"По телевизору показывают смерть."

По телевизору показывают смерть. По телевизору показывают катастрофы и наводнения, убийства, смерти, горе, слезы. А у нас, у каждого – своя личная трагедия, хотя мы и живем, как прежде. Мы все похожи на Филифьонку из рассказа Туве Янссон, мы переживаем жуткие катаклизмы и ураганы, которые разносят наши души в клочья, и продолжаем жить, продолжаем заниматься повседневными делами, обычными вещами. И в этом заключается наш закостенелый эгоизм. По телевизору плачут вдовы, но я не знал их мужей, и, если быть предельно честным, мне не понять их горя, оно настолько же далеко от меня, как темная планета Плутон, мне плевать на их слезы. Но я готов отдать им все мои вещи – все до одной. Не потому, что мне жалко этих людей, а потому, что и на вещи мне наплевать. Я готов выбросить все, что не касается моей личной катастрофы. Мой эгоизм – в судорожных выдохах сквозь зубы, через которые я не слышу взрывов на телеэкране, в отсветах телевизора на чужой коже, в отчаянных движениях, касаниях и словах, которые прожигают мою душу насквозь, которые пробиваются к моему сердцу, в отличие от чьей-то боли и страха. По телевизору – запланированный конец света, а я тянусь, судорожно тянусь, чтоб коснуться чужого лица, волос, губ. Даже если всадники апокалипсиса будут стучаться в нашу дверь – я не пойду открывать, и его не пущу к двери. Все случится в свое время и от нас в этом мире мало что зависит. Я не Достоевский, чтоб жалеть всех, я не могу переживать чужие трагедии, потому что у меня есть свои. По телевизору показывают смерть, а я жив, и тот, кто пока что ближе всех – тоже жив, и отблески экрана делают его лицо нечеловеческим, жутким, неестественным, оставляют на нем печать чужих катастроф. Мне остается только протянуть руку и провести ладонью по его лицу, чтоб стереть с него чужую смерть, пришедшую из телевизора. А его пальцы, пробираясь под футболку, накрывая тот участок кожи, под которым где-то там бьется сердце, вытягивают из меня осколки моей катастрофы, обломки фарфоровых статуэток, ошметки сомнений. Телевизору не вселить в нас страх, мы не смотрим на экран, глядя друг-другу в глаза. В его глазах нет чужой смерти, а в моих – не осталось больше моей катастрофы.