Ты - моя гавань.

"Познай самого себя". Сократ.

      Все перепуталось в голове: и прошлое, и настоящее. Я перестала соображать что-либо. Поэтому очень удивилась, обнаружив перед своими глазами чей-то мокрый, точно мокрый, черный нос. Черный? Нет, кажется, все-таки темно-коричневый. И откуда-то появился розовый язык, который облизал мое лицо. Тут-то я и пришла в себя. Конечно, кто не придет в себя после такого… умывания. Разве что совсем в хлам пьяный, а я вроде трезвая. Вроде – ключевое слово, потому что я ничего не помню. Что я делаю в этой траве? Нет, точнее зарослях чего-то темно-зеленого… крапива? Я что, бомж?!! Нет… кажется. Темно-коричневый нос и розовый язык неожиданно подал голос – тявкнул. Вот и определили «личность неизвестного» - щенок. Заброшенный, как и я. А я что тут делаю?!! Кого бы спросить? Ну, не щенка, конечно. Ладно, надо вставать и определять свое местоположение, а также вспоминать кто я. Последнее очень важно. Отряхнувшись и выпрямившись во весь рост, я обнаружила, что заросли чего-то оказались очень и очень невысокими, но раньше почему-то казались непроходимыми джунглями. Я уже хотела идти, когда кто-то цапнул меня за ногу. Я опустила глаза и, увидев причину моей задержки, фыркнула. Снова щенок. Непонятный, грязный и, наверное, беспородный. Но мой маленький рыцарь, как я окрестила про себя собаку, носом тыкался во что-то коричневое. Этим чем-то оказалась моя сумка. Вот сейчас и узнаю все. Первым попался паспорт на имя Соколовой Марии Александровны двадцати одного года. Это же я! Все в голове завертелось, и я вспомнила. Лучше бы не вспоминала. Уже несколько дней Ник в реанимации, где его жизнь висит на тоненькой ниточке. Тогда, узнав об этом, я впервые в жизни упала в постыдный обморок. Потом вместе с мамой пробивались в больницу, нас почему-то не хотели пускать. Все было, как в тумане. Я сидела в приемной перед реанимацией в каком-то странном состоянии: было такое ощущение нереальности. После страшного испуга и потрясения я впала в какой-то транс. А все, что происходило со мной и вокруг меня, казалось сновидением. В конце-концов меня прогнали оттуда, велев прийти в себя и не сходить с ума. Вчера мне пришлось проводить маму на вокзал – у нее на работе случился какой-то форс-мажор, где без нее никто не мог разобраться. И я осталась одна. Наедине со своим горем. А как я оказалась в кустах, не помню. Хоть убейте, не помню! Может, снова упала в обморок? И синяков нет… Царапин вроде тоже… Да что же это со мной? Ладно, мне пора на работу, ведь я отпросилась только на час. Кстати, надо бы посмотреть на время. Половина второго. А из больницы я вышла двадцать пять минут второго, значит прошло всего-то пять минут? А такое ощущение, что лет как минимум тридцать. Совсем ты, подруга, спятила. Вот уже и сама с собой разговариваешь. Первый признак шизофрении. Или не первый? Да бог с ним, мне на работу надо. Но далеко уйти я не смогла – снова помешали. Все тот же неухоженный, беспородный, вероятно, щенок с темно-коричневым носом и розовым языком. Он жалобно тявкнул, глядя на меня своими печальными карими глазами. Ну, и что мне делать? Ох, за что мне это! Наклонившись, я схватила его и пристроила себе под мышку, подумав про себя, что он вроде и не такой уж и грязный. Так и я явилась на работу: растрепанная и с собакой под мышкой. Прелесть, да? Надеюсь, что мой начальник меня не увидит, а то снова разорется. Он у нас нервный очень. Но мы привыкли. Навстречу мне попался Костя из соседнего отдела. Он вытаращился на меня, словно увидел инопланетян, даже раскрыл рот, но я не дала ему и слова сказать. - Иди-иди, Кость, куда шел. – Может и не очень вежливо, но мне не до него и его вопросов, которые чуть не полезли из него, как тесто из кастрюли. И ловко прошмыгнула мимо него. К тому же мне что-то снова стало нехорошо – затошнило. Что я ела утром? Да вроде ничего, снова забыла позавтракать. Когда была мама, она следила за этим, а теперь некому… Снова заболело сердце. Не думай об этой, не думай! Повторяя эти слова, как мантру, я оказалась в своей кабинете, который делила с Элей. А вот и она! Сидит себе и в ус не дует. -Что-то ты, Машка, бледная очень? – спросила моя подруга и коллега по совместительству. – Ух ты, даже зеленью отливаешь! – восхитилась Эля. -Да иди ты! – сердито буркнула я в ответ. Неожиданно шкурка у меня подмышкой шевельнулась и прыгнула на пол. От неожиданности подруга даже шарахнулась. - Знакомься, мой рыцарь, - представила я своего нового знакомого. - А я думала, что твой рыцарь Ник… - протянула самая знаменитая блондинка в нашем офисе. Еще бы, такая красотка и с мозгами. Ну ладно, я не удержалась и съехидничала. Но Эля и вправду очень умная. Прикиньте, она закончила Гарвард! Когда я услышала от нее про сей замечательный факт, я тут же в лоб и спросила, что она тогда тут делает? Нет, ну разумный вопрос! С таким дипломом в нашем офисе. На что она ответила, что ей здесь нравится. Кому что, как говорится. От мыслей меня отвлек мой ненаглядный желудок: внутри что-то скрутилось, и я поняла, что если сейчас не доберусь до туалета, то… В общем, вы поняли что. Рвало меня долго и мучительно, правда не понятно почему, ведь я же ничего не ела. Я поделилась своими мыслями с Элей, та уверенно начала заверять меня, что я беременна. А когда услышала про обморок и вовсе затрындела об этом не переставая. И невдомек было моей подружке, что при отсутствии определенной стороны в нашей с Ником жизни этого просто не может быть. Представьте, целый год! Уже целый год! Я никогда никому про это не рассказывала. Даже мама не знала, и поэтому все печалилась, что внуков все нет и нет. А я не могла сказать. Никому. Так мне было неловко и стыдно.       А дальше я начала вспоминать утро, когда собиралась на работу. Нет, кажется я сегодня что-то ела. Что-то вроде йогурта. Да, точно! Когда я, потерянная, бродила по пустой квартире в каком-то трансе, в котором пребывала все дни после того, как узнала, что Ник попал в аварию, я наткнулась на баночку йогурта, которую съела на автомате. Руки все делали независимо от головы. За всеми этими мыслями, неспешными и даже вялыми, пролетел рабочий день. С трудом отделавшись от Эли, я наконец-то отправилась домой. Там я занялась отмыванием своего нового соседа по квартире. Щенок оказался мальчиком неизвестной породы, мы с Элей так и не поняли, на кого же он все-таки похож. Беспородный, в общем. Но очень ласковый – на сердце потеплело. Теперь я не одна. Ведь оказавшись без Ника, мне впервые по-настоящему стало страшно. Я поняла, как все в жизни мимолетно. Был Ник – надежный, преданный, терпеливый – и нет его. Выпив снотворное, теперь я стала пить его, я легла спать, чтобы не погружаться в свои тоскливые мысли. Щенок прилег рядом. Я ведь так его и не назвала, последнее что промелькнуло в моем мозге, после чего я уснула. Благодаря лекарству снов не было. Но несмотря на все принятые мною меры, я проснулась. За окном было темно: черные тучи уже несколько дней кружили над городом – приближалась осень. А часы показали половину третьего ночи. Я проснулась резко, словно меня кто-то толкнул. Сразу же в голове завертелись мысли о муже. Пока все-таки не так ужасно, иначе бы меня сразу пустили. Я знала и боялась, что такое может произойти. Снова. Ведь пять лет назад нас с мамой почти сразу пустили в реанимацию. Я, дурочка, обрадовалась, а оказалось, что это было начало конца. Потом мне объяснили, что туда пускают родственников лишь в том случае, когда ясно, что человек умрет. Поэтому я радовалась, что меня не пускают. Для меня это означало надежду. Все будет хорошо. Глупая фраза, но такая… обнадеживающая.       Несколько минут я лежала, не двигаясь, глядя в темный потолок, а потом перевела взгляд на незашторенное окно. Мне казалось, что если я его занавешу, то задохнусь во тьме. Снова вернулись детские страхи. Я чувствовала себя беспомощной. А потом я стала молиться. До 19 августа я никогда особенно не думала о Боге, но вот после – да. Я истово молилась и просила о том, чтобы Ник выжил. Только бы выжил. Вечерами я стояла в церкви и смотрела на иконы: темные, красивые, огромные и не очень и просила: «Господи, дай мне еще один шанс!». После калейдоскопа мыслей стало совсем невмоготу и я встала. Рассвет я встретила, сидя за столом с давно остывшим кофе в руках. Мои глаза бездумно смотрели на светлеющее небо, облака, и я с отчаянием поняла, что больше не могу. Или могу? Человечество не знает границ своему терпению, силе духа. Нет, я выдержу, все будет хорошо, не сломаюсь. Неожиданно мне захотелось заехать в больницу утром, не вечером. Какой-то странный порыв вынудил меня одеться и отправиться на улицу. А там дежурный врач сообщил мне, что состояние Ника улучшилось и что его скоро переведут в обычную палату. И еще одна деталь поразила меня: Ник пришел в сознание сегодня ночью, пусть и не надолго. В половине третьего. Сердце сжалось, и я попросила врача пустить меня к нему. Тот сначала отказал, но я, видимо, так жалобно смотрела на него, что он смилостивился надо мной и разрешил войти, но только на минутку. Ник спал, просто спал, утомленный борьбой не на жизнь, а на смерть. Во сне он был похож на беззащитного мальчишку: длинные ресницы отбрасывали тени на бледные щеки, покрытые многодневной щетиной, волосы растрепанные и слипшиеся от пота. И я неожиданно поняла, что люблю его. Так жестоко, что и ему и мне пришлось пройти через такое испытание, чтобы понять, что он дорог мне. Вздохнув, я вышла за дверь.