Одиночество

Небо было серым и непроницаемым, слегка покрытым потным слоем морщин, точь-в-точь как лицо отца, который сидел напротив Леви, прожигая взглядом тарелку, в которой было размазано вчерашнее рагу. Мама, только что шуршавшая пакетами в спальне, вышла в коридор, махнув мальчишке рукой. Пора выходить. — Мы идем на прогулку, ты же будешь дома до нашего возвращения? — спросила мама у папы, пока Леви, стараясь скрыть недовольство по поводу происходящего, застегивал молнию на своем новом пальто. Руки парнишки то и дело подрагивали от острых мурашек, стадом бешеных быков бежавших по коже. — Конечно, — звучным басом отозвался отец, после чего Микаса, младшая сестра Леви, выбежала из своей комнаты, растрепанная и взволнованная. Ее щеки покрывал густой слой новоиспеченного румянца, глаза буравили собственные ботинки. Парнишка кивнул сестре в знак приветствия, она качнула головой в ответ. Маленький дружеский жест. И почему-то Леви от этого сделалось легче. Мать Леви любила вечерние прогулки. Энтузиазм, дававший начало всем этим идеям, появлялся неожиданно; особенно в то время, когда парень приступал к своему домашнему заданию. И это всё же это было странно: прогуливаться она заставляла только его и Микасу, реже — отца, так как он мог грубо ответить, и мама обычно от него отставала, потому что не смела ему перечить. Да и никому в семье не разрешалось грубить папе. Такой вот негласный закон, появившийся в тот момент, когда Микаса, раздосадованная из-за собственных проблем, накричала на отца, за что получила целый перечень аргументов, почему в следующий раз ей нельзя было поступать таким образом. Двор был пустым и старым. Не потому, что он действительно был стар, нет, площадка была недавно покрашена рабочими в мокрых от пота комбинензонах. Просто выглядел затрепанным и слегка ветхим, несмотря на новый цвет скрипучих качель, которые теперь отливали синевой дождевого неба. По левую руку тянулся красный железный забор, отгородивший футбольное поле (если его вообще можно было так назвать) от детской площадки. Несмотря на резную преграду, черно-белые мячи всё равно умудрялись крикливой чайкой клевать маленьких детишек, звонко ударяясь об их головы. — Давно я не каталась, — произнесла Микаса, плюхнувшись на сломанные качели, — на те, у которых еще была спинка. — Вот так. Беззаботно, не обращая внимание ни на что. — Ее короткие черные волосы рассекали вечернее небо. Когда качели поднимались слишком высоко, они стукались железными поручнями о крепление, на котором, собственно, и держались, и по двору мертвой дымкой распространялся скрипучий звук, заставлявший людей закрывать уши ладонями. Мать ушла в магазин, оставив Леви наедине с сестрой — с человеком, который на протяжении стольких лет раздражал его своим присутствием. Он и Микаса, собственно, никогда и не были близки - близки настолько, что могли бы доверить друг другу страшные тайны, мокрые секреты и другую ерунду, которую скрывают от других депрессивные подростки. Она раздражала его, он — её, и все было нормально, потому что Леви не мешала Микаса, а Микасе — Леви, и они могли вздохнуть спокойно хотя бы сегодня. — Что в школе нового, а, Леви? — спросила девушка. Она нервно теребила край шарфа, медленно раскачиваясь на качелях. — Вот у нас, например, сегодня на литературе Эрен и Жан затеяли драку. Еле разняли, — сестра засмеялась. Парнишке же это показалось нелепым. Нелепый смех. Нелепый разговор. Нелепые попытки. — Здорово, — произнес Леви, отталкиваясь от земли; конечно, без спинки кататься опасно — так недалеко и голову разбить, но другого способа у него развлечь себя и не было. И других качелей — тоже. — У нас ничего особенного-то и не произошло, — слукавил он, опустив момент серьезного разговора классного руководителя с двумя хулиганами, что было сейчас неважно. Девушка пожала плечами, мимолетно подняв глаза на брата. У Микасы глаза глубокие, темные и слегка пустые, словно где-то внутри уже побывали боль и разочарование, оставившие свой след. Губы тонкие, чуть-чуть помятые от неловких поцелуев с ее парнем, который, бывало, приходил к ним домой, чтобы пригласить девушку на прогулку. Слова, засевшие у сестры в голове, цепкие и больно обидные, особенно в порывы ее гнева. Например, в моменты ссор с братом, что, к сожалению, бывали слишком часто. И Леви это нравилось. Нравилось молча наблюдать за мягкими и грациозными движениями сестры, слушать ее серебряный, слегка бархатистый и холодный голос. И он ничуть не преувеличивал, хотя был не прочь упрекнуть Микасу в её ошибках и неудачах. Но только не сегодня. — Странно, что мы не выходили погулять вот так, — произнесла Микаса, закусив нижнюю губу, и махнула рукой. Качели взмыли в голубую высь, оставив после себя лишь легкий скрип и горькое послевкусие. Девушка выпрямилась. — Вместе с тобой, — секундой позже добавила она. — У меня выпускной класс, почему гулять часто не получается. — Микаса расстроенно вздохнула. Ирвин, друг Леви, тоже считал, что проводить весь день дома, бесконечно сидя за учебниками, — плохо. И не только для здоровья. Микаса пожала плечами, порылась в карманах своего нового пальто кремового цвета, достав телефон. Она сузила глаза, на что-то долго кликая, и, мимолетно взглянув на брата, включила музыку. Первые звуки песни были тягучими и мягкими, несколько сладкими и приторными, но чем дальше — тем лучше. Приятная мелодия тут же засела в голове, цепляясь тонкими нитями за несуществующие поручни в черепной коробке. — Ну как? — спросила Микаса, явно раскрепостившись. Её глаза были широко раскрыты от смеси удивления и радости, рот застыл в широкой улыбке. — Здорово, — шепнул Леви, оттолкнувшись от земли сильнее. В тот момент, когда Микаса говорила о Эрене (своем парне); когда тело Леви Аккермана наслаждалось каждым холодным дуновением ветра, изредка проникавшим под пальто; когда брат и сестра смеялись от несмешных шуток, размещенных в интернете, которые тогда казались очень юморными; когда вечернее небо перестало давить свинцовым прессом на людей, парнишка почувствовал себя бесконечным. Отрываясь от земли, шаг за шагом, чувствовалась та жизнь, что кипела в нём всё это время. Бесконечная чернота неба, яркое пламя звёзд, серебряный смех сестры и песни из телефона — все эти вещи считались жизнью, которую так не хватало мальчишке. В тот день Леви стало легче от скопившихся трудностей, когда ему все-таки удалось забыться на летящих качелях. И тогда брат и сестра наконец-то разрушили одиночество между собой. Которого теперь так и не хватает...