Смотри, у этого дяди за спиной крылья! Они такие мощные и красивые, Переливами света играют в вальсе с миром, И я, правда, вижу, что он очень сильный. Сегодня бал на улицах — снежинки кружат весело, Но разве видит он, улыбки яркой песенки? Он глух и слеп в сей вечер, и словно бы потерян, Он жаждет одиночества, не хочет помнить время. Взгляни в глаза ты снова — там мечта погибла. Мечта о том, как спокойно жить: без войны. В мире. Забыть он так желает, но он пленён Судьбой: «Ты будешь Джокер Бога», — звучит, как приговор.
Шумная улица Парижа, не самая богатая, но и не самая бедная. Дамы в платьях с кавалерами во фраках — ночная жизнь города поражала контрастами красок. Всюду доносились разговоры, стук каблучков, цокот копыт, скрип колёс, где-то играла скрипка, а неповторимая атмосфера предвкушения праздника подхватывала сердце, неся его вскачь. Зима выдалась очень тёплой и приветливой, да и по сути — холодных зим тут и не бывает. Город влюблённых. Это правда. То тут, то там шли парочки, счастливо улыбающиеся друг другу, смеялись дети из бедных семей, играющие во что-то, какой-то пухлый торговец цветами улыбался молодому человеку, покупающему букет даме. Всё это было таким знакомым и приятным сердцу, что хотелось улыбаться самому. — Мама, смотри какой дядя! — донёсся до слуха беловолосого юноши в простой одежде голос мальчишки. «Блин, ну сколько можно, перекрашусь нахрен в зеленый», — вяло подумал он, оборачиваясь, и с удивлением заметил, что кричал вовсе не мальчишка, а девушка. Вполне ему знакомая. — Роад, тебе уже 13, а ты всё пальцем показываешь, — красивая женщина мягко опустила руку Камелот. Та улыбнулась. — Триссия, — раздался новый голос, и Аллен увидел, как к ним подошёл Микк. — Шерил ждёт. — Да-да, мы идём, — устало улыбнулась женщина. — Мама, можно я ещё погуляю с дядей Тикки? — заканючила малышка, умоляюще смотря на блондинку. — Ну, только если он не против, — взглянула женщина на португальца, глазами спрашивая разрешения. — Я присмотрю за ней, не беспокойся, — обнадёжил её Ной, забирая Роад. — Ну что ж, хорошо вам провести вечер, — помахала рукой Триссия, и села в карету. Нои повернулись в сторону Уолкера, но тот предпочёл не дожидаться их и просто пошёл дальше. Неприятный осадок поселился в сердце от этой счастливой картины, и он зло пнул камушек, отгоняя бредовые мысли о несправедливости. И в самом деле — полнейшая глупость. Аллен хотел снова затеряться в толпе, даже невзирая на свою примечательную внешность, потому что от внимания он предельно устал. Хуже постоянного внимания может быть оно же, от нескольких человек сразу, но Уолкеру и Линка хватало за глаза. Только он почувствовал, что можно расслабиться, как чья-то настойчивая рука втянула его под мост. Пугаться было уже поздно, да и совершенно не хотелось, так что он недовольно уставился на рискнувшего. — Малыш, ты на меня смотришь, как на тухлую селёдку, — скептически отозвался нарушитель. — Судя по тому, сколько у тебя было смертельных ран, тухлым ты должен был быть уже давно, — не менее скептически ответил Аллен. — Как грубо, — надулся Микк. Как дитё малое, честное слово. — Чего ты хочешь? — недовольно спросил седовласый, отдирая от своего плеча цепкие пальцы Ноя. — А где крики? Угрозы? Оскорбления? Прогуляемся? — нисколько не обидевшись столь грубому обращению, мужчина вышел на свет фонарей, и седовласый последовал за ним, снова засунув руки в карманы плаща. Картина маслом — экзорцист и Ной, не хватает взрывов на заднем плане и кучи трупов. Однако у кого-то там наверху, похоже, не было желания портить такой чудесный вечер. — Ну, пошли. Я не хочу ничего объяснять, Тикки, я просто гуляю. — Сбежал от своего надзирателя? — парня скривило так, как если бы он заглотил килограмм лимонов. Микк рассмеялся. — Пошли в парк? — Я не знаю где он. — Ты живёшь здесь, но не знаешь где парк? — Из Ордена нас никуда не выпускают, только на миссии, но даже там, по кое-чьей милости, у меня нет времени наслаждаться пейзажами. — Это ещё почему? Я всегда успеваю, — удивился мужчина. — Тебе не надо думать о том, скольких успели убить акума, какого уровня они попадутся на этот раз, где спряталась ЧС и через какую жопу логики нам нужно её достать. А обратно мы приезжаем либо вперёд ногами, либо в близком к этому состоянии, — мрачно сказал парень. Настроения не было, как и желания с кем-либо говорить, но мирные беседы с Ноем не напрягали. Возможно потому, что врать ему было бессмысленно. — Неожиданная откровенность. — Чего ты привязался со своими подозрениями? — неожиданно для себя взорвался Уолкер. Раздражение зудело хуже руки под гипсом, который не снимали месяца три. Почесать хочется, но не можется, и это бесит хуже всего на свете. — Я не просил тебя идти со мной, а уж тем более говорить! — Спокойно, ты чего такой нервный? — примирительно выставил руки вперёд Микк. — Мы почти пришли. Аллен обратил внимание на окружающую местность. Гул доносился со стороны и очень слабо, свежий ветерок играл волосами, сдув капюшон, и длинные волосы, которые так и не вернулись к прежней длине после Комуевского зелья (а стричь их было лень) рассыпались по плечам. Тикки протянул ленту, видя мрачное выражение морды-лица экзорциста. Тот нахмурился, держа её двумя пальцами, и силясь вспомнить, как завязывал хвост Канда. Да, пару раз он удостоился этой чести на недельной миссии в Макао. Микк вздохнул и забрал её, внезапно оказываясь за спиной Уолкера, и мягко собирая волосы в хвост. Тот даже не вздрогнул, давая Ною полную свободу действий, чем тот не преминул воспользоваться. Длинные тонкие пальцы умело и ненавязчиво копались в седой шевелюре, массируя голову, и укладывая волосы на свой лад так, чтобы они лежали свободно и то же время аккуратно. Разомлевший экзорцист вяло подумал о синдроме Марфана, но с глазами у Ноя всё было в порядке, так что бредовая мысль так же вяло вылетела из головы. И тут Уолкер неожиданно почувствовал, что куда-то проваливается. Впрочем, захватывающее чувство падения длилось недолго. Спохватившись, он понял, что оказался на кровати, и более того, лежит на гостеприимной груди Микка. Тот обнял его как любимую игрушку, не смущаясь того, что парень лежит меж его разведённых ног, а вот сам Аллен стремительно покраснел. В который раз. — А у тебя уши красные, — обрадовал его Микк. — А ты бесстыжая сволочь, — честно поделился с ним Уолкер, не спеша, в принципе, выбираться. Мёрзли ноги. Парень нахмурился. — Ты снова не собираешься вопить? Ауч! — ему в лоб прилетел щелбан, и пока португалец тёр неожиданно пострадавшее место, которое сущность Ноя не спешила залечивать, явно злорадствуя над хозяином, юноша успел подцепить Клоуном плед со стула, и сейчас довольно заворчал, удобно устраиваясь под ним на груди мужчины. — Так тебе и надо. — Малыш, ты что спать собрался? — удивился Тикки. — И тебе советую, — буркнул ворох пледа с седой макушкой. Микк фыркнул, укладываясь на бок, и при этом не отпуская мальчишку, за что получил тычок в рёбра за прищемленный локтем хвост. Горячий поцелуй выступил в качестве извинения, которое быстро было принято, потому что седовласого и правда клонило в сон, да и обижаться долго он был не намерен. — Спокойной ночи, Тикки. — Спокойной ночи, Аллен.***
Просто были дни, когда Уолкер не хотел никого видеть, не хотел помнить о том, кто он, и что происходит сейчас. Не хотел знать сколько погибло экзорцистов и искателей, не хотел замечать обеспокоенно-настороженных взглядов семьи, не хотел улыбаться на все вопросы Линка о том, где его опять черти носят, не хотел надеяться услышать шорох крыльев Тимкантпи и голос Неа в голове, не хотел чувствовать призрака Маны позади себя. Ничего не хотел. Тогда он уходил гулять по шумным улицам Парижа, надевая тёмную неприметную одежду с капюшоном, опуская взгляд на каменную кладку улочек и мостовой, предпочитая не думать ни о чём, и просто идти. Он мог часами блуждать, ни разу не зайдя в тупик, потому что Ной внутри подсказывал ему верный путь, а ЧС избавлялась от встретившихся акум, не тревожа хозяина. И в такие вечера Тикки всегда находил его так же случайно, и уводил куда-то, поддерживая перед Ватиканом игру. И Аллену становилось очень спокойно, когда спину грела широкая грудь любимого, а руки защищали от всего на свете, прижимая ближе к себе. Да, иногда он хотел одиночества, но чтобы потом ночью обязательно заснуть вдвоём.