Билет в один конец

      Пушистый ласковый снег падал с неба покрывая мерзкий черный город белой простыней. Снежинки кружились в танце спуская вниз, ненароком попадая в глаза прохожих, которые лишь отмахивались от них, но белые пушинки уже успевали растаять. Серая масса прохожих шла в одном направлении, сталкиваясь, расходилась в разные стороны. Улицы были заполнены людьми, все они спешили домой, кто-то в редких случаясь все еще доделывал дела и идущий снег бесил абсолютно всех, даже маленьких ребятишек, которые, замерзнув, хотели поскорее оказаться дома.       Он шел медленно, толпа словно обтекала его, позволяя свободно идти никого не задевая. Снежинки падали на него, а он лишь жмурился от ласковых прикосновений мягких хлопушек. На плече рюкзак, там лишь самое необходимое и парочка мелочей без которых жизнь уже не жизнь. Волосы, некогда горевшие словно огонь, ржавыми сосульками висели на голове, слипшаяся челка неприятно лезла в карамельные глаза, но убирать ее не было никакого желания. Из одежды только кроссовки, джинсы на голое тело, футболка, сверху весенняя курточка, тонкая, но в ней было слишком тепло, настолько, что с непривычки он даже не застегнул ее. На губах едва видимая улыбка, а в уголках глаз собирались капельки, растаяв, снежинки прекрасно имитировали слезы.       За углом одной из многоэтажек этого серого города было нужное ему здание. Вокзал величественно возвышался среди небольшой площади на которой кроме скамеек и фонтана ничего не было. Красный загорелся, как только он подошел к "зебре", будто кто-то хотел сказать, остановись, возвращайся обратно. Потреся головой, прогнал столь глупые мысли. Зеленый. Умудрившись упасть в последние секунды на переходе, быстро подобрал сумку преодолевая последний метр, опять упал, как раз уже на тротуаре, на этот раз чуть не разбив нос при приземление. Выдохнул. Пар изо рта, словно дым, поднялся выше исчезая. Легкая полу улыбка на устах. Никого не волновало, почему он упал, почему не поднимается, может ему больно? Так правильно.       Еще час назад он был в церкви, молился, прося о немногом, но таком важном для него. Хотел, жутко хотел, чтобы его молитву услышали. Пожертвовав небольшую сумму, просто не было больше, со спокойной совестью ушел, последний раз взглянув на храм. Прикрыв синяки на запястьях курткой, пошел дальше, все смотря на храм. У него была мечта и он ни за что не позволит топтать ее ногами. Это правило, заповедь, принятая несколько лет назад действовала до сих пор, только… мир, окружавший его думал по-другому. Какой-то прохожий толкнул, задевая плечом, едва слышно хмыкнув. Рыжик умудрился приземлившись выронил телефон, тот почувствовав вкус свободы выскочил на проезжую часть, будто желая покончить с собой, что так удачно получилось. Ближайшая машина раздавила пластиковую коробочку, сетка, словно небольшая паутинка, появилась на экране. Прикусив губу рыжик опустил глаза, в принципе, эта безделушка ему больше не понадобиться. Не забирая с проезжей части ошметки своего телефона, поднялся, лишь грустно проводив место суицида взглядом.       Зайдя в теплое здание вокзала вздрогнул от резкой смены температуры. Холодные, словно у трупа, пальцы коснулись горячей, просто обжигающей батареи, отдернув ладони дыхнул на них разогревая. Подойдя к кассе, у которой к его счастью, не было ни единой души, спросил:       - Когда ближайшая электричка?       - Смотря куда.       - Не важно,- посмотрев на монитор компьютера произнесли:       - Ближайшая только в шесть утра, будите ждать? - часы показывали только девять вечера. Устало выдохнув, кивнул, а ведь он так надеялся поскорей уехать. - Вам до какой?       - Седьмая станция по счету,- на него посмотрели удивленно приподняв бровь, в ответ растерянная улыбка.       - Держите билет, с вас пятисот сорок восемь рублей.       - Держите, спасибо,- забрав билет трясущимися от холода руками, пошел искать ближайший автомат с напитками. Его жутко морозило, только сейчас начало приходить понимание, что не стоило зимой ходить в легкой курточке, так еще расстёгнутым. Держа в руках дешёвый стаканчик горячего разведенного кофе отпивал спасительную жидкость от холода. Время текло медленно, тягуче растягиваясь в вечность. Найдя укромное местечко прикрыл глаза, удобно устроившись на одной из лавочек. Сон так быстро забрал в свои владения, что он просто не успел что-либо предпринять. Проснуться от того, что на тебя что-то налетело, было не так удивительно, как увидеть у себя на животе небольшую таксу, та весело виляя хвостиком начала облизывать его вызывая смех. Взяв в руки это чудо улыбнулся, к нему подошел альфа, извинившись за свое неугомонное животное. Забрав малыша с собой ушел.       Посмотрев на часы, зевнул, до электричке оставалось меньше получасу. Пойдя в туалет умылся, приведя свои волосы в хоть какой-то порядок, они волной легли на плечи, не доставая до груди, собрав их в небольшой хвостик, вышел. Выпив бодрящий напиток, отдаленно напоминающий кофе, потянулся. Пробуждение всегда было для него тяжелым. Время, будто насмехаясь, не шло быстрей, будто говорило, запоминай и больше не возвращайся. А он и рад. Пять утра, на вокзале людей можно было посчитать по пальцам. Протерев глаза пальцами, зевнул, было страшно уезжать, но… назад хотелось еще меньше чем вперед. Собрав всю волю в кулак, пошел на перрон, оставалось меньше пяти минут. Было холодно, снег покрыл все, но теперь его так тщательно убирали, стараясь не оставлять и мелкого сугробика. Имитируя паровоз, улыбался, смотря на выдыхаемые клубы пара.       Электричка приехала точно по расписанию, так удивительно точно, до противного точно. Лучше бы раньше или задержалась бы на пару минут, можно было бы передумать. Зайдя в ближайшей же вагон, присел на деревянную скамейку, пристроив рядом свой портфель, в помещении никого не было. Устроившись возле окна, так что вся остальная часть просматривалась, положил ноги на соседнюю скамейку. Идеально. По радио играла спокойная мелодия, свет отключили, мол, рано, утром он вам не нужен. И правда, не нужен, смотря изо окна он мог рассмотреть абсолютно все что там творилось. Поля, усыпанные снегом, холмы, деревья – все блестело и сверкало в лунных лучах. Небо было кристально чистым, что можно было разглядеть любую звездочку.       На второй по счету остановке в вагон зашел кто-то. Открыв сонные глаза, посмотрел на спину незнакомца, тот сел, сразу же уставившись в окно. Он казался странным, отчужденным. Единственное слово приходящие в рыжею голову стало: "чистота"- так он охарактеризовал его. Кожа – мел, волосы – снег, синие джинсы, куртка, теплая и тоже белая, на ногах сапоги. Такой странный, такой же, наверно, как и он сам. Смотря на альфу, придумывал ему историю, которая явно принадлежала не ему, а какому-то другому, наверное, такому же "чистому", как и он, а может и нет. За окном по-прежнему было темно, в вагоне тоже, лишь свет мелькающих фонарей. Встав, подошел к незнакомцу. Тот сидел смотря лишь в окно, совершенно не обращая на подошедшего омегу никого внимания.       - Можно? - на него даже не обратили внимание. - Можно присесть? - оторвавшись от окна на него посмотрели два ядовито желтых глаза, окутанных в черный омут. Словно золото, тонущее в дегте или нефти. Удивившись, но совершенно не испугавшись такому удивительному контрасту чистого, невинного и демонически черному, улыбнулся, искренни, словно открывшийся после дождя цветок. Уже не злые, а удивленные глаза смотрели на это чудо, нагло вторгающееся в личное пространство альбиноса, вагон то пуст.       - Садись,- безразличный ответ, хрипловатый, с легкими нотками металла. Присев, невольно прижался к альфе, положив голову на плечо незнакомцу. На это действие не было никакой реакции.       - Меня Ичиго Куросаки зовут. А тебя? - в ответ тишина. Посмотрев, прижался, пытаясь согреться. В вагоне было прохладно, терпимо, но все равно мерзко. А вдвоем теплее. Омега думал, что в тот миг, когда заглянул в глаза незнакомца увидел там кроме гнева еще боль и отчаянье. Такое холодное, сжирающее заживо. Хотелось его тоже отогреть и согреться самому, но рядом с ним, Ичиго замерзал еще больше, чем, когда сидел один.       - Ты дрожишь,- не вопрос, констатация факта.       - Да, прохладно,- прикрыв глаза, прижался чуть крепче. Мягко отстранив омегу, незнакомец снял свою куртку плотно закутав его. Куртка была большая, поэтому закутавшись по нос, Ичиго обнял руку незнакомца, развернувшись полубаком положил голову на его плечо. - Тепло. А ты не замерзнешь?       - Свитер теплый.       - И тоже белый, наверное, и такой же чистый и нежный, как ты.       - С чего ты взял, что я нежный?       - Свитер добрым не может быть, может быть только нежным,- проговорил, вдыхая сладкий запах альфы.       - Ты прав. Но я не добрый и не нежный и уж навряд ли "чистый".       - Тогда зачем поделился своим теплом?       - Я джентльмен.       - И лгун, у тебя сердце ритм сбивает, когда лжешь, я это слышу.       - Тогда тебе будет очень сложно солгать.       - Сложно,- согласился омега. Электричка остановилась, лампы в вагонах зажглись. - Остановка,- люди на пироне копошились, как муравейчики. От такого сравнения улыбка сама лезла на лицо. Электричка тронулась, слегка вздрогнув, лампы еще минут пять горели, потухнув. Все опять погрузилось во мрак, пополнения у них не произошло, основная масса расселась в других местах. Выехали за город, опять поля и сопки, очень красиво. Елки словно в платьицах, принарядились, а на редких шишках сосульки.       - Хичиго Широсаки, мое имя лисенок.       - Лисенок? - удивленно спрашивает Ичиго.       - Лисенок, рыженький такой,- потрепав по мягким волосам, привел их в хаус. От такого теплого жеста, будто родительского, светлого, без единого намека на что-то, хотелось плакать. Слезы непроизвольно стали подкатывать к глазам, а маленькие капельки побежали по щекам. Плотина, твердая стена из стали вдруг треснула, боль, скрытая за семью печатями начала постепенно выбираться наружу, так быстро, что он даже не заметил, как стал обнимать альбиноса поперек груди тихо всхлипывая, совсем неслышно. Хичиго легонько гладил его по голове смотря в окно. Музыка перестала играть, погружая их в тишину. Стук колес о рельсы, мерцающей свет фонарей. Ичиго, чуть успокоившись, прижимался к теплой груди, его опять морозило. Слез уже не было, лишь иногда всхлипывал. - Тебе бы горячего что-нибудь выпить.       - Не хочу.       - Как знаешь,- звуки смешивались в легкий круговорот, от них тошнило. Хотелось выбраться из теплых объятий, показать, что с ним все в порядке, что он сильный и со всем справиться, вот только слова застряли в горле. Слушая чужое сердцебиение, опирался руками о сильную грудь. Впервые за долгое время пришло шаткое спокойствие, тихое, почти незаметное. Хичиго взял одну из его рук за запястье, убрав мешающий для обзора кусок куртки. - Скажешь откуда? - едва касаясь подушечкой большого пальца нежной кожи, где кляксами расплывались синяки.       - Скажу, если скажешь куда ты едешь и зачем.       - Тебе то зачем это?       - Наверно просто интересно, почему у тебя такие печальные глаза. А тебе зачем?       - Хочу узнать, кто мог обидеть такую пушинку как ты.       - Пушинку? - повторил, улыбнувшись, прикрыл глаза, чуть смеясь.       - Да, пушинку,- проведя большим пальцем по щеке, провел по еще влажной коже. Ладонь оказалась горячей, слишком, слишком горячей, она обжигала щеку. Это было удивительно, ведь в глазах четко была видна снежная пустыня.       - Хорошо, расскажу,- потеревшись щекой о теплую руку, словно кот, положил свою ладонь на чужую, не давая убрать ее.       - Еду домой, там меня ждет невеста… уже бывшая. Сегодня с утра позвонил ей, а там на заднем фоне какая-то тварь нагло ее трахала, заставляя стонать в трубку. Вот так,- выдохнув, продолжил поглаживать уже сухую кожу щеки, нежную и мягкую после слез.       - Ты ее любил?       - Любил, больше жизни любил. Уехал всего на неделю, а тут…. Мне ведь ребята говорили не раз, что он шляется по клубам, каждый раз цепляя кого-то. А я не верил им, верил ему, даже предложение сделал, чтобы опровергнуть все их подозрения и доказать, что он может быть верной женой. Какой я идиот,- хмыкнув, отвернулся к окну. Но Ичиго увидел всеми силами сдерживаемые слезы. Обняв его за талию, омега уткнулся носом ему в шею, дуя на ушко. Волосы едва колыхались от легкого движения воздуха.       - У меня история нечем не примечательная. Папа у меня пьющий, мама давно покончила с собой, суицид, наглоталась таблеток и разрезала себе вены, мне было тогда пятнадцать, старший брат вернувшись с войны больше никогда не улыбался и тоже вскоре запил. Как только закончил школу сразу же пошел в институт, город большой, красивый, блестит, мерцает,- он говорил как-то мечтательно, будто описывал свою мечту, но потом его лицо изменилось и стало грустным, будто вернулся с небес на землю. - Все по началу было хорошо, а потом меня снова окунули в реальность, так резко, что я даже не понял сначала. Оказывается, любовь измеряется в деньгах и граммах. Это оказалось таким открытием, что стало тошно. В тот вечер меня еле как уговорили пойти в клуб мои соседки по комнате, все старше меня на год два, а я дурак согласился. Там познакомился с парнем с нашего же института. Знаешь, он так красиво говорил, осыпал комплиментами, даже сказал, что влюбился с первого взгляда. Потом кто-то предложил мне пройти обряд "посвящения" во взрослую жизнь, я тогда не понимал, что это. Приехав к нему на квартиру, мы продолжили пить, у него было в гостях много всяких разных альф, из никого я не знал никого. Мои соседи сразу же полезли к ним целоваться, а те не против. А потом этот, с которым я познакомился предложил уединиться, я ему отказал. После этого его будто подменили. Затащил к себе в комнату, стал срывать одежду, точно не помню, ударил его чем-то по голове сразу отползая в угол. Удалось его вырубить, он был слишком пьян, ведь на ногах уже не крепко держался, поэтому было просто. Даже смешно, когда я более-менее пришел в себя, полез к нему в шкаф, моя одежда была вся разорвана. Успел одеть какую-то кофту с длинными рукавами, она была ниже бедер, на мое счастье. Хотел еще штаны взять, только кто-то постучался, взяв свой телефон и бумажник вылетел из комнаты чуть не сбив такого же пьяного альфу. Быстро выбежал в прихожую, хотел обуться и куртку взять, как тот закричал, что я сбегаю, и вся толпа, что там была сразу ринулась ко мне. Вот так я и лишился теплой курточки и обуви, выбежал прям так, на остановке к моему счастью стоял автобус, я в него, выпил совершенно немного, поэтому бежал быстро. Не знаю, погнались они за мной или нет, автобус уехал раньше, чем кто-нибудь успел добежать до него. Только тогда я смог более-менее расслабиться. Этот автобус как раз проезжал мимо моего общежития, до него было далеко, но все же дошел, ноги замерзли жутко. Охранник увидев меня пропустил и без документов, лишь грустно проводив взглядом. На утро отмывшись собрал вещи, забрав документы сел на первую же электричку, вот так вот и оказался здесь,- грустная полуулыбка. Зачем-то рассказал все, ведь не просили. Но умолчав об одной мелочи. В ту ночь глаза у него от слез не просыхали.       - И ты по-прежнему такой наивный, ведь совершенно не испытываешь ненависти к ним. Это по твоим глазам видно.       - А ты к своей невесте испытываешь ненависть?       - Возможно. В основном только тоску и жалость, больше ничего.       - А я больше ничего кроме тоски и жалости,- наступила неловкая пауза. Каждый думал о своем и в тоже время ни о чем. Наконец, Ичиго мог почувствовать хоть чье-то тепло, ласковое, окутывающее с головой. Ему всегда этого не хватало. - Все же ты теплый.       - Только ты не согреваешься,- Ичиго улыбнулся, чуть сощурив глаза.       - А ты согрей,- нагло, насмешливо, с едва ощущаемой надеждой. А он захотел согреть, по-настоящему, так, как никто не пробовал, чувствами, смешанными, горячими, о которых Ичиго даже не подозревал. Его губы оказались горькими, будто альфа только что ел горький шоколад, самый горький на памяти омеги. Они властно сминали его собственные, горячая рука на щеке быстро переметнулась на затылок чуть сжимая цвета огня волосы. Ощущения спутаны, его еще никто так не целовал, пылко, но нежно, не стараясь получить, хотя отдать излишки своего тепла, забрав в замен холод. Обмен. Не дожидаясь ответа Хичиго обнял омегу поперек талии посадив себе на колени дрожащего лисенка. Приоткрыв губы, рыжеволосый прикрыл глаза, дожидаясь продолжения, и оно последовало. Проникнув в горячую глубину рта, альбинос поглаживал дрожащие плечи. Осторожно поглаживая чужой язык попытался вовлечь его в танец, но нет, это его нагло заставили двигаться, так, как хотел другой, не он. Сжав плечи альфы, омега хотел получить тепло, хотел согреться, заставляя делать так, как хочет он. Наглости было не занимать обоим. Резким рывком притянув рыжика к себе, что сантиметра между телами не оставалось, прикусил нижнюю губы, заставляя покориться, не словами говоря о доверии, желая растопить холод, что собрался в хрупком продрогшем сердце. Зачем? Не важно. ***       Солнечные лучи поднимались над горизонтом, освещая уже проснувшийся город. Выйдя из вагона Ичиго посмотрел на сидящего Широсаки, он смотрел на него с грустью, мягко улыбнувшись, помахал рукой, развернувшись ушел, стараясь не оборачиваться. Идя по пирону к вокзалу, думал о случившимся. Думал, что такого не должно было произойти. Было стыдно, жутко стыдно. Он умудрился переспать с человеком в электрички, которого встретил первый раз в своей жизни. Пускай они и были чем-то похожи, но эта ночь до сих пор казалась сном. Ведь он хотел по-другому, но хоть он корил себя, не жалел, может потому что так должно было случиться? Почувствовав знакомую тяжесть чужой куртки удивленно поднял глаза.       - На улице холодно, а у тебя весенняя курточка. Небось опять замерз.       - Но тебя же невеста ждет, ты должен ехать,- посмотрев на стоящую электричку, поднял слегка растерянный и испуганный взгляд.       - Он может вполне подождать,- взяв его личико за подбородок двумя пальцами приподнял, легонько касаясь знакомых губ. Ноги вмиг стали ватными, щеки запылали красным. Совершенно растеряно смотря на альфу, едва ощутимо ответил на легкое прикосновение. Отстранившись, Хичиго облизнулся беря рюкзак своего лисенка. - Ведь он меня не дождался,- взяв хрупкую ладошку омеги пошел вперед вместе с ним под грохот отбывающей электрички.       Храм, он туда ходит молиться о родных, о простой любви без дворцов, без коней и принцев, без колец, карет, без соплей и принципов, лишь чтобы кто-то пришел и залечил его раны.       У тебя есть мечта, она крепка, как камень, ты не позволишь никому ее топтать ногами.