Вкус мая

Ёнджи не любила свою будущую профессию и не понимала, каким ветром ее занесло на факультет юриспруденции, но менять что-то было уже поздно. Поэтому она просто сидит на лекции преподавателя Ким и складывает самолетики из вырванных с Гражданского Кодекса страниц, а затем незаметно кидает их в старосту-зануду Сехуна, который вечером проводит ее домой. Нет, они не встречаются, просто живут в одном районе, а гулять в ночное время одной — точно не входило в перспективы девушки. Маньяков и извращенцев еще никто не отменял, а жизнь была все так же дорога. Во всем виновата была вторая смена в университете и расположение данного государственного учреждения на другом конце города. Черт бы побрал поступать сюда, но престиж вуза и все такое подействовали на родителей девушки, как красная тряпка на быка. — Сехун-а, ну поехали уже домой, а? — очередной самолетик приземлился поверх исписанного листа. Ёнджи ерзала пятой точкой на стуле и корчила недовольную моську сидящему напротив старосте. Ей ужасно надоело слушать целых четыре лекции в этот предмайский вечер пятницы, а оставаться в библиотеке после второй смены, тем более. Но что поделать, парень ни в какую не поддавался на провокации в виде милых подмигиваний и мастерских оригами в форме авиационного транспорта. Он терпеливо отодвигал очередное творение с лекционной тетради в сторону уже внушительного аэрофлота и причитал: — Я говорил тебе, что сегодня занят проектом. Вызови такси. Конечно, он был прав, но на часах было семь вечера. Прекрасный смачный час-пик на дорогах так и «манил» простоять в пробках пару-тройку часов, да и дорогое это удовольствие было для девушки. Общественный транспорт — тоже не вариант, ей уже хватило быть несколько раз облапанной 40-летними холостяками в метро, после которых клялась больше не спускаться в подземелье в такое время без старосты. — Фи, какой зануда, — девушка откинулась на спинку стула и, скрестив руки на груди, стала смотреть на залетающие через окно лепестки вишен. По ту сторону кирпичной стены текла жизнь, невероятно притягательная своим приторным романтизмом и пряными нотками любви. А здесь… Сехун, который, кроме толстой книги по криминалистике, ничего не видит, а, ну, еще Уголовного Кодекса и Конституции Южной Кореи. — Вот отстой, — наплевав на правила поведения в библиотеке, чуть громче положенного «выплюнула» шатенка и лопнула только что надутый пузырь из мятной жвачки. Делать было нечего, а гробовая тишина в читальном зале жутко бесила своей нерушимостью, слышно было только монотонное набирание текста на ноутбуках и шелест переворачиваемых страниц. Активная Ёнджи никак не могла вынести такой умиротворенности, и любой, взглянув на эту картину, спросил бы: «Что она тут забыла?». Все вокруг казалось ей запечатленным в формате «JPG», в то время как себя она считала «GIF». Вытащив клубок наушников из карманчика сумки, она принялась неторопливо распутывать провода, вечер обещал быть длинным, а скрасить его просто жизненно необходимо любимым фолком и упаковкой шоколадно-ореховых пеперо. Не успели ее пальцы распутать последний узелок, как за окном пошел дождь. Первые капли разбились об асфальт и, словно глутамат натрия, прибавили яркости, а вместе с этим усилили аромат. Подойдя к раскрытой створке, девушка стала всматриваться в сбегающие по водостоку потоки дождевой воды. Кончик носа стало приятно покалывать от знакомых запахов городской пыли, газонной травы, кирпича, кованого железного забора, выкрашенного черной эмалевой краской и, утонувших в потоках воды, цветов вишен. Они грациозно лавировали между слегка выступающими камешками грубого покрытия и исчезали в канализационных стоках. Ёнджи недовольно хмурилась жестокой участи столь изящного творения природы, но и суперсилой не обладала, чтобы исправить недоразумение. Кто бы ей помог выбраться отсюда. — Айщ, Ёнджи, и чем не угодил тебе профессор Ким, что ты не ходишь на его семинары?! — неожиданно парень первым нарушил молчание, больше привлекая внимания пары заучек за соседним столом, чем одногруппницы. — Он слишком скучный, — едва заметно пожала плечами та и протянула руку из окна падающим каплям. — И поэтому ты решила поговорить с ним о продаже органов прямо на лекции? — посчитав вопрос риторическим, Ёнджи озадаченно рассматривала мокрую ладошку и была не особо-то и заинтересована разговором с О, но что-то неприятно щелкало в мозгу. «И причем здесь только профессор Ким?» — девушка лишь села напротив старосты, подперев подбородок рукой, и стала внимательно разглядывать сосредоточенное лицо, вновь вернувшееся к книге после бессмысленного диалога. О Сехун был, по ее мнению, воплощением английского аристократизма середины 20 века. Весь его гардероб состоял из однотонных рубашек, джемперов с v-образным вырезом и классических брюк, слегка зауженных к щиколотке уже по нынешней моде. И обязательно только из натуральных тканей и шерсти, никакой синтетики или полиэстера. Мелькали, конечно, и несколько пар джинс в его арсенале, да бывало и с подранными коленками, но казалось, что они явно попали туда волшебным образом или перешли от какого-нибудь кузена, как и пара кед, что прослужили хозяину не один и не два года, им просто не было места в аккуратном ряду кожаных туфель. Истинный юрист с большим будущим, у которого потом появится дом, жена и двое детей. Утром он будет съедать яичницу, листая газету, и целовать в щеку любимую перед уходом, затем покупать кофе в картонном стаканчике и ехать в метро на работу, где его будут ждать стопки дел о расторжении брака, незаконной перевозке марихуаны через границу и убийстве в местном парке. И все больше погружаясь в мысли, девушка понимала, что ни за что в своей жизни не хотела бы оказаться той самой женой семейства с патриархальным устоем. Как-то все до жути пресно и не лезет в горло, заставляя подавиться и выплюнуть эту скучную жизнь, но: — Сехун-а, а тебе какая яичница больше нравится: глазунья или всмятку? Ответа не последовало. У них это было взаимно — не отвечать на вопросы, которые казались им тупыми и вызывали желание только шлепнуть ладошкой по лбу. Но Ёнджи в этом смысле всегда была жутко упертой, так просто не отступится. Поэтому, не получив хотя бы толики внимания, тонкими пальчиками она вцепилась в рукав пиджака парня и стала медленно тянуть в сторону, надеясь, что шариковая ручка не достанет до разлинованного листа, и староста наконец-то взглянет на нее, но тот ловко вырвался из недоплена и чиркнул синей пастой по ладони девушки, виртуозно не задев белоснежную ткань блузки. — Йа! Снова? — недовольно фыркнув, она полезла в недра сумочки в поисках влажных салфеток. — Зато ты теперь отстанешь от меня хотя бы на пару минут, — даже не удостоив собеседницу взглядом, Сехун вернулся к записям. Парень часто прибегал к этому методу, хоть и по-детски, но определенно действовало на гиперактивную Ёнджи. У О была целая методика по «укрощению строптивой», которую никак не могли понять остальные студенты и даже некоторые преподаватели. Ведь неугомонная хохотушка Ёнджи, умолкала только рядом с ним, а это, поверьте, талант. — Между прочим, это умышленное причинение вреда, — буркнула она себе под нос и стала старательно оттирать синюю полосу. Воцарило молчание, сопровождаемое мирным постукиванием капель дождя по крыше библиотеки и немой обидой девушки, хоть этого и не было слышно, но некое послевкусие витало в воздухе. — Глазунья. Девушка не реагировала, только скрестила руки на груди и смотрела в окно, пожалуй единственный объект в этом помещении, который проявлял признаки активности. И, конечно, О Сехун знает, что нахохлилась она сейчас только для виду, уж слишком за эти полгода стали очевидны ее привычки и поведение для него. Но тем лучше, иначе это не была бы Ёнджи. Но спустя ещё один час монотонной писанины парень не выдержал сам и, устало потерев переносицу двумя пальцами, выпустил ручку в свободное путешествие по лакированной поверхности стола. — Пошли домой, все равно не отстанешь же. К своему удивлению О не услышал восторженного визга одногруппницы после заветных слов «Пошли домой» и вообще какой-либо активности. Девушка мирно спала, неудобно расположив голову на столе. Устало улыбнувшись этой картине, парень взглянул на свой рукописный труд в двадцать листов. Реферат был готов, оставалось только написать на титульном листе «Сон Ёнджи» и «Отработка пропуска занятия по дисциплине Гражданское право», который не впервой писать старосте. — И почему эта девчонка не ходит на его семинары? — бубнил он себе под нос, раскладывая книги обратно по полкам. — Я подумала, что ты ушел, — сзади тихо подкралась сонная девушка. Её взгляд все ещё в полудремотном состоянии скользнул по сосредоточенному лицу старосты, который вычитывал названия книг на полках. «Красивый, но не более», — в который раз убеждала себя она, не желая пускать сердце глубже в изучение парня. — Оставить тебя одну да с Гражданским Кодексом? Я не изверг. На его лице появилась редкая улыбка. Её можно было увидеть нечасто, как падающую звезду, и также невозможно запечатлеть на камеру. А самое главное — после нее у девушки оставалось некое внутреннее «я», что хихикало в подсознании над не успевшими поймать это маленькое чудо, словно выиграл гонку и теперь держишь кубок победителя. И нет, Ёнджи определенно не нравится Сехун, но нравится то, с какими чувством она это себе доказывает. На улице было свежо. Дождь закончился и напоминал о себе только мокрым асфальтом и лужами. Тучи ушли, и небо окрасилось пурпурным цветом заката. Ёнджи крепко сжимала в одной руке сумку, а другой неряшливо размахивала балетками, резво проносясь по лужам босыми ногами. Как она объяснила О: ей просто хочется летать, а отражение неба в луже ничуть не хуже реального небосвода. Сехун при этом не знал, что раздражает его больше: шелестящий плащ одногруппницы или босые ноги, которые на выходных прикуют её к постели, но этого хватило, чтобы заставить его снять обувь и поймать девчонку в особо огромной луже, откуда та не выходила уже пару минут. Вязкий холод сводил ступни, но выходить из воды не хотелось уже обоим, правда, парень просто стоял и смотрел, а девушка все также то кружилась, то просто водила пальцами узоры по водной глади. Как будто действительно в этот момент они были на небе, в тысячах метров от земли, и еще совсем чуть-чуть, щепотку, капельку, пару мгновений и произойдет чудо, похожее на вкус мая. Но чудо не происходило. Возможно, где-то все ещё стоит в пробке, но уже явно на подходе. — Ёнджи, — Сехун смотрел, как край солнца скрывается за многоэтажками города, уступая луне. — Что? — Я понятия не имею, зачем ты поступила сюда, но знаешь, — его рука нашла маленькую ладошку одногруппницы, что остановилась, и мягко сжала ее в своей. — Я как идиот радуюсь, что вижу твое лицо каждый день. В какой момент Ёнджи поняла, что Сехун ее целует, она не помнила. Вкус темного шоколада его губ кружил голову, полностью отражая то, что так «не хотела» она узнавать в парне. Вот такой он, О Сехун: слегка сладкий и чересчур горький. Чисто английский аристократизм 20 века, который теперь не был таким уж плохим в глазах девушки. Потому что чудо наконец-то произошло. Внутри взрывались фейерверки и играли фанфары. В миг стало жарко в груди, а холодные ладони подобрались к шее парня, заставляя его вздрогнуть от перемены температуры. Ещё несколько мгновений, и староста последний раз нежно дотрагивается до её губ. — А вообще, я не люблю яичницу, — обнимая девушку, сказал О. Но Ёнджи уже было плевать, ведь яичницу любила она. А гладить стираные рубашки и получать утренние поцелуи в щеку от Сехуна, как оказалось, ей все-таки очень хотелось.