На самом дне

Гет
PG-13
Завершён
436
автор
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
436 Нравится 12 Отзывы 69 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
На самом дне холодно. И пахнет сыростью, гнилостью, мрачностью. На самом дне обшарпанная квартирка в «хрущевке», сквозняк постоянный и стойкое ощущение загнанности в угол, унылый и серый. Наташа лежит на полу, постелив теплый клетчатый плед на деревянное покрытие, и глядит неотрывно на дешевые обои с разводами влажности от протечек, с гвоздями, на которых нет ни часов, ни картин, ни фото. Это ли не то, к чему так стремилась секретный агент – сперва КГБ, потом ЩИТа, а в итоге и вовсе ГИДРЫ? Всю жизнь она гоняется за чем-то по чужим приказам, убеждает себя и всех вокруг, что сама себе хозяйка, порой забывает, зачем ей все это. Ответ на поверхности. Ради чувства «правильности». «Нужности». «Принадлежности к чему-то великому». С балетом не сложилось, так пусть будет шпионаж, спасение мира и… все? Для молодой и красивой женщины. Это – все. За окном промозглый Волгоград. Наташа в окно не смотрит, оно занавешено плотной тканью. Понимает, в общем-то, что нет необходимости во всем этом, что вряд ли ее отследили до самой России, что можно спокойно снять хорошую квартиру в центре и позволить себе полгода просто пожить в свое удовольствие, а потом незаметно вернуться с чужими документами и немного измененной внешностью. - Мне пойдет блонд? - Не могу даже представить. Понимает и все равно упрямо остается в старой крохотной квартире единственного человека, которого может назвать семьей. Которого уже давно нет. Совсем редко выходит на улицу, не открывает дверь на звонки коммунальных служб и соседей, встревоженных неожиданным появлением новой жилички в пустующей уже много лет однушке. Много читает. Тревожно опускает ладонь на рукоятку глока с глушителем каждый раз, когда слышит шаги – кажущиеся тяжелыми, будто кто-то идет в армейских ботинках по хлипкой лестнице старого дома. Порой набирает один-единственный сохраненный номер дешевого, купленного на всякий случай телефона. Номер можно и не сохранять. Цифры врезаны в память. - С тобой все в порядке? - Да, - отталкиваясь ногами от влажной земли. Качели скрипят. От этого звука из детства что-то внутри щемит сладко и одновременно больно. Или это от голоса в телефонной трубке? - А ты?.. - В процессе. С каких пор им не нужно договаривать фразы, чтобы понимать друг друга?.. «Будь мне другом, Наташа». В момент, когда он это говорит, душу собирает в горсть и комкает чья-то холодная рука. Будто бы сам Зимний солдат сжимает ее металлическими пальцами. Наташе нечем дышать. Воздух кажется плотным настолько, что его нельзя втянуть сквозь крепко сжатые зубы, его можно только с силой впихивать в себя и давиться. Она не может быть ему другом. Очень хотела бы, но – нет. Осознание этого приходит не сразу. Не в тот момент, когда он приходит в себя после заморозки, и не тогда, когда он прикрывает ее собой во время битвы на Манхеттене. В какой-то болезненный миг после того, как им приходится работать вместе, и перед тем, как она легко и почти невесомо целует его. Он удивленно приоткрывает губы, едва заметно подается телом навстречу и – Наташе чудится? – отвечает. А потом «это твой первый поцелуй с сорок пятого?» и «как тебе та бухгалтерша?». А потом выкручивающее смятение где-то глубоко в душе и бесконечные попытки задавить, задушить в душе крепнущее чувство. Он – совсем не ее тип. Ей нужен кто-то, с кем можно будет поиграть в эту игру на равных, с кем можно быть сильной и стервозной, кто-то, кто не будет ждать мягкости и доверия. Благородный, честный и прямолинейный, улыбчивый и воспитанный в другой эпохе Стив Роджерс – совсем не ее тип. В груди что-то тянет. Наташа не может перестать думать, от чего это. В этот раз ответ не лежит на поверхности, приходится бередить ноющую рану, снова и снова возвращаться мыслями в прошлое, пытаться найти момент – когда?.. Когда случилось неуловимое «что-то», после которого Капитан Америка перестал быть раздражающе-правильным лидером и символом века? Когда он вдруг начал восхищать, начал вызывать едва ощутимую теплоту на сердце, улыбаться до нехватки воздуха в легких и смотреть на нее так, что на краткий миг верилось – она особенная. Не шпионка, не убийца, не лживая и не купленная специальными службами. Словно видел в ней нечто большее, чем вынужденного союзника. Ответ находится не сразу. Ответ – это всего лишь одиночество. Красивой женщины, шпионки, убийцы, лгущей без дрожи в голосе и годами привыкшей не жить – выживать. Ее и этого до нелепости честного, до неправильности благородного мужчины, который не целовал никого с сорок пятого года. Ответ скрывается в единственном, что их объединяет. В одиночестве. - Ты позвонил той красотке из отдела информационной безопасности? - У меня нет на это времени, знаешь. - Мне же звонишь. Молчание. От долгого лежания на жестком полу болит спина, но Наташа упрямо продолжает лежать и пялиться в стену, стараясь не обращать внимания на звенящую тишину. Пальцы бессознательно гладят сенсорный экран телефона. Который не звонил уже много дней подряд. Который безжалостно сообщает металлическим голосом, что аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Наташе кажется, что голосовые связки ссохлись и больше никогда не смогут издавать звуков. Она молчит с последнего звонка. Она молчит. И не выходит из квартиры. Она перестала вслушиваться в голоса соседей сверху, которые постоянно ругаются, и в бездарную мелодию, каждый день одну и ту же, рождающуюся под пальцами школьницы-пианистки, живущей на одной лестничной площадке с ней. И не напрягается каждый раз, когда домофон издает противный приветственный писк, пропуская очередного гостя в подъезд. Пистолет пылится на столе. Наташа лежит на полу. На прощание она обещает ему залечь глубоко под воду, на самое дно. Она тогда говорит: - Позвони медсестре Шерон. Вместо «будь счастлив с кем-нибудь, Роджерс». - Она хорошая. Вместо «дай мне возможность выбросить тебя из головы, Стив». Она тянется к нему, и когда он подается навстречу, ребра сжимаются вокруг легких до боли, и нечем дышать, и хочется, безумно хочется, просто остаться. Не уходить. Позволить себе подумать «а вдруг?». Наташа Романова привычно вычеркивает из своей жизни очередную слабость. Коротко целует в щеку. Она говорит: - Будь осторожен, Стив. Вместо «я не знаю, что буду чувствовать, если с тобой что-то случится». И надеется, что горечи в ее словах не слышно. Наташа держит слово. Она залегла на такое дно, что глубже уже некуда. Ее найти здесь невозможно, и это на руку, потому что здесь проще убеждать себя, что чувства навязаны долгим одиночеством, и они пройдут, если Стива не будет рядом. Стива рядом нет. Без голоса в телефонной трубке жить страшно и такое ощущение, будто она разваливается на куски. Хочется свернуться на полу и обхватить себя руками, чтобы удержать части тела вместе, чтобы сердце не выпало из груди и не укатилось в угол, продуваемый сквозняком. Наташа не слышит тяжелых шагов армейских ботинок на лестнице. Не хватается за заряженный глок. Она лишь всем телом вздрагивает, когда тишину разрывает протяжный звук дверного звонка. Когда дверь открывается, она несколько секунд не может поверить. Думает: «это сон?». Думает: «пора завязывать со снотворным, без которого уже много лет не получается спать». «Это слишком, Наташа». «Выбрось из головы чертова Роджерса, он тебе уже мерещится». Роджерс стоит, как настоящий, перед ней, смотрит в дуло пистолета и шутливо поднимает руки вверх. Улыбается ей поверх оружия. Такой реальный, что в глазах темнеет и какого-то черта становится намного теплее. - Я почему-то не удивлен, агент Романофф, - его голос мягкий и тихий. Его тон – такой, каким говорили почти сто лет назад. Она опускает пистолет дулом в пол, потому что боится, что трясущиеся пальцы случайно нажмут на курок. - Как ты меня нашел? – после многодневного молчания голос хриплый. Наташа отстраненно думает о том, что так плохо она перед ним выглядит впервые: бледное лицо без следа косметики, тени под глазами, непослушные волосы, собранные в бесформенный хвост. Стивен улыбается. Культовый символ стоит на пороге однокомнатной квартиры в Волгоградской «хрущевке» в обычной одежде и с солнечными очками, висящими на футболке, как будто он только что был в солнечном Нью-Йорке. И улыбается. - Самое дно оказалось недостаточно глубоким для того, кто очень хочет найти. И сердце пропускает удар. Наташа тяжело опирается на косяк и прикрывает глаза. Он почему-то молчит, не просит впустить его внутрь. Делает шаг, становясь чуть ближе к ней, обхватывает тонкое запястье теплыми пальцами, аккуратно забирая из слегка подрагивающей руки оружие. Осторожно опускает широкую ладонь на талию и притягивает Наташу к себе, позволяя ей уткнуться лицом ему в грудь. Она прерывисто вздыхает, пытаясь сдержать непрошенные, слабые слезы и обнимает его руками за шею. От его близости становится спокойно и до странного легко. Даже дышать легче. И она вся вдруг становится целой, стойкой, вовсе не собирающей себя по кускам на полу в пустой квартире. - Я уже начала думать, что с тобой что-то случилось. Голос обвиняющий, и где-то в глубине сознания она даже сердится – заставил ее переживать, как девчонку, ни разу за неделю не позвонив. - Вас найти не так-то просто, агент Романофф. Он смеется, продолжая обнимать ее, и перебирает пальцами прядки рыжих волос. - Ты же собиралась стать блондинкой? - Вы сказали, что мне не пойдет, Капитан, - отвечает, перехватывая напускно-официальный тон. Она впервые искренне улыбается с тех пор, как на нелегальном вертолете пересекла границу США несколько месяцев назад. - Зачем ты… здесь? Он молчит. Слегка отстраняет ее от себя, чтобы посмотреть в глаза. Думает о том, зачем он здесь. Ради единственной женщины, которую он целовал с сорок пятого? Ради женщины, которая настолько сильная, что рядом с ним может быть почти на равных – не физически, внутренне? Которую не сломало ничто из многого, что ей пришлось пережить. - На крыше вертолет. У нас не так много времени до тех пор, пока кто-то заинтересуется. Вместо «я скучал, агент Романофф». Наташа усмехается. Привычно читает между строк. И чувствует, как внутри что-то уступает, поддается перед настойчивостью упрямого чувства. Из квартиры своего опекуна она забирает только пистолет и телефон. Закрывает замок хлипкой двери и выбрасывает ключ в мусоропровод. Даже если она соберется сюда вернуться, вряд ли он ей понадобится. Он галантно берет ее за руку, когда она залезает вслед за ним в шумящий лопастями вертолет. И не отпускает, когда они взлетают.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.