью спальни Эстебана. Оттуда доносилось звяканье инструментов да голос лекаря, просившего помощника подать ему корпию, воду или бинты. Рана, как он уже знал, была тяжелая – шпага вонзилась чуть ниже горла, прямо под ключицу. Маркиз Сабве потерял много крови, и если выживет, то выздоровление затянется надолго. А в особняк зачастили визитеры. Сперва приехал встрепанный Северин Заль с перевязанной рукой. Он рассказал, что во время дуэли появился Ворон и по дуэльному кодексу, поддержал слабейшую сторону. Ранил его и виконта Манро, а затем едва не отправил в Закат Эстебана. Едва виконт Заль уехал, как прибыл сам обер-прокурор. Герцог Колиньяр был зол, как сто Закатных Тварей. Он не обвинял прямо коменданта, но говорил с таким холодным презрением, что Людвиг почувствовал сильнейшую неприязнь к этому человеку.       Тем временем, лекарь закончил перевязку и уехал, оставив помощника присматривать за раненым и поить его маковой настойкой. И Килеан-ур-Ломбах вошел в комнату оруженосца. Эстебан лежал на кровати, замотанный бинтами от шеи до груди. На лице выделялись темные полукружья под глазами. Мальчишка метался, не открывая глаз. Помощник лекаря сказал, что у раненого лихорадка, и что он уже напоил его тинктурой, осталось дождаться, пока она подействует. А Эстебан повторял в бреду. - Ворон… ворон… Людвиг вдруг застыл, будто в сердце вонзилась острая игла. Даже на глаза навернулись слезы, а дыхание перехватило спазмом надорской болезни. «Почему мне жаль его? Ведь он, по сути, мне никто. Напротив, оруженосец причинял мне столько беспокойства», - подумал он, не отрывая взгляда от бледного лица юноши. Черные волосы растрепались, несколько прядей прилипло к влажному лбу. Эр Людвиг убрал их со лба и подумал, что готов отдать многое, лишь бы этот взбалмошный мальчишка остался жив. Ворон тяжело ранил его, словно в насмешку – выживет или нет? Темные глаза распахнулись, взгляд раненого был мутным от боли. - Эр Людвиг… простите меня… - еле слышно прошептал он. Человек Чести осторожно погладил слабую руку оруженосца. - Ничего, Эстебан. вы обязательно поправитесь. Все будет хорошо. Тот закрыл глаза и задремал – тинктура начала действовать. А цивильный комендант сидел у кровати и вспоминал притчу, рассказанную геренцием Рафиано когда-то давно. Всю ее он не помнил, но на ум пришла последняя фраза: - Каждый должен быть кому-то нужен. Без этого – никак.